Градовский А. Д. Начала русского государственного права. Тома I-III. - С.-Петербург, типография М. Стасюлевича, 1875 г. (том I), 1876 г. (том II), 1883 г. (том III)
Градовский А. Д.
Начала русского государственного права. Тома I-III
С.-Петербург, типография М. Стасюлевича, 1875 г. (том I), 1876 г. (том II), 1883 г. (том III)
Том I. О государственном устройстве
Предисловие
Курс русского государственного права, первый том которого появляется теперь в печати, составляет часть моего курса, преподаваемого в С.-Петербургском университете. Независимо от начал нашего положительного права, я излагаю гг. студентам университета курс теории государства и государственного права важнейших европейских держав. Этот отдел появится в печати после издания настоящего труда.
Многие соображения побудили меня начать с издания русского государственного права. Из них достаточно назвать одну: меньшее, сравнительно, количество литературных пособий по этому предмету. Неоконченный курс проф. Андреевского уже вышел, кажется, из продажи; "Пособие" проф. Романовича-Славатинского не доведено еще до конца.
Относительно самого плана издания, я считаю необходимым представить некоторые объяснения. В разделении предмета я держался общепринятого в германской ученой литературе деления на учение о государственном устройстве и органах управления. Образцами для меня служили известные труды Ронне, Шульце, Гротефенда и других. Конечно, я позволял себе и некоторые отступления, достаточно ясные для того, кто прочтет мой курс. Главнейшая особенность первого тома состоит в том развитии и месте, какое я дал учению о законе. Причина этого отступления заключается в том, что, по моему убеждению, формальная теория юридических норм, в их взаимных отношениях, должна предшествовать рассмотрению содержания отдельных учреждений государственного права. Учением о законе, сколько мне кажется, определяется существо неограниченной монархии, как юридической формы государства.
Затем, останавливаясь, главным образом, на догматическом изложении учреждений положительного права, я не обходил и теоретических начал, насколько они были нужны для освещения и группировки положительного материала. Еще менее считал я себя вправе обходить вопрос об историческом развитии наших учреждений, так как историческими данными объясняется истинный смысл действующего права.
Издавая этот первый том моего курса, я считаю долгом заявить, что составление его было в значительной степени облегчено появлением трудов, уяснивших ход нашей внутренней истории. Таковы капитальные труды В.И. Сергеевича (Князь и Вече), А.В. Романовича-Славатинского (Дворянство в России), г. Знаменского (Приходское духовенство в России), Д.В. Поленова (Екатерининская комиссия для составления нового уложения), г. Скребицкого (Крестьянское дело в царствование Императора Александра II), И. Д. Беляева (Крестьяне на Руси), и друг.
Конечно, и при этих богатых пособиях и при множестве изданного материала, "Курс" мой наверное представляет значительные недостатки. В интересе дела, я ожидаю указаний на эти несовершенства, чтобы иметь возможность исправить их впоследствии.
Второй том, заключающий в себе учение об органах управления, выйдет в конце этого года.
А. Градовский
1 февраля 1875 г.
СПб.
Bведение
§ 1. Россия, по форме своего государственного устройства, есть монархия неограниченная. Сущность этой формы правления, по русскому праву, определяется двумя постановлениями, взаимно пополняющими и поясняющими друг друга.
Ст. 1 наших основных законов признает русского императора монархом неограниченным и самодержавным. - Название "неограниченный" показывает, что воля императора не стеснена известными юридическими нормами, поставленными выше его власти. Этим признаком неограниченная монархия отличается от конституционных государств.
Сущность конституционного устройства состоит именно в том, что совокупность юридически формулированных основных начал государственного устройства (конституция) имеет обязательную силу для всех властей в государстве. Сама законодательная власть связана конституцией. Законы, исходящие от нее, должны быть конституционны; в противном случае они не имеют обязательной силы. Так, например, в Северо-Американских Штатах суд может не применять неконституционного закона и тем лишает его обязательной силы*(1). По конституции Второй Французской империи сенат был облечен правом противиться обнародованию неконституционных законов*(2). В Англии, где нет писанной конституции, обязательная сила обычного права (common law) поддерживается судом, который часто противится неконституционным законам, исходящим от парламента*(3). Русское право признает лишь некоторые начала обязательными для императорской власти; таковы постановления о вере и преемстве престола*(4).
§ 2. Выражение "самодержавный" означает, что русский Император не разделяет своих верховных прав ни с каким установлением или сословием в государстве, т. е. что каждый акт его воли получает обязательную силу независимо от согласия другого установления.
В монархиях конституционных монарх разделяет законодательную власть с палатами, т. е. законы могут исходить только от всего парламента, в состав которого входят король и палаты в качестве самостоятельных элементов*(5) Исполнительные распоряжения монарха получают обязательную силу только под условием контрасигнирования их министром, ответственным пред палатами*(6). По началам русского права, монарх действует в законодательстве и управлении верховном непосредственно и независимо; эти функции разделяются им с некоторыми высшими установлениями*(7); но последние имеют только совещательный голос, необязательный для императора. Органы управления подчиненного действуют его именем и по его повелению*(8).
§ 3. Ст. 47 Осн. зак. установляет юридический, правомерный характер русского государственного устройства, в отличие его от форм произвольных, деспотических. Статья эта гласит: "Империя Российская управляется на твердом основании положительных законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих". Отсюда само собою вытекает правило, что воля верховной власти получает для граждан обязательную силу только с момента выражения ее в форме общего закона. Закон определяет как содержание прав власти, так и обязанностей подданных. У органов власти нет тайных прав, как y граждан нет тайных обязанностей. Раз изданный закон признается основанием всех действий государственной власти и ее органов до тех пор, пока он не будет отменен равным ему законом (72, 73 ст. Осн. зак.).
Сознание необходимости основать государственное управление или, лучше сказать, отношение власти к подданным на законных началах, возникло в России давно. Редакторы 47 ст. Осн. зак. сослались только на два законодательных акта, именно - на Манифест императрицы Екатерины II о созвании депутатов в комиссию для составления нового Уложения (1766 г.) и Манифест императора Александра I об учреждении Государственного совета (1810).
Оба манифеста не содержат в себе, впрочем, определенных постановлений, касающихся этого предмета. Манифест императрицы Екатерины II содержит в себе общие рассуждения о пользе законов, о неудобствах тогдашнего законодательства, побудивших государыню созвать депутатов*(9). Манифест 1810 г., служащий введением к учреждению Государственного совета, держится на той же почве. Но высказанные здесь мысли отличаются большею определенностью. Так, здесь говорится, что "истинный разум усовершений в государственном устройстве России состоял в том, чтобы, по мере просвещения и расширения общественных дел, учреждать постепенно образ управления на твердых и непременяемых основаниях закона", что "собственность подданных должна быть ограждена добрыми гражданскими законами"*(10) и т. д.
§ 4. Но если обе эти ссылки могут быть признаны достаточными в редакционном отношении, то нельзя сказать, чтобы они исчерпывали исторические основания идеи законности в нашем управлении. Россия издавна принадлежала к числу стран, признававших необходимость писанного закона, как нормы управления и суда. Памятники вечевого законодательства Новгорода и Пскова делают честь той эпохе, в которую они появились*(11). В Северо-Восточной Руси, задолго до появления общих законодательных актов, князья старались определить отношения правительственных лиц к народу уставными грамотами*(12). Мотивом к изданию Судебников, особенно царского, является стремление оградить народ от произвола и лихоимства судей*(13). Тот же мотив выражен и в Уложении царя Алексея Михайловича*(14). При Петре Великом, особенно под влиянием Лейбница, это практическое стремление приобрело теоретическую ясность и законченность*(15). Вся система учреждений Петра Великого имела в виду одну главную цель - обеспечить законность в управлении. Этой цели удовлетворяли меры двоякого рода. Во-первых, преобразователь старался утвердить законность в управлении посредством хорошей организации правительственных установлений; этим объясняется его привязанность к коллегиальной системе, так как в единоличном управлении он видел условие произвола*(16); этим же объясняется его старание организовать систему надзора (прокуратуру) при коллегиях*(17). Во-вторых, он, равно как и его преемники, стремился к кодификации законов, как условию безостановочного отправления правосудия и правильной администрации*(18).
§ 5. Екатерина II возвела это стремление на истинно философскую высоту. В Наказе, данном комиссии для составления нового Уложения, она, под влиянием публицистов XVIII века, изложила следующие замечательные мысли: "христианская религия, - говорит Екатерина - учит нас делать друг другу добро, сколько это возможно". Это правило побуждает всякого честного человека, во-первых, желать своему отечеству высшей степени благосостояния, славы, блаженства и спокойствия; во-вторых, возбуждает в нем желание видеть, "всякого согражданина под покровительством законов, которые, не стесняя его благосостояния, защищали бы его против всякого действия, противного этому правилу". - "В чем состоит цель самодержавия? Не в том, чтобы лишить людей их естественной свободы, но в том, чтобы направить их действия к величайшему из всех благ". "Законы должны, сколько возможно, охранять безопасность каждого гражданина в частности". В этом Екатерина, вслед за Монтескье*(19), видит условие политической свободы. "Свобода, - говорит она, - есть право делать все, что не запрещено законами". Но к этому определению, заимствованному из Монтескье, она прибавляет другое, повторившееся через двадцать два года в декларации прав человека и гражданина 1789 г.: "ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому в частности, или всему обществу. Все действия, не заключающие в себе ничего такого (т. е. вредного), нисколько не подлежат законам, которые установлены только с целью доставить наибольшее спокойствие и пользу живущим под властью этих законов"*(20). "На этом основании, - продолжает императрица, - политическая свобода в гражданине есть спокойствие духа, вытекающее из мнения, которое каждый имеет о своей безопасности; и для того, чтобы граждане имели эту свободу, нужно, чтобы правительство было таково, чтобы один гражданин не боялся другого, но все боялись бы одних законов"*(21). В этих словах императрицы высказаны все начала правильного государственного устройства. Начало, по которому государственная власть не уничтожает личности гражданина, но признает ее целью своих попечений, начало, по которому гражданин подчиняется одному закону, ограничивающему его свободу только там, где она сталкивается с интересами целого общества или другого частного лица; начало, по которому равное подчинение всех граждан законам, исходящим от верховной власти, делает невозможным произвол одного лица над другим, хотя бы это было лицо должностное. Словом, императрица ясно выразила мысль, что законность управления есть первое условие свободы и безопасности граждан и, вместе с тем, правомерности самого государства.
Теоретические идеи Наказа никогда не были законодательными определениями. Но они явились, во многих отношениях, руководящими началами нашего положительного права. Отголосок Наказа слышится в законодательных актах, как самой императрицы, так и Александра I.
§ 6. Форма проявления воли государственной власти, порядок определения прав и обязанностей граждан, отношение закона к другим постановлениям и распоряжениям, исходящим, как от государственной власти, так и от ее органов, определяют существо неограниченной монархии, как юридической формы общежития. Вот почему учение о законе и его значении, как основании русского государственного управления, должно предшествовать изложению всех других институтов государственного права. Прежде чем говорить о содержании разных институтов публичного права и их взаимных отношениях, необходимо остановиться на свойствах норм, определяющих эти отношения.
Учение о законе должно содержать в себе, во-первых, изложение условий, при которых воля государственной власти делается законом; во-вторых, исследование начал, определяющих отношение закона к другим распоряжениям государственной власти и ее органов, и, в-третьих, определение условий применения закона. Поэтому учение о законе вообще распадается на три главные части: на 1-е, учение о порядке составления и обнародования закона, 2-е, учение о силе закона и, 3-е, учение о действии закона.
Часть I. О государственном устройстве
Книга первая. Учение о законе
Отдел первый. О порядке составления и обнародования закона
§ 7. Совокупность правил, касающихся порядка составления и обнародования закона, имеет в виду одну общую цель: определить, при каких условиях распоряжение, исходящее от государственной власти, может иметь обязательную силу закона.
Необходимость определения этих условий вытекает из потребности, во-первых, выделить закон из массы других распоряжений и постановлений, исходящих, как от самой ве°ховной власти, так и ее органов, и, во-вторых, указать подданным признаки, по которым они могут судить о степени обязательной силы этих различных распоряжений.
Глава первая. Признаки закона, отличающие его от других распоряжений и
постановлений
§ 8. Под именем закона разумеется общее правило, определяющее ряд однородных отношений и служащее основанием для разрешения конкретных случаев в судебной и административной практике*(22). Затем, ближайшая отличительная черта закона состоит в том, что он есть норма правоотношений, т. е. им установляются известные права и соответствующие им обязанности. По идее своей, закон есть основание всех отношений граждан между собою и к государственной власти. По содержанию своему он есть правило, определяющее их взаимные права и обязанности, т. е. он есть мера свободы, принадлежащей каждому лицу в обществе, с одной стороны, и граница власти государства над всею массою граждан и над каждым гражданином в отдельности, с другой стороны. Основываясь на законе, гражданин знает меру дозволенного и недозволенного и знает, чего может потребовать от него государство. Следовательно, закон есть юридическое основание всех прав гражданина и всех требований, обращенных к нему государственною властью*(23). Этими признаками закон отличается, во-первых, от судебного решения, во-вторых, от административного распоряжения.
§ 9. Отличие закона от судебного решения. По идее своей, судебное решение заключает в себе применение закона к конкретному случаю. Следовательно, судебный приговор должен быть основан на законе, если не всегда по определенной статье его, ибо мы увидим ниже, что каждое законодательство допускает возможность решения по аналогии, - то, по крайней мере, на общем смысле положительного законодательства. В противном случае, он не будет иметь обязательной силы. Затем, обязательная сила судебного приговора исчерпывается применением его к тому случаю, по поводу которого он постановлен. Для других подобных случаев он имеет значение прецедента, т. е. руководствующего примера, необязательного, впрочем, для судей. Напротив, обязательная сила закона, с юридической точки зрения, бесконечна, т. е. она простирается на все случаи, могущие возникнуть с момента обнародования закона, до отмены его установленным порядком.
§ 10. Отличие закона от административного распоряжения. Рассматривая вопрос о различии закона от административного распоряжения, мы должны иметь в виду значение административной власти, как она установлена современной государственной практикой и наукой. С точки зрения старого государственного права, административная власть, или, как тогда ее называли, власть исполнительная, была предназначена для исполнения закона. Следовательно, каждое административное распоряжение должно было заключать в себе применение закона к данному случаю административной практики. Такое определение исходило из того предположения, что закон предусматривает всевозможные случаи административной практики. Опыт современного государства показал, однако, что это предположение далеко несостоятельно. С точки зрения прежнего определения, административное распоряжение не могло иметь самостоятельного содержания. Напротив, современная наука признает, что задача административной власти заключается в изыскании мер, посредством которых могут быть осуществлены различные задачи государства. Закон организует эту власть, определяет ее компетенцию, вооружает ее известными юридическими средствами для управления той или другой отраслью государственной администрации; но изыскание самых мер, при помощи которых могут быть осуществлены различные государственные цели, оставляет на усмотрение самой администрации.
Следовательно, содержанием административного распоряжения, с точки зрения современной науки, является совокупность мер, необходимых для осуществления известных целей государства. Эти цели могут быть двоякого рода: а) цели чисто формальные, именно - приведение в действие известных законоположений*(24) б) осуществление задач государственного хозяйства, полиции безопасности или благосостояния*(25). Административное распоряжение имеет в виду, главным образом, порядок действия государственных и общественных сил, направленных к достижению разных целей. Определение же правоотношений, т. е. установление прав и обязанностей, от которых зависит юридическое положение лица или органа власти в государстве, может быть сделано только законом. Никакое административное правило не может видоизменить установленного законом юридического положения частного лица, общественного установления или правительственного места. Оно не может, напр., расширить компетенции мировых судей, не может уничтожить института присяжных заседателей. Административное распоряжение может касаться только технической стороны управления, не нарушая установленных законом прав и обязанностей*(26). Все формы делопроизводства, поскольку они не предполагают установления известных прав и обязанностей, могут быть предметом административного распоряжения. Но власть, облеченная правом распоряжений, должна держаться в пределах закона, т. е. она может издавать распоряжения только в пределах предоставленной ей законом компетенции, не нарушая степени своей власти и законно приобретенных частных прав.
§ 11. Из природы закона судебного решения и административного распоряжения видно, что закон имеет, по степени своей обязательной силы, первенство над остальными видами постановлений и правил, потому что им одним установляются общие нормы для публичных и частных правоотношений. Он один является основанием всех прав и обязанностей. Поэтому каждое законодательство должно определить признаки, по которым каждый мог бы отличить закон от других распоряжений и, опираясь на закон, повиноваться этим распоряжениям настолько, насколько они законны.
Внешние признаки юридической силы закона определяются различно, смотря по форме государственного устройства той или другой страны. Но вообще эти признаки могут быть сведены к следующим главным: 1) закон должен исходить от компетентной власти; 2) закон должен быть составлен, рассмотрен и утвержден установленным порядком; 3) он должен быть обнародован компетентною властью в определенной форме.
Глава вторая. Источник законодательной власти
§ 12. Из самого понятия закона, как нормы, служащей основанием всех прав и обязанностей, как в области частного, так и в области публичного права, само собою следует, что закон может исходить только от верховной государственной власти. Законодательства всех стран сходятся между собою в том, что признают законодательную власть исключительным атрибутом государственного самодержавия*(27). Только при этом условии достигается единство и равенство прав, и каждое право обеспечивается от произвола подчиненных властей. В особенности же это условие необходимо в неограниченной монархии, где труднее установить твердые правила об ответственности подчиненных управлений. Сосредоточивая в своих руках всю сумму законодательной власти, власть самодержавная делает все подчиненные установления, не исключая высших, установлениями подзаконными, т. е. ограничивает их права пределами закона. Русское законодательство с давних пор выражало очень настойчиво это требование. Особенно ясно выражено оно в Указе императрицы Екатерины II, данном ею в 1780 г. Сенату по поводу приведения в действие учреждения о губерниях*(28). В коренных законах учреждения Государственного совета 1810 г. это положение выражено следующим образом: "никакой закон, устав и учреждение не исходит из совета и не может иметь совершения без утверждения верховной власти"*(29). По смыслу действующего законодательства, никакое место или правительство в государстве не может само собою установить нового закона, и никакой закон не может иметь своего совершения без утверждения верховной власти*(30).
§ 13. Наше законодательство признает, следовательно, верховную власть единственным источником законов; но признает ли оно закон и именно писаный закон единственным источником права? Из того, что отличительная черта закона состоит в установлении им норм права, еще не следует, чтобы он был единственным источником последнего. "So gewiss, - говорит Моль, - ein Gesetz immer ein Rechtsverhltniss erzeugt, so wenig sind Gesetz und Recht: sich gleichseitig deckende Begriffe. Recht entsteht nicht blos durch Gesetz, sondern auch noch theils aus autonomischer Thetigkeit, theils durch Gewohnheit"*(31) Писаный закон является в жизни народов после других источников права, преимущественно после обычая. История каждого законодательства начинается с истории обычного права. Писаное право есть результат торжества центральной государственной власти над всеми предшествующими силами общества. После того, как во всех государствах Европы образовалась и окрепла единая верховная власть, естественно должен был возникнуть вопрос, насколько законодательство, созданное этою властью, должно было отменить силу обычаев, установившихся с незапамятных времен? Этот вопрос был разрешен неодинаково в отдельных государствах Европы. В Англии сила обычного права (common law) не только равняется силе писаного права (statut law), но выше его: оно служит средством проверки конституционности законов, исходящих от парламента. В континентальных государствах образование центральной власти привело к другим результатам. Вообще можно сказать, что отношение писаного закона определяется следующими началами: 1) степень действительности обычного права определяется законом, т. е. обычные постановления применяются постольку, поскольку это допущено законодательною властью; 2) некоторые законодательства прямо исчисляют случаи, по отношению к которым можно руководиться обычаем*(32). Русское законодательство, приведенное в систему изданием Свода законов, в принципе отменило силу обычая. Все присутственные места должны основывать свои определения на точных словах и точном разуме законов*(33). Но, очевидно, этот принцип может быть применен к практике не вполне. Сила обычая фактически не могла быть отменена законом в среде громадного большинства русского народонаселения, которое даже не в состоянии было усвоить себе многих законодательных определений, составленных часто по чуждому для него образцу*(34). Русское крестьянство и мещанство совершает свои гражданские сделки, устраивает семейные отношения, располагает наследством независимо от X т. Св. зак. Затем, значительная часть русского народонаселения не только не усвоила себе общего законодательства, но и общей культуры - именно инородцы. Наконец, есть область отношений, в которой сила обычая не только у нас, но и в других государствах не может быть устранена законом: таковы отношения торговые. Вот почему русское законодательство, подобно многим другим, признает некоторые необходимые исключения из общего правила. Во-первых, некоторые изъятия сделаны для всех сословий*(35); во-вторых, - специально для крестьян*(36). Инородцам (кочующим) вообще дозволяется управляться на основании своих обычаев*(37). Наконец, в постановлениях о судопроизводстве по делам торговым, мы находим следующее узаконение: "решения коммерческих судов утверждаются на законах; в тех же случаях, на кои нет точных и ясных законов, дозволяется принимать в основание торговые обычаи и примеры решений, в том же суде последовавших и вступивших окончательно в законную их силу"*(38).
§ 14. Признавая, что верховная власть есть источник писаного права, мы должны, однако, определить, в какой степени законодательные функции должны быть исключительным достоянием этой власти. Наше законодательство, в 51 ст. Осн. зак., указывает собственно на один момент в порядке издания законов, который должен быть исключительным атрибутом самодержавной власти. Именно мы читаем, что "никакой закон не может иметь своего совершения без утверждения верховной власти". Но утверждение (санкция) закона есть последний из моментов, на которые распадается процесс составления закона, хотя этот момент есть важнейший с юридической точки зрения, ибо санкция монарха сообщает закону обязательную силу. Следовательно, в прочих моментах законодательной деятельности возможно участие других установлений. Это участие признается и нашим законодательством.
Глава третья. Моменты составления законов
§ 15. Процесс составления законов слагается из следующих моментов: 1) момент почина (инициативы), т. е. возбуждения вопроса о необходимости издания нового закона или отмены старого; 2) составление проекта закона; 3) обсуждение проекта и 4) утверждение (санкция) проекта. Движение законопроекта в каждом из этих моментов обставлено известными юридическими условиями, и каждому из них соответствует деятельность различных установлений.
§ 16. О почине закона. Почин закона есть официальное и обращенное к законодательной власти заявление о необходимости издания нового закона или отмены устаревшего и неудобного. Существенная черта этого момента определяется словами: "Обращенное к законодательной власти". Заявления о разных общественных нуждах и неудобствах законодательства, выраженные, например, путем печати, не имеют значения инициативы закона, именно потому, что они не обращены к верховной власти и, следовательно, не имеют официального значения. Поэтому право инициативы рассматривается как самостоятельное право, отличное от права обсуждения законодательных вопросов в обществе и в печати. Почин закона может исходить или от членов самого правительства, или от общества и частных лиц. В первом случае инициатива имеет значение официальной, во втором - частной.
§ 17. Русское законодательство содержит в себе определения о том и о другом виде почина.
а) Почин официальный. Право почина, прежде всего, конечно, принадлежит самому источнику законодательной власти - императору. Ст. 49 Осн. зак. гласит, что "первообразное предначертание законов составляется или по особенному высочайшему усмотрению и непосредственному повелению, или же приемлет начало свое от общего течения дел, когда при рассмотрении оных в Правительствующем Сенате, в Святейшем Синоде и министерствах признано будет необходимым или пояснить и дополнить действующий закон, или составить новое постановление. В сем случае места сии подносят предположения их установленным порядком на высочайшее благоусмотрение".
Первое и самое важное последствие, которое вытекает из смысла этой статьи, состоит в том, что императору принадлежит право предписать тому или другому установлению или особо им назначенной комиссии выработать проект закона, по предмету, им указанному, для внесения его в Государственный совет. Затем, 49 ст. признает право почина за сенатом, синодом и министерствами, т. е. за тремя органами высшей исполнительной власти в государстве. Следовательно, законодательное учреждение - Государственный совет - не пользуется этим правом. Его роль состоит только в рассмотрении уже возбужденных законодательных вопросов. Наконец, 49 ст. указывает самые границы, в которых принадлежит право почина означенным органам исполнительной власти. Именно, - по точному смыслу этой статьи, возбуждение законодательного вопроса может быть сделано Сенатом Синодом и министерствами только с разрешения императора.
Правильность этого вывода подтверждается а) 1-ой ст. Учр. совета министров, указывающей сам путь, которым испрашивается высочайшее разрешение на возбуждение законодательного вопроса*(39), б) ст. 200 Учрежд. министерств*(40). Право почина предоставляется в известной степени и условно и низшим установлениям. На основании 52 ст. Осн. зак. "в случае неясности или недостатка существующего закона, каждое место и правительство имеет право и обязанность представлять о том по порядку своему начальству. Если встреченное сомнение не разрешается прямым смыслом закона, тогда начальство обязано представить Правительствующему Сенату или министерству по принадлежности". Первая часть этой статьи вытекает логически из ст. 281 II т. Св. зак., по коей воспрещается присутственным местам приступать к разрешению такого дела, на которое нет точного и ясного закона. Подчиненным местам не дозволяется брать на себя роль законодателя. В случае неясности или недостатка существующего закона, подчиненное место обязано приостановиться рассмотрением дела и представить возникшее сомнение на разрешение своего начальства.
Вторая часть 52 ст. указывает основание, по которому подчиненные места обязаны представлять свои сомнения начальству. Закон предполагает, что "встреченное сомнение" может возникнуть из недоразумения подчиненного места и, следовательно, еще может быть разрешено силою закона. Последнею инстанцией этих представлений являются сенат и министерства, т. е. два таких установления, которым, на основании 49 ст. Осн. зак., принадлежит право возбуждения законодательных вопросов и вместе с тем право разрешения различных недоразумений, встречающихся при применении закона. Путь, которым должны действовать в данном случае, как Сенат, так и министерства, ясно указывается их собственными учреждениями*(41). Если существующий закон не дает никаких средств разрешить встретившееся сомнение, тогда представляются два средства: или испрошение от верховной власти аутентического толкования (интерпретации)*(42), или издание нового закона*(43). До издания Судебных уставов 1864 г. 52 ст. Осн. зак. имела общее значение, т. е. она одинаково касалась как административных, так и судебных мест. Но со времени Судебной реформы 281 ст. II т. Св. Зак. утратила свою силу по отношению к Судебным установлениям. На основании 12 и 13 ст. Уст. угол. суд. и ст. 9 и 10 Уст. гр. суд., судам воспрещается, под страхом уголовного наказания, положенного за отказ в правосудии*(44), останавливать решение дела "под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов". Следовательно, общий порядок возбуждения законодательных вопросов, указанный в 52 ст. Осн. зак., должен был измениться в применении к суду. В настоящее время возбуждение законодательных вопросов, необходимость которого может явиться при рассмотрении дела судебным порядком, предоставляется прокурорскому надзору*(45).
§ 18. Частный почин. Средства официальной инициативы, предоставленные как высшим, так и подчиненным установлениям, далеко не исчерпывают вопроса о почине закона. Закон должен быть действительным выражением общественных потребностей. Для своей силы, законодательная власть должна зорко следить за непрерывным развитием интересов общества и давать им по возможности удовлетворение. Но как бы ни были совершенны средства администрации, одни они еще недостаточны для всестороннего удовлетворения общественным нуждам. Администрация многое может упустить из виду, о многом может судить ошибочно. Вот почему ни одно просвещенное законодательство не ограничивает права инициативы официальными сферами: рядом с почином официальным оно признает право частной инициативы.
В области частной право почина выражается в праве петиций (прошений), подаваемых частными лицами или общественными корпорациями представителям законодательной власти.
Из самого названия заявлений этого рода - прошений, петиций, видно, что они не могут иметь такого юридического значения, как заявления, исходящие от официальных лиц. Когда заявление исходит от лица, принадлежащего к законодательным сферам, вопрос об изменении закона считается официально возбужденным, т. е. подлежащим рассмотрению законодательного учреждения. В чем будет состоять результат рассмотрения, - это другое дело. В данном случае важно то, что вопрос считается возбужденным официально. Напротив, ходатайство, исходящее от частных лиц и обществ, не влечет за собою непременно рассмотрения дела законодательным порядком. Значение этого ходатайства более нравственное, чем юридическое*(46). В России право ходатайства признается, во-первых, за каждым частным лицом, во-вторых, за общественными и сословными собраниями.
Право частных лиц представлять на усмотрение верховной власти свои соображения о применении закона определено в Учреждении комиссии прошений. Учреждение различает жалобы и прошения, подаваемые императорскому величеству через комиссию. Между прошениями оно различает: а) прошения каких-либо наград или милостей и б) прошения с представлением проектов*(47). Из постановлений, относящихся к последнему роду прошений*(48), ясно видно, что эти прошения могут заключать в себе и предложения о законодательных реформах. Ст. 60 гласит, что "если комиссия признает проект заслуживающим внимания*(49), то испрашивает высочайшее повеление на внесение его в Государственный совет".
Право коллективных прошений предоставляется в России сословным и общественным собраниям, притом не в одинаковой степени.
Дворянские собрания могут делать представления о своих пользах и нуждах через губернского предводителя начальнику губернии, министру внутренних дел, а в случаях особой важности адресовать конверты в собственные руки Императорского Величества*(50). Это важное право не предоставлено другим общественным собраниям; они поставлены приблизительно в тоже положение, в какое, по 52 ст. Осн. зак., поставлены подчиненные установления. По Городовому положению 1870 года, городская дума, представляющая собою все городское общество, может ходатайствовать, от имени города, о местных пользах и нуждах пред высшим правительством вообще, причем, конечно, под именем высшего правительства нельзя разуметь верховной власти*(51). Подобное же право предоставлено и земским установлениям*(52). Наконец, крестьянские общества, сельские и волостные сходы, имеют право ходатайствовать пред правительством о своих пользах и нуждах, хотя путь этого ходатайства определен с точностью*(53).
Все означенные права имеют сословное и местное значение, в том смысле, что ходатайство сословных и общественных собраний не должно касаться вопросов государственного устройства и управления и интересов других сословий. Этот принцип подтвержден в высочайшем рескрипте на имя министра внутренних дел, 1865 г., по поводу ходатайства Московского дворянского собрания, ходатайства, признанного незаконным. В этом рескрипте сказано: "Ни одно сословие не имеет права говорить именем других сословий. Никто не призван принимать на себя ходатайства пред Государем Императором об общих пользах и нуждах государства*(54).
§ 19. Составление проекта. Проект закона существенно отличается от простого заявления об изменении закона той или другой части законодательства. Составление проекта предполагает соображение готовящегося изменения со всеми частями действующего кодекса и точное изъяснение всех мотивов, которые привели к этому изменению. Проект должен быть написан в форме закона, т. е. в таком виде, чтобы его применение не представляло никаких затруднений со стороны редакции, и, затем, должно быть точно указано его место в Своде законов*(55). Кроме того, необходимо, чтобы в проекте была означена та перемена, какую он вносит в действующее право.
Проект закона может быть составлен в пояснение или в дополнение известной статьи свода, или в отмену, когда та или другая статья отменяется и не заменяется никакой другой; - в перемену, когда новая статья не прямо, но косвенно ограничивает силу существующей статьи закона; в ограничение, когда прямо определяется, что известная статья свода не будет больше действовать по тем или другим отношениям; наконец, в замену, в том случае, когда прежняя статья закона заменяется совершенно новой.
Все эти требования, конечно, предполагают в составителях проекта известное теоретическое образование и некоторый навык в редакции закона. Поэтому, право составления проекта ограничивается более тесным кругом лиц и учреждений, чем право почина.
Составление проектов может быть поручено или министерству, возбудившему известный законодательный вопрос, или II отделению собственной его величества канцелярии. В случаях особенной важности, именно когда изменение в законодательстве касается разных частей управления и потому требует разносторонних соображений, по особому высочайшему повелению составляются специальные комиссии для выработки проекта закона*(56). Примера изготовления проектов нового закона представителями обществ и сословий мы не встречаем в нашей истории после неудачной попытки комиссии для составления Нового уложения 1767*(57).
§ 20. Обсуждение проекта закона. Говоря об обсуждении проекта закона, необходимо различать два вида этого обсуждения: предварительное и окончательное. Последнее происходит в государственном совете, сущность власти которого в этом отношении мы разберем ниже. Предварительное обсуждение предоставляется разным установлениям. Допуская его, наше законодательство исходит из той мысли, что всякий новый проект должен быть плодом соглашения как бы всех частей администрации. Такое соглашение может быть достигнуто путем всесторонней критики проекта всеми ведомствами, им заинтересованными. Благодаря такому разностороннему обсуждению Государственному совету дается возможность с большею полнотою взвесить все доводы за и против нового закона.
§ 21. Каждый проект закона, прежде поступления его на окончательное рассмотрение, подлежит обсуждению: а) в Совете министров, если законодательный вопрос возбужден в министерстве*(58), "б) во-втором отделении собственной его величества канцелярии. министр входит в сношение со II Отделением "в тех случаях, когда, по важности или роду предмета, он признает то нужным, в прочих же случаях ограничивается сообщением главноуправляющему II Отделением, для сведения, копии с вносимого в Государственный совет представления" (по прод. 1868 г.); наконец в), по силе 201 ст. Учр. мин., проект закона, затрагивающий интересы различных ведомств, должен подлежать предварительному рассмотрению тех министерств, которых он касается.
Ratio legis 201 ст. заключается в том, что министерство вообще, и по законодательным вопросам в особенности, должно составлять одно согласное целое. Согласие разных ведомств по одному и тому же проекту для самого законодательства служит ручательством того, что законопроект не противоречит интересам страны. Впрочем, значение 201 ст. ограничено в настоящее время учреждением Совета министров. Сюда должны поступать на предварительные соображения разные предположения министерств по всем частям их управления.
Следовательно, тот или другой проект реформы, одобренный в совете министров, может считаться одобренным в принципе всеми министерствами.
Рядом с этими официальными средствами обсуждения наше законодательство допускает, кроме того, возможность обсуждения проектов специалистами, общественными и сословными собраниями, в литературе и т.д.
§ 22. Право окончательного обсуждения проекта закона должно быть рассмотрено по его содержанию и по его объему.
Учреждение, которому принадлежит право окончательного рассмотрения законопроекта, должно решить вопрос, в какой мере представленный проект закона может войти в состав действующего законодательства. Этот вопрос предполагает решение, во-1-х, по существу, т. е. со стороны общих начал, выражаемых проектом, и во-2-х, по форме, со стороны редакции проекта.
Из сложности этой задачи видно, что права законодательного учреждения относительно рассмотрения проекта не ограничиваются правом принятия или непринятия его в том виде, в каком он представлен учреждением, выработавшим его. Напротив, учреждение, которому передан на окончательное рассмотрение возбужденный законодательным порядком вопрос, вправе решить его не только на основании представленного проекта, но и на основании всех других соображений, заявленных иными учреждениями или членами самого Государственного совета. Проект закона, после окончательного обсуждения его, может вовсе не соответствовать своей первоначальной форме, и наше законодательство предвидит возможность подобного результата*(59). Возможность коренной переработки проекта закона в законодательном учреждении есть существенное право, предоставленное этому установлению.
Окончательное рассмотрение проекта закона возлагается у нас на государственный совет; это видно из 55 ст. Осн. зак., по смыслу которой "все предначертания законов рассматриваются в государственном совете". То же повторяется в 198 ст. Общ. нак. мин.: "Государственный совет есть средоточие, куда поступают все представления о новых законах. Никакое положение, подлежащее предварительному рассмотрению и уважению Государственного совета на основании учреждения его, не представляется Императорскому Величеству мимо сего совета"*(60). Эти постановления подтверждаются и 23 ст. Учр. гос. сов., исчисляющей те проекты, которые должны быть представлены на высочайшее утверждение не иначе, как через Государственный совет.
Ст. 24 Учр. гос. сов., по-видимому, делает из этого общего правила некоторые изъятия*(61). Из этой статьи видно, что с деятельностью государственного совета конкурируют: 1) министры, по докладам которых разрешаются известные проекты; 2) комитет министров, комитет кавказский и сенат и 3) военный совет и адмиралтейств-совет. В какой же мере эти учреждения ограничивают законодательную деятельность Государственного совета? Из начальных слов 24 ст. видно, что ограничения эти имеют небольшие размеры. Из всей совокупности предметов, предоставленных обсуждению Государственного совета, эта статья делает исключения, которые не относятся к законодательной деятельности или относятся к ней в весьма значительной степени. Так, во-1-х, в учреждении министерств и во всех остальных частях нашего законодательства нет ни одного постановления, по которому бы министры имели право лично от себя подносить проекты законов на высочайшее утверждение. Напротив, 197 и след. ст. Учр. мин., определяя отношение министров к власти законодательной, говорят, что они могут предлагать проекты законов, но должны вносить их на рассмотрение государственного совета. Далее, комитет министров также не есть законодательное учреждение. Он есть высшее учреждение, через которое верховная власть действует в порядке исполнительном. В исполнительном же порядке могут издаваться только изъяснения закона и меры, относящиеся до его исполнения. Наконец, последняя часть 24 ст. говорит о дополнениях и изъяснениях закона и мерах, относящихся исключительно до военного ведомства. Следовательно, военный и адмиралтейств-советы ограничиваются специальным родом дел. Если же они возбуждают какой-либо вопрос, имеющий общегражданский характер, то этот вопрос обсуждается в Государственном совете. Таков, напр., вопрос о воинской повинности. Таким образом, 24 ст. ограничивает не законодательные права государственного совета, т. е. не первые два пункта 23 ст., а совокупность остальных 20-ти. Сами основные законы установляют только одно изъятие из 50 ст., в силу которой "все предначертания законов рассматриваются в государственном совете", именно названное выше изъятие в пользу военного и адмиралтейств-совета (примеч. к 50 ст. по прод. 1868 г.).
§ 23. Из рассмотрения точного смысла 24 ст. мы можем вывести заключение, что Государственный совет по общегосударственным вопросам есть единственное законодательное учреждение. Ни один новый закон и никакая отмена старого закона во всем его объеме не могут быть представлены на высочайшее утверждение иначе, как через это учреждение.
В Государственном совете проект закона проходит две стадии. Каждый проект поступает первоначально в один из департаментов Государственного совета по принадлежности. По общему правилу, все проекты, имеющие общее значение, вносятся в департамент законов*(62). Но это правило имеет исключения. В некоторых случаях проекты закона представляются прямо в общее собрание совета, по рассмотрении его в особых комиссиях, действующих на правах департамента.
Рассмотрение проекта в департаменте Государственного совета имеет целью окончательную его выработку специалистами. При этом департамент пользуется значительными полномочиями. По общему принципу проект закона, внесенный в Государственный совет, не может быть взят обратно без согласия совета. Основание этого правила должно видеть в том, что внесение проекта в Государственный совет доказывает согласие верховной власти с известным предположением в принципе. Затем, при обсуждении проекта департамент может руководствоваться своими собственными воззрениями. Поэтому министр, внесший проект в департамент, не обязан в нем присутствовать*(63).
Но, во всяком случае, департамент, по изложении своего мнения, должен испросить заключения министра. Если последний согласен с этим мнением, то, прежде внесения проекта в общее собрание, подписывает журнал департамента вместе с остальными его членами. В случае несогласия, он может приобщить к рассмотренному проекту особое мнение. Департамент имеет даже право возвратить проект министру для дополнений, справок и т.п. (ст. 51, п. 2.).
Мнение департамента вносится в общее собрание государственного совета во всей его полноте и, если департамент признает нужным, с особым мнением министра (ст. 48). Общему собранию принадлежит право окончательного обсуждения проекта, право принять или не принять этот проект во всем его объеме. Задача голосования в общем собрании заключается в решении вопроса: должен или не должен проект закона быть поднесен на высочайшее утверждение?
§ 24. Санкция закона. Под именем санкции закона разумеется акт верховной власти, которым она сообщает законопроекту обязательную силу закона. Утверждение проекта верховною властью наше законодательство признает существенным условием обязательной его силы. По ст. 50 Осн. зак. "Законы не иначе поступают к предназначенному им совершению, как действием самодержавной власти". Следовательно, право санкции содержит в себе право принять проект или отвергнуть его. В последнем случае самый законопроект теряет всякое значение до тех пор, пока вопрос, им разрешавшийся, не будет вновь возбужден и рассмотрен в законодательном порядке.
Такое безусловное право принимать или отвергать проекты закона в целом их составе есть вообще право всех монархов, не исключая и монархов конституционных государств*(64). Но в монархиях неограниченных, где законодательные учреждения имеют только совещательный характер, монарх не стеснен выработанным проектом. В России государь может, во-1-х, согласиться с мнением большинства или меньшинства членов Государственного совета, во-2-х, положить собственную резолюцию или видоизменить отдельные части проекта.
§ 25. Самая форма утверждения законопроекта определяется 108 ст. Учр. гос. сов. Для объяснения смысла ее надо обратить внимание на некоторые другие статьи наших законов. По ст. 54 Осн. зак., ни один новый закон не может быть издан иначе как за собственноручным подписанием императора. Но в таком подписании нуждаются не одни только законы. На основании 94 ст. Учр. гос. сов., собственноручного высочайшего утверждения требуют: 1) всякий новый закон, устав или учреждение; 2) установление налогов или уничтожение оных, за некоторыми исключениями; 3) возведение в дворянское достоинство, подтверждение в сем достоинстве, лишение его и лишение классных или офицерских чинов за преступления; 4) новые штаты постоянные) разных управлений и ведомств; 5) мнение совета по росписи государственных доходов и расходов; 6) отчуждение частной собственности на государственное или общественное употребление. Отсюда и будет понятен смысл 108 ст. По силе ее, все проекты, содержащие в себе новый закон, устав и учреждение, излагаются в форме указов, манифестов или в иной форме, указанной 53 ст. Осн. зак. (об этих формах см. ниже), и утверждаются собственноручным высочайшим подписанием. Затем, по всем прочим делам, требующим собственноручного высочайшего утверждения, постановления совета обнародываются в форме мнений государственного совета (подробности см. ниже).
Таким образом, 108 ст. этого учреждения различает форму утверждения закона от формы утверждения других актов, также нуждающихся в собственноручном подписании государя. На практике же мы видим, что всякое сколько-нибудь важное законоположение утверждается в следующих формах: а) в форме указа Сенату, в котором излагается кратко содержание нового закона и затем повелевается его исполнить*(65). Самый указ подписывается именем императора. К указу прилагается новое узаконение, утвержденное подписью "быть по сему"*(66). б) Особо важные узаконения обнародываются в виде манифестов, за собственноручным подписанием государя*(67). Санкцией проекта заканчивается движение его в области законодательной. С момента утверждения он получает обязательную силу закона, т. е. в принципе делается общим правилом для известного рода дел. Но действительное приведение в действие закона нуждается в особом акте, именно - в обнародовании закона.
Глава четвертая. Обнародование законов
§ 26. Общее юридическое значение этого акта. Юридическое значение акта обнародования закона заключается в том, что с этого момента становится обязательным приведение закона в действие. Ст. 60 Осн. зак. говорит, что "никто не может отговариваться неведением закона, если он был обнародован установленным порядком".
Необходимость этого акта доказывается, во-1-х, тем, что на практике не всегда после утверждения закона начинается приведение его в действие. Иногда сама законодательная власть отделяет эти два момента довольно продолжительным сроком времени*(68). Во-2-х, существенное условие исполнения закона состоит в его общеизвестности. Законодатель вправе требовать исполнения закона только тогда, когда он может предполагать, что известное узаконение действительно получено в данной местности и известно всем, до кого оно может относиться. Вот почему каждое законодательство установляет срок, по истечении которого обнародованый закон считается юридически общеизвестным.
В определении этого срока законодательства европейских государств расходятся. Во Франции момент общеизвестности обнародованного закона определяется тем, что мы могли бы назвать поверстным сроком. Именно - в столичном департаменте закон считается общеизвестным на другой день после его обнародования; в других департаментах - по истечении этого же срока с прибавлением одного дня на каждые десять мириаметров, отделяющих главный город департамента от места, где произошло обнародование*(69). В Германии общий срок действия закона, если в самом законоположении не обозначено другого срока, начинается через 14 дней после того, как закон обнародован в Берлине*(70). Русское законодательство не определяет срока, по прошествии которого закон должен считаться известным. Для применения закона оно требует получения его в данной местности. В этом смысле и редактирована 59 ст. Осн. зак., по которой "закон получает обязательную силу не прежде, как со дня его объявления*(71).
§ 27. Места и лица, облеченные правом обнародования. Политико-юридическая практика всех почти государств выработала правило, в силу которого обнародование законов не предоставляется самой законодательной власти. Это правило основано на принципе разделения властей в государственном управлении. Обнародование закона не есть акт пассивный. Безмолвное применение всякого закона, исходящего от законодательной власти, даже такого, который может оказаться вредным и неудобным к исполнению, не признается ни в одном государстве. Власть, обнародывающая законы, должна быть поставлена в такое положение, чтобы она могла делать представления органам законодательства о неудобствах изданного ими закона. Но эти представления были бы немыслимы, если бы обнародование закона лежало на обязанности законодательной власти. Наибольшие удобства в этом отношении представляют органы власти исполнительной. На них обыкновенно и возлагается обнародование законов. Исполнительная власть должна отвечать за благосостояние каждой местности. Вместе с тем ей дается право делать представления о таких законах, применение которых, по местным условиям, неудобно или вредно.
В Америке, где наиболее резко проведен принцип разделения властей, президент, как глава исполнительной власти, облечен правом обнародования законов. Рядом с этим он пользуется и правом приостанавливать это обнародование, если закон, по его мнению, неконституционен или представляет какие-либо существенные неудобства. Последствием такой приостановки является вторичное рассмотрение закона в конгрессе, и если затем 2/3 голосов, как в палате депутатов, так и в Сенате выскажутся в пользу закона, тогда он получает силу без согласия президента*(72). В старой французской монархии парламенты пользовались правом, при внесении нового закона в общий список узаконений (enregistrement), делать представления королю (remontrance) о несогласии закона с благом государства*(73).
В новейших государствах Европы обнародование закона есть право президента республики или монарха, как главы исполнительной власти*(74). Наше законодательство точно так же отделяет обнародование законов от их издания. На основании 57 ст. Осн. зак. обнародование новых узаконений поручается сенату*(75). Но права его в этом отношении ограничиваются лишь общими узаконениями. Что же касается до постановлений, определяющих только распорядок местного исполнения, то они прямо сообщаются подлежащим местам и лицам*(76). Общие узаконения, вновь вышедшие, присылаются в Сенат в списках. Сенат приказывает печатать их в своей типографии и затем рассылает при указах во все присутственные места, за исключением синода; последний получает новые законы при ведении от Сената и распоряжается обнародованием их по духовному ведомству уже от себя. В губернии, со времени учреждения о губерниях, 1775 г., право обнародования законов принадлежит губернским правлениям*(77).
§ 28. Русское законодательство соединяет с обязанностью обнародования законов известные права. Первое из них есть право делать представления о неудобствах закона. На Сенат это право не распространяется. Правда, он может представлять верховной власти о неудобствах прежде изданных законов*(78), но это правило не касается законов, вновь издаваемых верховною властью. Наше законодательство дозволяет делать подобные представления губернским властям*(79): главный начальник губернии, при получении нового узаконения, может созвать общее присутствие всех палат для совокупного рассмотрения нового закона. Если новый закон окажется неудобным по местным обстоятельствам, палаты по единогласному решению могут представить об этом Сенату. Но в случае подтверждения от верховной власти имеет быть учинено непременное и безмолвное исполнение*(80).
§ 29. Второе право, принадлежащее властям, обнародывающим закон, может быть названо правом хранения законов в обширном смысле. Оно состоит вообще в наблюдении за действительным применением закона по точному и буквальному его смыслу, и обнимает собою следующие права в частности: во-1-х, право при самом обнародовании закона указывать на порядок, способ его применения; во-2-х, силою изданных уже законов разрешать все недоразумения, которые могут возникнуть при применении закона; в-3-х, следить за действительным и правильным применением законов и пресекать всякие злоупотребления в этом отношении.
Это право во всем его объеме принадлежит Сенату*(81). В сенат представляются все узаконения, каким бы порядком они ни вышли и какая бы им ни дана была форма. Сюда вносятся в списках все указы и распоряжения, хотя бы они были даны от верховной власти особенно какому-либо лицу; из этого правила исключаются узаконения, подлежащие особенной тайне*(82). Охранению Сената подлежат те законы, которые обнародываются во всеобщее сведение. Поэтому ни одно общее узаконение не может быть приведено в исполнение прежде представления его в сенат*(83). Эта мысль проводится в нашем законодательстве еще со времени Петра Великого*(84), узаконения которого по этому предмету вошли в новое учреждение сената, изданное в 1802 г.*(85).
§ 30. Форма обнародования законов. Вопрос о форме, в которой обнародуются законы, касается, во-первых, способа, посредством которого они доводятся до всеобщего сведения, и, во-вторых, образа изложения их содержания.
1) Юридическую важность имеет главным образом способ обнародования, потому что от него зависит степень общеизвестности закона, следовательно, по точному смыслу 62 ст. Осн. зак., и степень его обязательной силы. Способ обнародования законов должен соответствовать той цели, для которой установлено самое обнародование, т. е. общеизвестности закона.
В прежнее время, при слабом развитии грамотности и отсутствии орудий печати, доведение закона до всеобщего сведения было чрезвычайно затруднительно. В настоящее время печать доставляет к этому все средства, хотя и теперь правительство нуждается в некоторых дополнительных мерах.
Еще во времена Ивана Грозного указы объявлялись через прочтение их в церквах, на торгах, площадях и в других местах многолюдных собраний. "А велети прокликати по торгам в Москве и во всех городах русские земли и Новгородские и Тверские земли, и по волостем, чтоб истцы и ответчики судиям и приставам посулов в суде не давали", говорит царский судебник*(86). Уложение царя Алексея Михайловича было напечатано и разослано во все города для исполнения. "А закрепя то уложенье руками (т. е. подписями всех присутствовавших на Земском соборе, в котором уложение было принято), указал государь списати в книгу... а с тое книги для утверждения на Москве во все приказы и в городы, напечатать многия книги, и всякие дела делать по тому уложению"*(87). Но напечатание уложения вовсе не доказывает того, чтобы все прочие указы, издаваемые правительством, предавались тиснению. Они рассылались в списках присутственным местам по принадлежности. Только в 1714 г. Петр Великий повелел - все указы, исходящие по генеральным делам, печатать для всенародного известия. Но это правило не всегда исполнялось.
На основании ныне действующих законов сенат рассылает все узаконения в печатных списках.. Ст. 57 Осн. зак. постановляет, "что закон предается от Сената тиснению и посылается присутственным местам и лицам при указах"*(88). В губерниях губернские правления сообщают печатные экземпляры полицейским управлениям*(89). Эти меры, конечно, достаточны для сообщения закону известности в (официальных сферах, сферах присутственных мест и лиц. Но для общенародного сведения необходимы другие меры. Само правительство распоряжается, чтобы важнейшие законодательные акты и распоряжения прочитывались в церквах и на площадях*(90). Кроме того, правительственные узаконения печатаются во всеобщее сведение в официальных изданиях, откуда они могут быть перепечатываемы во всех частных изданиях - газетах, журналах и т. д. С 1 января 1863 г. повелено все манифесты, высочайшие повеления, указы сената, постановления, имеющие силу закона, - все то, что впоследствии должно быть внесено в полное собрание законов российской империи, печатать в особо учрежденном издании - "Собрании узаконений и распоряжений правительства". Оно издается в качестве дополнения к сенатским ведомостям.
§ 31. Обнародование узаконений в их отдельности, по мере того как они исходят от законодательной власти, делает их общественными только до некоторой степени. При современном развитии законодательной деятельности, лицу, даже специально занимающемуся правоведением, трудно найтись в массе отдельных законов, беспрерывно следующих один за другим, из которых последующие часто противоречат предыдущим. Лица, обязанные применять законы и в случае неполноты или неясности их, прибегать к аналогическому и распространительному толкованию, будут затруднены массою отдельных постановлений по одному и тому же предмету, часто исключающим и опровергающим друг друга. При таких условиях чрезвычайно затруднительно определить, какие законодательные начала должно признать действующими, подлежащими применению. Еще затруднительнее найти общую идею, дух законодательства, на которых должно быть основано толкование закона. Не менее затруднительно и положение общества, состоящего из лиц, незнакомых специально с законодательством. Не-юрист, не-практик, оставаясь в полной невозможности познакомиться с массою отдельных узаконений, всегда будет находиться в печальной зависимости от дельцов по всем вопросам юридической практики. Строгое применение правила, по которому обнародованный закон безусловно обязателен, будет фактически несправедливо по отношению к значительному большинству членов общества.
Все эти условия делают необходимым кодификацию законов, составление законодательных сборников. Законодательная власть должна при этом преследовать троякую цель:
а) Выделить из всей массы законодательного материала те положения, которые могут быть названы действующими, свести их в одно целое и расположить в известной системе. До кодификации юрист, судья, администратор часто бывают затруднены вопросом, какое из массы узаконений, часто касающихся одного и того же предмета, должно признать действующим законом. Правда, по общему правилу юридической герменевтики, в случае противоречия законов, закон позднейший отменяет закон предыдущий, но применение этого правила не всегда удобно. Иногда закон позднейший хотя и отменяет закон предыдущий, но не во всех его частях. Отсюда возможность самых произвольных толкований, которые вредно отражаются на интересах государства и правах частных лиц.
б) Вторая цель кодификации заключается в устранении противоречий между различными отдельными узаконениями. Закону дается положительный смысл, которым и должны руководствоваться и судья, и всякий другой практик, применяющий закон.
в) Третья цель - едва ли не самая важная - дать не только официальным учреждениям, но и всему обществу возможность познакомиться с законодательством во всем его объеме и, таким образом, эмансипировать общество из-под тягостной обыкновенно зависимости специалистов-практиков, имеющих, так сказать, монополию знания законов.
Недостатки кодификации, на которые указывают противники ее, далеко перевешиваются ее выгодами*(91). Вот почему большинство европейских государств обратилось к этому способу доставления законам общеизвестности, и каждое государство считает тем совершеннее свое право, чем совершеннее его кодекс.
Россия не отстала в этом отношении от общего движения. Целям кодификации удовлетворяют два сборника русских законов: Свод законов Российской Империи и Полное собрание законов Российской Империи.
Свод законов есть более или менее систематическое собрание действующих узаконений государства. Мы говорим "более или менее", потому что нельзя сказать, чтобы наш свод представлял действительно систематическую обработку нашего законодательства. Он дает внешнюю систематизацию отдельным законоположениям, изданным в разное время, а потому представляющим развитие различных принципов. Эти принципы не примирены в системе свода. Достаточно указать на учреждение сената, развившееся под влиянием идей Петра Великого, и учреждение министерств, которое во многих отношениях идет вразрез с этими идеями. Но, несмотря на эти и другие недостатки, Свод законов, изданный в 1832 году, был важным шагом вперед сравнительно со временем, следовавшем за Уложением царя Алексея Михайловича, когда (особенно в XVIII и начале XIX ст.) законодательство наше представляло полный хаос.
Полное собрание законов содержит в себе исторический материал нашего законодательства, поскольку он служит для него основанием и необходим для объяснения мотивов и смысла действующих законов. Полных собраний два. Первое полное собрание*(92) начинается с Уложения царя Алексея Михайловича (1649 г.), как законодательного памятника, начала которого (особенно в уголовном праве) могут быть названы действующими до настоящего времени, и продолжается до 12 декабря 1825 г., т. е. по день издания первого манифеста императора Николая I. Второе начинается с царствования императора Николая I и продолжается непрерывно до настоящего времени. Каждый том второго Полного собрания законов должен заключать в себе все законы минувшего года.
§ 32. Кодификация законов была мечтою русских законодателей до императора Николая I*(93). После судебников великого князя Ивана III и царя Ивана Грозного Уложение было последним систематическим сводом действовавших законов. В период реформ XVIII и начала XIX ст. Россия обходилась без цельного сборника, хотя правительство постоянно думало о составлении "нового уложения". Первоначально избранный путь, в этом отношении, состоял в том, чтобы, оставив уложение действующим сводом, согласить с ним так называемые новоуказные статьи, именные указы и боярские приговоры, и составить новое уложение.
Первый решительный шаг по этому предмету сделан указом Петра Великого 18 февраля 1700 г., которым предписано снести уложение с последующими законами. На основании этого указа была составлена в 1700 г. палата об уложении, из бояр, думных дворян, стольников и дьяков. До 1703 г. она успела "снести" только три главы уложения и была закрыта. В 1714 г. учреждена новая комиссия, действовавшая по 1718 г. Она составила до десяти глав сводного уложения, которое не имело никаких последствий.
В 1718 г. Петр решился оставить прежний путь и прямо сочинить новое уложение, на основании законов русских, шведских и датских. В 1720 г. составлена для этой цели комиссия из русских и иностранцев. Как и должно было ожидать, эта комиссия ничего не сделала и не могла сделать. Номинально она просуществовала до кончины Екатерины I, но от работ ее не осталось никаких следов.
В царствование императора Петра II, правительство снова попыталось составить русское сводное уложение. Не полагаясь на силы одних приказных людей, оно решилось вызвать земских депутатов (от каждой губернии по пяти). Но эта комиссия прекратила свое существование вместе с царствованием Петра II, не приступив даже к каким-либо работам. Официально она называется комиссией 1728 г. Императрица Анна Ивановна снова возвращается к мысли о сочинении уложения, как на основании русских законов, так и иностранных источников. Учрежденная с этою целью комиссия (1730 г.) действовала без всякого успеха (под именем уложенной комиссии) до смерти императрицы (1740 г.).
Елизавета Петровна первоначально поручила сенату разобрать законы, с целью отделить действующие от недействующих; сенат безуспешно занимался этим делом до 1754 г., когда императрица решилась составить новую комиссию. Императрица объявила в сенате свою волю "сочинить законы ясные, всем понятные и настоящему времени приличные". Учрежденная комиссия распадалась на общую и частные - при коллегиях. Общая комиссия окончила большую часть своих работ (о суде, о делах уголовных и о правах состояний), часть из оконченного поднесла на высочайшее утверждение, которого, однако, не последовало. Частные комиссии ничего не сделали. В 1760 г. учреждена новая комиссия, с вызовом депутатов от дворянства, духовенства и купечества. Эта комиссия сделала еще меньше прежней.
В 1767 г. Екатерина II решилась поручить составление нового уложения особой комиссии, составленной из депутатов: а) от всех сословий, б) от присутственных мест. Всех депутатов было 565. Из них должна была состоять общая комиссия, или общее собрание. Кроме того, для предварительной разработки отдельных вопросов были избраны самими депутатами (по пяти в каждую) пятнадцать отдельных комиссий. Сверх того, действовало еще четыре комиссии: а) для наблюдения за порядком делопроизводства и ревизии проектов, вносимых в общее собрание (комиссия дирекционная), б) для извлечения инструкции из наказов, данных депутатам их избирателями (комиссия наказов), в) для собирания прежних законов по разным предметам и составления из них сводов (комиссия сводов) и г) для исправления слога во всех проектах (комиссия экспедиционная).
Комиссия для составления нового уложения (которую называют также Земским сбором) имела обширное полномочие. Речь шла о сочинении нового уложения для русской империи в самом широком смысле. Комиссия должна была руководиться, 1-е, общими теоретическими началами права и политики, выясненными философией XVIII ст. Главнейшие из этих положений были собраны в знаменитом Большом наказе, данном комиссии императрицею. Здесь встречаемся мы с идеями Монтескье, и др.; 2-е, нуждами местного народонаселения, заявленными в наказах, данных избирателями их депутатам; 3-е, прежними законами по каждому предмету. - Комиссии была обеспечена полная свобода прений.
К сожалению, это прекрасное предприятие императрицы не осуществилось вполне. Комиссия, в полном составе, действовала почти полтора года (с 31 июля 1767 г. по 18 декабря следующего года). Общее собрание было распущено, остались одни частные комиссии, которые успели сделать очень немного.
Благодаря просвещенной деятельности Русского Исторического общества, напечатавшего уже массу сведений, относящихся до этой комиссии, можно, однако, сказать, что многое из того, что было высказано в отдельных наказах и предположениях самой комиссии, вошло не только в законодательные акты ХVIII ст., но и в ныне действующие законы. Благодаря комиссии, законодательство наше усилилось и освежилось новыми элементами, почерпнутыми из народного источника. - Комиссия упразднена в 1774 г. Но в следующем году вышла первая часть знаменитого учреждения о губерниях, содержание которого в значительной степени подготовлено последним Земским собором.
После этой комиссии были учреждены еще две - одна при императоре Павле I (1797 г.), другая при Александре I (1804 г.). Состав их ни в чем не напоминал комиссии 1767 г. Комиссия 1797 г. состояла из четырех членов, под ведением генерал-прокурора. Комиссия 1804 г. состояла из трех экспедиций, под начальством референдариев, и из совета, под председательством министра юстиция. Работы их были вполне безуспешны.
Наконец, в 1826 г., император Николай I преобразовал комиссию 1804 г. во Второе отделение собственной его величества канцелярии; управляющим Вторым отделением был назначен Болугьянский. Но главным действующим лицом в ней был знаменитый граф Сперанский*(94). Государь остановился на мысли о необходимости составить на первый раз Сводное уложение, или Свод всех действующих законов, не приступая к сочинению уложения. Это дело и было выполнено под руководством Сперанского.
В конце 1832 г. Свод законов был готов и получил обязательную силу с 1 января 1835 года.
§ 33. Весь законодательный материал Свода законов расположен в следующей системе: в 1-м томе, части первой, помещены основные законы, заключающие в себе, под именем священных прав и преимуществ верховной самодержавной власти, основные принципы русского государственного устройства и управления. Здесь содержатся: а) положения о существе верховной самодержавной власти (ст. 1 и 2); б) о порядке наследия престола (ст. 3 - 17); в) о совершеннолетии императора, правительстве и опеке (ст. 18 - 30); г) о вступлении на престол, о присяге подданства, священном короновании и миропомазании (31 - 36); д) о титуле и гербе (ст. 37 - 39); е) о вере (ст. 40 - 46); ж) о законах (ст. 47 - 79); з) о власти верховного управления (80 - 81). К основным же законам отнесено и учреждение об императорской фамилии (ст. 82 - 200).
Законы о высших и губернских учреждениях, равно как и уставы о службе гражданской, под не совсем правильным названием законов органических или учредительных, помещены во второй части I тома и в томах - II и III.
Уставы о повинностях военнослужебной и земской, о доходах и имуществах государственных или уставы казенного управления помещены в IV - VIII томах; им присвоено название законов о правительственных силах.
Законы о государственных сословиях или о состояниях изложены в IX т.
Законы гражданские и межевые в - X т.
Полицейские уставы, касающиеся как полиции благоустройства, так и благочиния, помещены в XI, XII, XIII и XIV тт. Уставы государственного благоустройства в XI и XII, уставы благочиния в XIII и XIV.
Законы уголовные изложены в XV т.
Таким образом, Свод законов состоит из восьми частей, коим соответствуют следующие томы свода.
Части Свода тома Свода
1) Законы основные..................1 ч.; I.
2) Законы органические..............2 ч.; I, II и III.
3) Законы правительственных сил.....IV - VIII.
4) Законы о состояниях..............IX.
5) Законы гражданские...............X.
6) Уст. государствен. благоустройства: XI и XII.
7) Устав благочиния................ XIII и XIV.
8) Законы уголовные................ XV.
По мере того, как действующие законы изменяются или законодательство дополняется новыми постановлениями, второе отделение собственной его величества канцелярии издает продолжения Свода к каждому тому отдельно. Так, мы имеем продолжения, после издания Св. зак. 1857 г., - 63, 68, 69, 71 и 72 годов.
§ 34. Издание Свода, кроме других целей, имело задачею на будущее время прекратить разрозненность законодательных актов и отличить постановления, имеющие значение закона, от распоряжений другого порядка. Каждый акт, заключающий в себе новый закон, отмену или дополнение старого, вносится в Свод Законов, в редакции, соответствующей определенным его статьям. Другими словами, Свод должен заключать в себе всю совокупность законов, действующих в данную минуту.
Но беспрерывное движение законодательства, особенно во время, богатое реформами, каково наше, препятствует осуществлению этой идеальной цели. Всегда можно найти известное количество законодательных актов, действующих независимо от общего собрания законов или кодекса. Таковы в настоящее время положения о земских учреждениях, о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, судебные уставы и т. д. Хотя положение о крестьянах и помещено в продолжении 1863 г. к IX т. Св. зак., но легко заметить, что оно заключает в себе постановления, не относящиеся к законам о состояниях, как, напр., постановления о выкупе земли, об организации крестьянского управления и т. д. Все эти положения, вместе взятые, составляют одно целое, которое в данную минуту еще трудно разместить по соответствующим частям Свода. Еще большую обособленность представляют судебные уставы 20 ноября 1864 г. Составляя сами по себе одно органическое целое, с точки зрения системы - Свода Законов, они содержат в себе постановления, относящиеся к различным частям Свода. Судебные уставы, поскольку они определяют новые начала судоустройства, относятся к законам о государственных учреждениях; поскольку они определяют новые начала гражданского и уголовного судопроизводств, их место в соответствующих частях X и XV т. Новые реформы сделали более наглядным тот факт, что законодательство наше, кроме свода, нуждается в кодексе, в котором все части законодательного материала были бы сконцентрированы в особых систематических уложениях. Может быть, для этого нужно будет возвратиться к мысли Екатерины II о сочинении нового уложения, которое должно состоять в положительной переработке и в исправлении материала, с точки зрения науки права и истории. До тех пор наш свод будет ничем иным, как собранием отдельных актов, без примирения их начал (часто различных) и, следовательно, без строгой системы*(95).
§ 35. Что касается форм отдельных законодательных актов, то они установляются нашим законом, главным образом, сообразно их содержанию, хотя необходимо принять в расчет и другие признаки. Притом надо различат формы, установленные для законов, и формы, в коих изъявляется воля верховной власти в порядке управления. "Законы", говорит 53 ст. Осн. зак., "издаются в виде уложения, уставов, учреждений, грамот, положений, наказов (инструкций), манифестов, указов, мнений государственного совета и докладов, удостоенных высочайшего утверждения". Примечание к этой статье добавляет: "высочайшие повеления в порядке управления изъявляются сверх сего рескриптами и приказами"*(96).
§ 36. Самое полное объяснение терминов, обозначающих отдельные формы законов, сделано графом Сперанским*(97). Основанием для разделения этих форм он принимает различное содержание того или другого вида законов. Этого основания держатся и гг. Андреевский и Ренненкампф*(98). Но одного этого основания недостаточно. В иных случаях форма отдельного закона не зависит ни от его содержания, ни от способа издания его. Так, напр., воля верховной власти, выраженная в указе, может касаться одинаково различных частей законодательства, но форма указа будет одна и та же, несмотря на различие их содержания. Можно сказать, приблизительно, что форма законоположений общих (т. е. обнимающих целые части действующего права) и издаваемых обыкновенным порядком, зависит от их содержания; форма актов, касающихся отдельных, дробных частей действующего права, или издаваемых в чрезвычайном порядке, зависит прямо от способа их издания.
Формы законов, зависящие от их различного содержания, суть: уложение, устав, учреждение, положение, грамота и наказ.
Термин уложение имеет слишком общее значение, а потому не может быть применяем исключительно к отдельным частям законодательства. Уложение есть все законодательство или часть его, приведенные в систему, на основании предварительного исправления и переработки законодательного материала. В этом смысле слово "уложение" соответствует иностранному выражению "кодекс" и противополагается понятию "свода". Таково было наше уложение 1649 г. В новейшее время под именем уложения издана часть уголовных законов - уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.
Учреждение есть совокупность законов, определяющих устройство и порядок действия известных отраслей государственного управления. Таковы: учреждение сената, учреждение министерств, учреждение о губерниях и т. д.
Под именем устава наше законодательство разумеет совокупность правил управления какою-либо отдельною частью администрации. Напр., уставы таможенный, горный, цензурный и др. На практике, впрочем, наше законодательство не всегда правильно употребляет это выражение. То, что у нас известно под именем уставов, нередко заключает в себе и устав, и учреждение. Причина этого заключается в том, что законодательство, касаясь всякого, сколько-нибудь специального дела или части управления, излагает вместе и порядок управления и учреждение тех мест и лиц, которым оно вверено. Вследствие этого, государствовед обыкновенно должен искать законов "о государственных учреждениях "не только в тех частях свода, которые носят это заглавие, но и в других, где содержатся "уставы". Это, впрочем, обыкновенный недостаток всех законодательств, который вряд ли может быть устранен, потому что издание законов сообразуется с практическими удобствами, а не с теоретическими требованиями науки. Кодекс не может быть издан в форме учебника. Притом, необходимо заметить, что в "уставах" часто содержатся исключительные законы, изъемлющие учреждения, до которых они касаются, от действия общих законов; таков Устав императорских университетов. Подобные законы должны составлять одно целое, быть вместе и уставом и учреждением.
Наказ, по определению гр. Сперанского, есть как бы тот же устав, но в меньшем объеме. "Когда, - говорит он, - устав, не объемля всех случаев данного управления, ограничивается отдельно одною какою-либо частью дел, тогда он носит имя наказа, так что устав есть более или менее полное собрание наказов, а наказ - отдельная часть устава". С этим определением нельзя согласиться ни с теоретической, ни особенно с практической точки зрения. Наказ не может быть признан частью устава, уставом в малом виде, потому что он имеет самостоятельное содержание. Наказ определяет не порядок управления известною частью, как устав, а порядок деятельности известных органов управления, причем он относится обыкновенно к деятельности единоличных властей. Сфера же деятельности этих последних может обнимать различные части управления. Таков общий наказ генерал-губернаторам (1853 г.) и губернаторам. Одно дело определить порядок управления горного, таможенного, акцизною частью, администрацию народного образования и т. п. и другое - определить значение и порядок действий министерской должности вообще, которые и определяются в общем наказе министерствам, составляющем часть учреждения министерств.
Название положения довольно неопределенно в нашем законодательстве. Под именем положения вообще должно разуметь совокупность однородных законов, относящихся к учреждению и способам деятельности неправительственных установлений, а к учреждениям сословным, и общественным и даже к правам состояний. Полный образчик положения, обнимающего права состояния, организацию общественного управления сословия и способы его деятельности, представляет положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости (1861 г.). Положение о земских учреждениях (1864 г.) и городовое положение (1870 г.) содержат в себе законы, определяющие учреждение и порядок деятельности установлений земского и городского общественного управления.
К положениям примыкают, до известной степени, грамоты: положение иногда содержит в себе определение прав состояния, напр., положение о крестьянах; грамоты же почти исключительно касаются определения прав состояния, хотя могут содержать и другие определения. Разница между положением и грамотою, главным образом, заключается в том, что под грамотою разумеется всегда акт, установляющий привилегии. Таковы "Дворянская жалованная грамота" и "Городовое положение" 1785 г" Хотя этому последнему официально и присвоено название "положения" и даже под этим названием оно вошло в Свод Законов, тем не менее, юридическая практика и разговорный язык усвоили ему название жалованной грамоты городам. Это название более правильно, потому что с определением права самоуправления городов они поставлены в исключительное, привилегированное положение.
Вся совокупность указанных форм обнимает отдельные части законодательства. Прочие формы не определяются содержанием законов; они могут совмещать самое разнообразное содержание, а потому, для установления между ними различия, необходимо определить способы их издания. Эти формы известны под именем манифестов, докладов и мнений государственного совета.
Под именем доклада и мнения государственного совета всегда разумеется закон, рассмотренный предварительно в совещательных местах и учреждениях и получивший высочайшее утверждение; доклады и мнения государственного совета могут иметь самое различное содержание. Но, по установившейся практике, можно заметить, что они содержат в себе, большею частью, развитие подробностей законодательства или же изъяснение точного смысла закона, пополнение отдельных статей, их замены и отмены.
Что касается указов, то они, подобно мнениям государственного совета, касаются различных частей законодательства, но с тою разницею, что идут прямо от верховной власти и употребляются в весьма различных случаях. Например, указы употребляются иногда, как особенные формы, предписывающие приведение в действие уставов, положений, учреждений и т. д. Но указы могут содержать и отдельные законоположения, исходящие непосредственно от лица императора, независимо от обыкновенной формы издания законов.
Под этот же разряд подходят манифесты. Под именем манифеста разумеется объявление высочайшей воли по какому-нибудь чрезвычайному происшествию или изданию важного законоположения; напр., манифестом возвещаются объявление войны, заключение мира; в такой же форме доведены до всеобщего сведения отмена крепостного права, установление всеобщей воинской повинности.
Рескрипты даются Императором на имя отдельных лиц - министров, членов государственного совета и т. д. Они могут заключать в себе самое различное содержание - изъявление высочайшей благодарности за службу и т. п., но также разъяснение существующих законов и установление новых правил. Такое значение имеет, например, рескрипт на имя министра внутренних дел (1865 г.), которым изъяснялась граница права ходатайствовать о пользах и нуждах, предоставленного сословным и общественным собраниям.
Наконец, высочайшие приказы заключают в себе постановления, касающиеся главным образом распорядка службы, пожалования в чины, различных служебных действий и т. д.
Отдел второй. О силе закона
§ 37. Каждый закон, изданный и обнародованный в установленном порядке, получает значение общеобязательного правила, которое должно служить основанием всех правительственных действий и распоряжений. Сила закона продолжается до отмены его в установленном порядке: "Закон, - говорит 72 ст. Осн. зак., - сохраняет свое действие, пока не будет отменен силою нового закона". Но каждый закон может быть отменен только равным ему законом. По смыслу 73 ст. Осн. зак., закон общий и всенародно объявленный отменяется не иначе как таковым же общим законом; указ за собственноручным высочайшим подписанием может быть отменен только таким же указом. До отмены установленным порядком закон должен служить единственным руководящим началом всей деятельности правительства.
Применение этого принципа к управлению порождает ряд сложных вопросов об отношении других распоряжений, исходящих от государственных властей, к закону, изданному и обнародованному в порядке, который рассмотрен выше.
Обязательная сила закона должна быть рассматриваема, во-первых, по отношению к распоряжениям, исходящим от верховной власти, но не имеющим формы закона; во-вторых, относительно постановлений, исходящих от подчиненных правительственных властей. Сюда относятся: а) административные распоряжения в тесном смысле, б) постановления, исходящие от мест судебных, и в) судебно-административные распоряжения, т. е. наказы судебных мест, определяющие порядок делопроизводства в каждом судебном округе. В-третьих, по отношению к распоряжениям, издаваемым общественными установлениями, каковы, напр., земские собрания, городские думы и т.п.
Глава первая. Отношение закона к распоряжениям, исходящим от
верховной власти
§ 38. Прежде всего необходимо решить вопрос - признает ли наше законодательство различие между законами и распоряжениями, исходящими от верховной власти?
Г. Ренненкампф отвергает это различие. Он говорит, что, по силе нашего законодательства, "все повеления государя суть законы, как бы ни было различно их содержание и внутренняя природа"*(99). Его мнение не может быть принято во всем его объеме. Действительно, все предписания императора, утвержденные его подписью, имеют силу закона. Но, тем не менее, в нашем законодательстве существует раздел предписаний, исходящих от верховной власти, за которыми не признается обязательной силы, равной силе закона. Некоторые распоряжения верховной власти самим законом относятся к разряду административных Правил. Наша практика усвоила им название высочайших повелений. В противоположность законам, для которых необходима письменная форма, они могут быть словесными высочайшими повелениями*(100). Второе внешнее развитие высочайших повелений от законов заключается в том, что словесные повеления императора, могут быть объявлены лицами, уполномоченными на то верховною властью*(101), тогда как всякий закон обнародуется сенатом. Словесные повеления государя поступают в списках в сенат только на хранение.
§ 39. Внешним признакам, отличающим высочайшие повеления от закона, соответствует различие между тем и другим и по самому содержанию.
Содержание словесных повелений, исходящих от Государя, определяется 55 и 66 ст. Осн. зак. Первая определяет компетенцию высочайших повелений положительно, вторая - отрицательно.
По силе 55 ст. "в словесных высочайших повелениях могут быть излагаемы дополнения и изъяснения закона, коими установляется токмо образ его исполнения или определяется истинный его разум".
Эта статья дает довольно обширный объем содержанию высочайших повелений, так как, по мнению весьма многих юристов, аутентическое толкование законов (толкование, исходящее от самой верховной власти) есть как бы новый закон. Но наше законодательство рассматривает толкование законов, как деятельность подчиненную*(102). Вот почему 55 ст. и говорит, что пояснения закона могут быть излагаемы в словесных высочайших повелениях.
66 ст. пополняет определение 55 ст. Она говорит о том, чего не могут касаться высочайшие повеления. На основании ее, словесные высочайшие повеления не могут касаться законов, изданных за собственноручной подписью государя и обнародованных в законном порядке, установления новых налогов, сложения недоимок, отпуска денежных сумм свыше определенного размера, лишения жизни, чести и имущества и возведения кого-либо в дворянское достоинство*(103).
§ 40. Но эти постановления не имели бы никакого практического значения, если бы закон не установил мер относительно охранения существующих законов, изданных за подписью императора. В случае коллизии высочайших словесных повелений с раз изданными законами, первые не приводятся в исполнение.
По силе 77 ст. Осн. зак., каждое начальство, получив от министра предписание, заключающее в себе объявление высочайшего повеления, отменяющего закон или учреждение, изданное за собственноручным подписанием императора, обязано, не приводя его в исполнение, представить об этом министру; если же министр оставит свое предписание в прежней силе, то начальство обязано представить об этом в сенат на окончательное рассмотрение.
Следовательно, 77 ст. налагает на каждое должностное лицо обязанность не приводить в исполнение высочайшего повеления, отменяющего закон, с представлением об этом, в случае подтверждения высочайшего повеления со стороны лица, объявившего его, в 1-й департамент сената. Смысл 77 ст. ясен. Но по редакции своей она требует некоторых разъяснений.
При этом должно иметь в виду, что наше законодательство есть свод, т. е. соединение в одно целое разных предыдущих узаконений с сохранением их подлинных выражений. Даже основные законы, которые должны выражать лишь общие принципы нашего права, не избегли неудобств сводного составления отдельных статей. Поэтому нередко логический смысл основных законов гораздо шире буквального их смысла, вследствие чего они нуждаются в распространительном толковании. То же самое должно сказать и относительно текста 77 ст.
Рассматриваемая статья заимствована из учреждения министерств 1811 (§ 259), т. е. из специального узаконения. Она говорит, во-1-х, об обязанности начальства не приводить в исполнение высочайших повелений, отменяющих закон. Эти слова требуют распространительного толкования. Нельзя допустить, чтобы здесь разумелись только те высочайшие повеления, которыми отменяется закон в целом его составе. Отмена закона может произойти не только путем поставления нового закона вместо прежнего, но и через какое-либо существенное дополнение его. Таким образом, под словами "повеления, отменяющие закон" должно разуметь всякое распоряжение верховной власти, которым ослабляется сила изданного закона. Во-2-х, 77 ст. говорит о словесных высочайших повелениях, объявляемых министром. Но эти повеления могут объявляться, кроме министров, еще другими лицами, уполномоченными на то государем*(104). Следовательно, 77 ст. применяется и к этим последним. Это соображение подтверждается и 66 ст. Осн. зак., где прямо говорится, что никакой закон, за собственноручным высочайшим подписанием изданный, не может быть отменен указом, объявляемым словесно. Из этого общего правила 66 ст. не делает никаких исключений.
Распространительное толкование 77 ст. имеет особенно важное значение в применении к мнениям Государственного совета, приводимым в исполнение без письменного высочайшего утверждения.
По ст. 94 Учр. госуд. сов. высочайшего подписания требуют только некоторые дела. По всем остальным мнения государственного совета, на основании 95 ст. того же учреждения, могут приводиться в исполнение по докладу императорскому величеству. Следовательно, мнения государственного совета, утверждаемые словесно, имеют юридическую силу высочайших повелений, объявляемых председателем совета*(105), а потому подходят под условия, выраженные 55, 66 и 77 ст. Осн. зак. Относить их к разряду законов нет никакого основания*(106). Мы остановились специально на мнениях государственного совета потому, что они представляют наиболее важную форму словесных высочайших повелений, относительно которых может возникнуть какое-либо недоразумение.
Глава вторая. Отношение закона к распоряжениям, исходящим от
подчиненных правительственных властей
§ 41. Под именем распоряжений, исходящих от правительственных мест и лиц, мы разумеем здесь общие административные правила, издаваемые администрацией в разъяснение и развитие действующего законодательства.
Компетенция административных распоряжений в этом смысле определяется 51-ю ст. Осн. зак.
"Никакое место или правительство в государстве не может само собою установить нового закона, и никакой закон не может иметь своего совершения без утверждения самодержавной власти". Примечание. "Меры, приемлемые к исполнению закона или учреждения существующего, и не отменяющие никаких законов предыдущих, но служащие к единому разрешению недоумений или затруднений в образе исполнения, также общие подтверждения существующих постановлений, не составляют сами по себе нового закона".
Таким образом, 51 ст. определяет компетенцию административных распоряжений путем отрицательным. По смыслу ее, всякое постановление, не противоречащее существующему закону и не составляющее само по себе нового закона, может быть издано подчиненным административным местом. К таким постановлениям относятся распоряжения, которыми объясняется образ исполнения известных учреждений, разрешаются недоумения при применении закона и подтверждается сила существующих законов*(107). Следовательно, законодательство исходит из того предположения, что административные распоряжения не могут иметь самостоятельного содержания, что они могут заключать в себе только применение закона в порядке исполнения.
В принципе наш закон действительно, держится этой точки зрения. Вся законодательная и высшая исполнительная власть, по силе наших законов, сосредоточивается в руках верховной власти*(108). В таком же духе редактированы и отдельные постановления, касающиеся Сената и министерств. Сенату вверяется высший надзор за всеми учреждениями империи в порядке управления и исполнения (ст. 2 Учр. сен.). По 26 ст. того же учреждения, 1-му департаменту сената, обнародывающему законы, предоставлено право указывать порядок исполнения законов и разрешать силою их все недоразумения и затруднения, возникающие при их применении. 30 ст. Учр. Сената дает ему право пресекать силою и на основании закона все известные ему злоупотребления при применении закона. Сюда же относится 229 ст. этого учреждения. Далее, 211 ст. Учр. мин. предписывает министрам вносить на разрешение Сената представления о предметах, требующих общего предписания, в тех случаях, когда эти вопросы могут быть разрешены силою существующих законов (в особенности сюда относятся 1, 2, 3 и 6 пп., 211 ст.). Затем, сами министерства рассматриваются исключительно, как исполнители закона. Именно - 190 ст. Учр. мин. гласит, что министерства учреждены на тот конец, чтобы доставить законам скорое и точное исполнение. На этом основании 194 ст. этого учреждения дает министрам право силою закона разрешать, по представлению подчиненных мест, различные недоразумения и затруднения, возникающие при применении закона, и принимать все меры, необходимые для его исполнения (пп. 3 и 4 ст. 194).
§ 42. Но эта идея административного распоряжения по русскому праву, в особенности в последнее время, не имеет практического значения. Право административных распоряжений развилось гораздо дальше тех пределов, которые указаны в нашем законодательстве. В последнее время, преимущественно в нынешнее царствование, весьма многочисленны примеры того, что, при издании отдельных законоположений, администрации или подлежащему органу административной власти дается право издавать распоряжения в развитие изданного постановления, следовательно восполнять закон своими распоряжениями, издавать различные дополнительные правила. В настоящее время некоторые части администрации, в виде опыта, управляются на основании циркуляров и распоряжений министерств*(109). Таким образом, фактически наше законодательство пришло к тем же результатам относительно власти исполнительной и ее распоряжений, к каким в других европейских государствах пришли уже давно.
Этим объясняется интерес, возбуждаемый вопросом о мерах по русскому законодательству для поддержания согласия между законом и распоряжениями, о тех средствах, которыми обеспечивает наше право обязательную силу закона в случае противоречия ему административного правила.
Чтобы понять важность этого вопроса, надо указать на различие в его постановке в прежнее время сравнительно с настоящим.
В прежнее время административное распоряжение, в принципе, не могло иметь самостоятельного содержания. Оно должно было заключать в себе применение закона к отдельным случаям. Переступление за эти границы являлось актом злоупотребления власти и влекло за собой ответственность по уголовным законам*(110). Следовательно, с точки зрения прежней постановки вопроса, важнейшими мерами к поддержанию согласия закона с административными распоряжениями служили более или менее строгие правила об ответственности административных мест. Но в настоящее время за административным распоряжением признается самостоятельное содержание. Оно может быть издано в развитие существующего права; им восполняется действующий закон. При таких условиях вопрос об ответственности отступает на задний план, не теряя, однако, своей важности для тех случаев, когда речь идет о злоупотреблении власти. Относительно административных распоряжений в современном смысле является важным совокупность мер, при помощи которых может быть уничтожена обязательная сила незаконных распоряжений. В настоящее время интересы законности требуют не столько наказания лиц, издавших то или другое неправильное распоряжение, сколько отмены этого распоряжения.
§ 43. Вся совокупность средств отмены незаконных административных правил зависит от одного начала, признаваемого во всяком сколько-нибудь развитом законодательстве, - начала закономерного повиновения. Закономерное повиновение противополагается повиновению пассивному, когда каждое распоряжение, каковы бы ни были его содержание и форма, безусловно обязательно для лиц, его исполняющих. Пассивное повиновение уничтожает всякое различие между обязательной силой распоряжения. Для того, чтобы это различие существовало, необходимо признать обязанность повиноваться распоряжению только в пределах закона.
Вопрос о степени признания закономерного повиновения в нашем законодательстве должен быть рассмотрен: а) по отношению к подчиненным правительственным местам и б) относительно частных лиц, общественных и сословных собраний.
§ 44. В сфере официальной принцип закономерного повиновения был признан еще Петром Великим. Указом 20 января 1724 г. он установил: 1) обязанность не исполнять предписаний начальства, противных закону, под страхом наказания и 2) право представления и протеста со стороны подчиненных мест и лиц, получивших незаконное распоряжение*(111). Первое из этих начал прямо отменяет принцип пассивного повиновения. Оно установляет самостоятельную ответственность подчиненных лиц, которая должна быть признана чрезвычайно важным стимулом для того, чтобы подчиненные установления не чинили исполнения по противозаконным предписаниям*(112). Право представления и протестов установляет возможность совершенной отмены постановления, сделанного каким-либо административным лицом или местом.
Начала, постановленные Петром Великим, легли в основание ныне действующего права. Принцип закономерного повиновения признается всеми частями нашего законодательства, начиная с Уложения о наказаниях.
393 ст. Улож. о наказ. гласит: "За явно оказанное начальству в делах службы ослушание, кроме лишь случая, если бы начальник потребовал чего-либо противозаконного, виновный приговаривается" и т. д.
403 ст. того же уложения восполняет эту статью, установляя самостоятельную ответственность низших исполнительных органов. По силе 403 ст. подчиненное лицо, исполнившее незаконное приказание или желание начальника, подвергается наказанию вместе с начальствующим, но в меньшей степени.
В законах государственных это начало проведено так же логично и в том же смысле. Но постановления этого рода различны, сообразно различию учреждений, которые облечены правом издавать распоряжения.
§ 45. Мы рассмотрим принцип закономерного постановления, во-первых, по отношению к сенату.
76 ст. Осн. зак. говорит: "Если бы в указе, от Правительствующего Сената последовавшем, губернское присутственное место усмотрело что-либо противное законам или интересу императорского величества, то оно обязано, не исполняя указа, представить о том Правительствующему сенату; если же сенат, находя представленное ему заключение или сомнение неосновательным, останется при своем определении, и оное подтвердит, то учинить уже безмолвное и непременное исполнение".
При сопоставлении этой статьи с ее источником*(113), нельзя не придти к заключению, что она нуждается в распространительном толковании. Во-первых, 76 ст. говорит исключительно о праве представления губернских присутственных мест. Генеральный регламент дает это право коллегиям. Правда, в царствование Екатерины II коллегии постепенно закрыты и переведены в губернии под именем палат*(114). Следовательно, с формальной стороны редакторы 76 ст. были правы, заменив слово "коллегия" выражением "губернское присутственное место". Тем не менее, нельзя согласиться, чтобы сила рассматриваемой статьи простиралась исключительно на губернские присутственные места. Основные законы, по идее своей, должны устанавливать общие принципы. Но с точки зрения этих последних едва ли возможно назвать достаточным обеспечение законности распоряжений и указов Сената признанием права представления только за губернскими присутственными местами. В таком случае надо было бы сказать, что на другие присутственные места и другие лица, которые также получают от Сената указы*(115), возложена обязанность пассивного повиновения, что не согласно с общим духом нашего законодательства.
Во-вторых, 76 ст. отступает от своего источника по вопросу о последствии вторичного предписания сената. По смыслу ее за подтверждением указа Сената должно следовать "непременное и безмолвное исполнение". Генеральный регламент также требовал исполнения сенатского указа в случае вторичного подтверждения его со стороны сената, но вместе с тем переносил ответственность на сенат*(116). Коллегии, обязанные исполнить вторичное предписание сената, в то же время обязаны были довести об этом подтверждении до высочайшего сведения*(117).
Основные законы не делают этих оговорок. С другой стороны, в губернских учреждениях имеется 96 ст., которая почти в точности воспроизводит указ 1724 г.*(118). Правда, 76 ст. Осн. зак. говорит об указах, непосредственно исходящих от сената, а 96 ст. губ. Учр. имеет в виду распоряжения, подтверждаемые сенатом, но последствия подтверждения в том и в другом случае слишком различны. Различие это тем более странно, что и та и другая статья опираются на указы, в существе выражающие один и тот же принцип.
Таким образом, вопрос о контроле законодательной власти над распоряжениями, исходящими от быстрого исполнительного установления, каков сенат, в сущности, не разрешен положительно в нашем законодательстве.
§ 46. Обязательная сила министерских предписаний должна быть обсуждена с двух различных точек зрения: во-1-х, с точки зрения содержания министерского распоряжения, т. е. согласия его с законом по самому существу, и, во-2-х, со стороны формальной, т. е. с точки зрения принадлежности его к тому кругу дел, ведение которого предоставлено данному министерству.
1. Вопрос о согласии министерского распоряжения с законом по самому его содержанию разрешается 78 ст. Осн. зак.
Каждое начальство, подчиненное министру, обязано представлять об его распоряжениях, не согласных с законом, прежде всего самому министру. Затем, в случае подтверждения такого предписания со стороны министра, оно обязано представить данный случай на окончательное разрешение в сенат*(119).
2. К вопросу о законности распоряжений министра с точки зрения их внешней компетенции относится 237 ст. Учр. мин.
"Сила всех предписаний министра ограничена тем кругом дел, который установлен для каждого министерства. Эта статья соответствует 217 ст. того же учреждения, в силу которой отдельные министерства не должны входить в управление дел, вверенных другому министерству".
Санкцию этим двум постановлениям дает 238 ст. Учр. мин.
Подчиненные места, получив некомпетентное предписание министра, обязаны, не исполняя его, представить об этом тому министру, до которого дело относится. Таким образом право протеста переходит в заинтересованное ведомство.
Итак, постановления уложения о наказаниях, равно как и учреждения Сената и министерств, одинаково проводят ту мысль, что всякое подчиненное лицо, получившее несогласное с законом предписание, обязано, не чиня по нем исполнения, под страхом ответственности, представить его на разрешение того установления, на которое возложено охранение силы закона, т. е. сената.
Подобные же начала применяются и к распоряжениям, исходящим от губернских установлений, поскольку последние имеют право их издавать*(120).
§ 47. Вопрос о применении принципа закономерного повиновения к частным лицам и общественным установлениям принадлежит к наиболее трудным и щекотливым вопросам государственного права, по той причине, что логическое проведение сказанного принципа предполагает провозглашение государством права частных лиц и обществ открыто неповиноваться незаконным распоряжениям. Ho в такой форме принцип закономерного повиновения не осуществляется и не может осуществиться ни в одном государстве. По справедливому замечанию Бернера, "власть, если она не желает совершенно утратить свой авторитет, не может оставить решения о правомерности своих действий вообще в зависимости от взгляда тех, против которых направлены эти действия"*(121).
Европейские законодательства выработали различные средства применения рассматриваемого нами принципа.
Первое из этих средств может быть формулировано следующим образом: государство, облагая наказанием неповиновение и сопротивление властям, должно предоставить суду право судить о степени законности распоряжений, вызвавших неповиновение и сопротивление, но ни в каком случае не облагая карательною властью административные места, в особенности те, от которых вышли известные постановления. Суд должен иметь право оправдывать или осуждать обвиняемых, согласно с содержанием и степенью законности самого административного распоряжения. При помощи этого средства государство делает недействительными незаконные распоряжения в их конкретном применении, потому что они лишаются уголовной санкции. Суд, признавши известное постановление незаконным, не облагает неисполнившего его наказанием в случае начатого обвинения против того или другого лица. Этим достигается двоякая цель: 1) не подрывается авторитет власти в том смысле, что рассмотрение степени законности каждого распоряжения предоставляется не частным лицам или административным учреждениям, а независимому органу государства - суду; 2) интересы частных лиц обеспечиваются тем, что применение наказания за неисполнение распоряжений зависит от самостоятельного, независимого от исполнительной власти, - власти судебной.
Таким образом, судебный контроль над административными распоряжениями есть первое средство обеспечения их законности.
Но судебный контроль может лишать административные распоряжения обязательной силы только in specie, в применении их к данному случаю. Суду не может было предоставлено право отменять административное постановление в целом его составе. Отмена распоряжения в целом его составе, объявление его юридически ничтожным достигается посредством права жалобы, предоставляемого частным лицам и общественным установлениям. Таковы два средства, которые должны находиться в распоряжении общества для обеспечения частных прав и силы закона.
§ 48. Обращаясь к постановлениям русского законодательства, необходимо иметь в виду, что начало судебного контроля зарождается только благодаря реформам последнего времени. Затем и сознание о праве жалоб, как средстве отмены известного общего административного распоряжения, начинает развиваться также в последнее время. Прежде под именем жалоб разумелись: 1) жалобы на отдельные неправильные распоряжения разных правительственных установлений в применении их к отдельным лицам и 2) прошения об отмене постановлений, но также частные, касающиеся отдельных лиц. Об отмене общих распоряжений не было и речи. Этот последний род жалоб начинает вырабатываться только в наше время, благодаря реформам в области местного самоуправления. Они явились ввиду необходимости дать органам самоуправления возможность отстаивать силу своих положений, своих уставов, на основании которых они действуют, от распоряжений администрации, которые могли бы парализовать эту силу. Наше законодательство касается и того и другого рода жалоб и в этом отношении представляет амальгаму постановлений, составившихся в самое различное время и под влиянием самых разнообразных условий. Остановимся, прежде всего, на праве судебного контроля.
§ 49. Случаи неповиновения и сопротивления власти, во-первых, предусматриваются уголовными законами*(122). Наш закон по крайней мере в принципе, отождествляет эти два понятия, несмотря на очевидное различие между ними.
Сопротивление есть активное противодействие власти, сопровождаемое психическим или физическим насилием. Неповиновение же есть акт пассивный. Оно состоит в неисполнении распоряжения. Понятно, что с точки зрения наказуемости эти действия должны различаться в значительной степени. В особенности различие это выступает в тех случаях, когда самое распоряжение, вызвавшее неповиновение или сопротивление, незаконно. Уголовный закон может применять карательные меры к насильственному сопротивлению даже в том случае, если распоряжение, по отношению к которому оно проявилось, несогласно с законом. Но едва ли справедливо в этом случае облагать наказанием простое неповиновение.
С этой точки зрения рассматриваемый нами раздел Уложения о наказаниях представляется весьма мало обработанным. С самой первой его статьи понятия неповиновения и сопротивления являются равнозначащими.
"Всякий явно и упорно неповинующийся или сопротивляющийся какой-либо власти, правительством установленной, подвергается за сие, смотря по свойству и важности сего неповиновения или сопротивления, наказаниям, в нижеследующих статьях определенным"*(123).
Следующие затем статьи говорят почти единственно о сопротивлении власти, сопровождающемся насилием, восстанием или, по крайней мере, угрозой. Карательные меры налагаются безразлично, было ли требование властей законно или нет.
Исключение составляет одна 273 ст., в которой говорится о неповиновении.
"Если и без всякого явного восстания или сопротивления властям от правительства установленным, несколько человек согласятся не исполнять какое либо предписание сих властей, или уклоняться от исправления каких-либо законных государственных или общественных повинностей, то за сие:" и т. д.
Неповиновение этого рода облагается наказанием также независимо от содержания распоряжений, его вызвавших.
§ 50. Неисполнение распоряжения администрации одним лицом предусмотрено 29 ст. Мир. уст.
"За неисполнение законных распоряжений, требований, или постановлений правительственных и полицейских властей, а равно земских и общественных учреждений, когда сим уставом не определено иного наказания, виновные подвергаются" и т. д.
Ясно само собою, что, во-1-х, 29 ст., как постановление общее, не отменяет силы специальных законов, касающихся неповиновения, следовательно, и 273 ст. Улож. о наказ.*(124). Во-2-х, 29 ст. подвергается исключению в самом Мировом уст., но только относительно меры наказания, а не общего ее характера, который определяется словами "законных распоряжений". Употребление этих слов ясно показывает, что пассивное неповиновение, оказанное одним лицом, преследуется только в случае законности требований властей*(125). К этим условиям применения 29 ст. кассационная практика прибавила еще одно: общеизвестность распоряжения*(126).
Таким образом, мировой устав ввел в наше законодательство впервые понятие судебного контроля над распоряжениями, неисполнение которых преследуется судебным порядком.
§ 51. Между жалобами, о которых говорят наши законы, должно различать: 1) жалобы единоличные, подаваемые частными лицами, и 2) коллективные жалобы, исходящие от сословных и общественных собраний.
Первого рода жалобы служат главным образом средством привлечения должностных лиц к ответственности, в случае совершенного ими преступления по должности, причем к этой цели может присоединиться и просьба о вознаграждении за вред и убытки, вытекшие из совершенного должностным лицом нарушения закона.
Жалобы, как способ привлечения должностных лиц к ответственности, предусматриваются 244 ст. II т. Св. зак., где прямо сказано, что в числе способов возбуждения ответственности должностных лиц могут быть и жалобы, приносимые частными лицами. Сюда же относится 259 ст. Учр. мин. (п. 1), допускающая право жалоб, подаваемых непосредственно императору, как средство привлечения к ответственности министров; 259 ст. соответствует 9-я ст. Учр. ком. прош., разрешающая приносить императорскому величеству жалобы вообще на неправильные действия и распоряжения высших мест и лиц.
§ 52. Общий порядок принесения частных жалоб предусматривается 1085 ст. Уст. гр. суд.*(127). Из нее мы видим, что жалобы на преступления по должности и просьбы о вознаграждении за вред и убытки, причиненные этими преступлениями, приносятся в порядке административном. Они должны быть приносимы тому установлению, от которого зависит назначение обвиняемого на занимаемую им должность. Логическим последствием этого начала было бы то правило, что жалобы на должностных лиц, назначаемых высочайшею волею, должны быть приносимы непременно императорскому величеству. Но наше законодательство делает отступление от этого возможного вывода. Оно распространяет его лишь на лиц первых трех классов*(128). Жалобы на остальных лиц, занимающих должности не выше четвертого класса, приносятся в 1-й департамент сената. В числе этих последних встречаются и лица, занимающие губернские должности, напр., губернаторы. Если бы жалобы на них обращались непосредственно к Государю, то это придало бы местным должностям такое значение, какое даже законодательство, может быть, и не хотело им придавать.
§ 53. Право жалоб на должностных лиц переходит в право иска в том случае, когда речь идет о вознаграждении за вред и убытки, причиненные такими действиями администрации, которые не заключают в себе признаков преступления по должности. Всякое должностное лицо обязано вознаградить частных лиц за вред и убытки, причиненные его действиями*(129). Общий принцип, определяющий правила принесения означенных исков, выражен в 1316 ст. Уст. гр. судопроизводства.
"Вознаграждение за вред и убытки, причиненные нерадением, неосмотрительностью или медленностью должностного лица административного ведомства, отыскивается по общим правилам гражданского судопроизводства, с изъятиями, установленными в нижеследующих статьях".
Отсюда мы видим, что право иска против должностных лиц возможно только тогда, когда действия этих лиц не подходят под понятие превышения или злоупотребления власти (каковы: нерадение, неосмотрительность и медленность). Иски этого рода приносятся по общим правилам гражданского судопроизводства, т. е. подаются в общие судебные установления, именно - иски о вознаграждении предъявляются:
1) против лиц, занимающих низшие должности до девятого класса включительно - в окружный суд;
2) против лиц, занимающих должности от восьмого класса до пятого включительно - в судебную палату;
3) против лиц, занимающих должности выше пятого класса - в кассационный департамент правительствующего Сената*(130).
Изъятия, о которых говорит 1316 ст., заключаются, главным образом, в особенном составе суда, решающего предъявленный иск*(131). Решения постановляются не иначе, как по выслушании заключения прокурора или обер-прокурора, по принадлежности*(132).
Изъятия, установленные для дел этого рода, состоят также в порядке обжалований*(133).
§ 54. Все эти постановления имеют в виду жалобы, приносимые частными лицами на отдельные действия административных лиц, но не касаются отмены какого-либо общего распоряжения правительственного места. Несколько ближе к последнему виду жалоб подходят постановления, содержащиеся в учреждениях губернских. Здесь говорится о жалобах на постановления губернского правления, приносимых в первый департамент Сената*(134). Но под именем этих постановлений в данном случае должно разуметь определения губернского правления, касающиеся отдельных частных лиц, так как порядок принесения жалоб в 1-й департамент Сената определяется общими правилами гражд. судопроизводства.
По отношению к высшим установлениям, каковы министерства, законодательство наше не содержит никаких точных правил о порядке принесения жалоб на их распоряжения, имеющие общий характер. Право Сената принимать подобные жалобы должно вывести из общих статей, определяющих значение сената, как хранителя законов*(135).
§ 55. Гораздо определеннее постановления наших законов о праве коллективных жалоб.
Наше действующее право признает жалобы только установленных законом сословных и общественных собраний. Коллективные жалобы случайного собрания лиц, не имеющего официального значения, не только не допускаются, но и преследуются законом*(136).
Порядок принесения жалоб сословными и общественными собраниями подробно определяется в соответствующих положениях о земских учреждениях (1864 г.), в городовом положении (1870 г.) и в положении о крестьянах (1861 г.)*(137). Земские собрания имеют право приносить жалобы на относящиеся до них распоряжения начальника губернии и высших административных властей правительствующему сенату, по первому департаменту*(138). Подобное же право предоставлено городским думам. Они могут обжаловать всякое распоряжение местных правительственных, сословных и земских властей губернатору, который обязан принять все меры к восстановлению законного порядка. Если же незаконные распоряжения исходят от самого губернатора или министра внутренних дел, тогда жалобы приносятся правительствующему сенату*(139). Право жалоб, хотя в менее определенных выражениях, предоставляется и сельским обществам, и волостным сходам*(140).
Общее начало, проведенное в означенных положениях, заключается в том, что каждое из общественных собраний имеет право обжаловать только распоряжения, относящиеся до специального круга дел, ему переданных. Наше законодательство устраняет возможность общих жалоб; оно держится того взгляда, что ни одно сословие и ни один род учреждений не имеют права говорить за другие учреждения и сословия.
Из всего сказанного нельзя не видеть, что постановления нашего законодательства о праве жалоб находятся в разрозненном состоянии и не подведены под какой-либо общий принцип. Поэтому было бы чрезвычайно полезно, во-1-х, составить из всех отдельных положений по этому предмету такие общие правила, которые могли бы войти в состав наших основных законов, подобно тому, как сюда вошли 77-я и др. статьи, касающиеся права представления высшему правительству несогласных с законом распоряжений, получаемых подчиненными административными органами; во-2-х, соответственно потребностям времени, пересмотреть постановления, относящиеся до деятельности I департамента сената, как верховного административного судилища, в котором нуждается каждое государство, допускающее большую или меньшую самостоятельность административных распоряжений*(141).
Глава третья. Распоряжения, исходящие от мест общественных
§ 56. При определении юридических условий, в которые поставлены распоряжения, исходящие от общественных властей, надо иметь в виду: 1) отношение законодательства к этим распоряжениям, 2) их компетенцию и 3) средства охранения их законности.
Отношение права распоряжений, принадлежащего общественным установлениям, к общей законодательной власти, определяется некоторыми особенностями этого права. Если границы распорядительной власти органов правительственных устанавливаются главным образом ввиду ограждения интересов частных лиц, то в рассматриваемом нами вопросе обеспечение личных интересов отступает на второй план по следующим соображениям: 1) выборное начало, на котором построены общественные установления, делает весьма основательным то предположение, что общественные собрания выражают желания своих доверителей и что, следовательно, постановления их являются с согласия целого общества; 2) действие мер, установленных известным общественным собранием, распространяется не только на местное народонаселение, но и на самих членов этого собрания. Отсюда понятно, что практически личные интересы реже могут придти в столкновение с распоряжениями общественных собраний, чем с постановлениями властей административных. В данном случае закон более заинтересован ограждением силы общих узаконений и интересов правительственных. С точки зрения этого начала и определяется отношение распорядительной власти общественных собраний к общей законодательной власти.
Право распоряжений, предоставленное земским, городским собраниям и т. п. общественным властям, является делегацией власти верховной, которая, на основании общих законов, сосредоточивает в себе всю сумму законодательной власти. Самое понятие делегации предполагает ограниченность тех прав, которые могут быт предоставлены общественным установлениям. Общая законодательная власть, по идее своей, неограниченна, в том смысле, что всякий предмет общественного интереса может быть объектом ее законодательных норм. Напротив, распорядительная власть общественных собраний, делегированная властью правительственною, по самому существу своему, должна вращаться в определенных границах. Она должна а) касаться тех предметов, которые прямо перечислены в их положениях и уставах, и б) по отношению к этим предметам общественные собрания облечены только определенною степенью власти.
Из природы власти, предоставляемой общественным собраниям, сама собою вытекает необходимость правительственного надзора за местами и лицами общественного управления, как главнейшего средства обеспечения законности их постановлений. Этот надзор должен иметь в виду: а) согласие местного постановления с общими законами страны, б) с материальными интересами правительства и в) законно приобретенными правами и интересами частных лиц.
§ 57. Вопрос о праве местных общественных властей на издание известных распоряжений возник в нашем законодательстве весьма недавно. Он явился только со времени реформ нынешнего царствования в области местного самоуправления. В прежнее время даже привилегированное собрание, собрание дворянское, не имело права издавать какие-либо общие распоряжения, обязательные для целой местности или для членов дворянского сословия. Главный предмет занятий дворянских собраний состоял в избрании лиц на разные общественные должности, замещение которых было предоставлено дворянству*(142). Кроме того, они имели право делать постановления, касающиеся составления дворянских капиталов на различные потребности дворянского общества*(143).
Отсюда видно, что дворянские собрания не были административными установлениями, которым бы было предоставлено право издавать распоряжения по известной части управления.
С таким характером являются впервые земские учреждения. Они были признаны установлениями административными, т. е. такими общественными собраниями, которым передано от правительства осуществление различных задач управления*(144). Отсюда вытекает право их на издание распоряжений. По ст. 65 Пол. о земск. Учр. "земским собраниям принадлежит распорядительная власть и общий надзор за ходом дел..." Характер этой власти определяется 66 ст. того же положения: "губернские земские собрания могут издавать обязательные для местных земских учреждений той же губернии постановления, а уездные земские собрания давать, с своей стороны, инструкции уездным управам своих уездов, равно как подчиненным им лицам, собственно о способе исполнения постановлений губернских собраний, с тем: 1) чтобы означенные постановления и инструкции ни в каком случае не выходили из круга предметов, предоставленных ведению земских учреждений, и 2) чтобы они ни в чем не были противны существующим общим узаконениям и настоящему положению".
По точному смыслу этой статьи земские собрания вправе издавать распоряжения, обязательные для самих земских учреждений, им подведомственных, т. е. для земских управ и других исполнительных властей, действующих под их надзором. Но отсюда никак не вытекает права их издавать какие-либо постановления, обязательные для всех жителей губернии или уезда.
Исключение из этого правила явилось в 1873 г., когда высочайше утвержденным мнением государственного совета земским учреждениям дано право издавать, с утверждения губернатора, обязательные для местных жителей постановления, касающиеся предосторожности от пожаров. Этот специальный закон служит подтверждением общего правила, выраженного в 66 ст.
Гораздо больший объем прав в этом отношении принадлежит городским общественным установлениям. Они призваны к заведыванию городским хозяйством и благоустройством. Следовательно, на них возложена обязанность ведать город не только как известную имущественную единицу, но и заботиться об общих условиях благосостояния этой единицы. Отсюда логически вытекает право городской думы издавать обязательные для местных жителей распоряжения, касающиеся городского благоустройства*(145).
Наконец, сельским обществам и волостным сходам предоставлено право делать постановления, относящиеся только до крестьянского общества. Сельский сход пользуется правом совещания о хозяйственных нуждах, благоустройстве, призрении бедных и обучении грамоте, раскладке податей и т. д.*(146). Сельские общества постановляют приговоры относительно способов пользования мирскою землею, мирских расходов, взыскания недоимок и т. п. Ведению волостного схода подлежат все вообще предметы, относящиеся до хозяйственных и общественных дел волости; на его обязанности лежит принятие мер общественного призрения, учреждение волостных училищ и пр.*(147). Кроме того, практика ввела и другого рода приговоры, которые могут постановлять крестьянские общества; сюда относятся, напр., приговоры о непосещении питейных заведений.
§ 58. Меры, которые обеспечивают законность распоряжений общественных властей, чрезвычайно разнообразны. Они зависят от тех условий, в которые поставлено то или другое общественное собрание*(148).
Средства ограждения силы общих законов различаются по степени самостоятельности, которую закон желает предоставить тем или другим установлениям. В некоторых случаях законность постановлений общественных собраний обеспечивается правом правительственного просмотра и протеста. Такой порядок принят, напр., по отношению к земским учреждениям. В иных случаях законодательство принимает более решительные меры и ставит издание известных распоряжений в зависимость от утверждения правительственной власти. Такие меры приняты, главным образом, относительно распоряжений городских учреждений и учреждений крестьянских.
Интересы частных лиц обеспечиваются двояким образом: а) в случае нарушения гражданских прав отдельных лиц, нарушенных действием общественных властей, установляется право иска на общих основаниях; б) если же речь идет о незаконности распоряжения в целом его составе, частным лицам предоставляется право жалобы или установлению, на которое возложен надзор за действиями общественных собраний, или, в более важных случаях, в 1-й департамент правительствующего сената.
Глава четвертая. Отношение судебной власти к власти законодательной
§ 59. А. Отношение закона к судебному решению вообще*(149). На первый взгляд нет ничего легче, как определить отношение судебной власти к власти законодательной. Судебное решение должно заключать в себе применение общего закона к частному случаю. Таково ходячее воззрение на содержание судебного решения. Этим воззрением определяется и обыденный взгляд на права и обязанности судьи. Если судебное решение по идее своей есть только применение закона к частному случаю, то судья, очевидно, должен быть пассивным органом закона и деятельность его исчерпывается, так сказать, механическим его приложением.
Но такой взгляд верен только в самых общих чертах.
Конечно, судебное решение должно быть основано на законе, потому что суд всегда должен руководиться волею законодателя, выраженной в той или другой форме.
Затем, судебное решение не может заключать в себе никакого общего правила; сила его исчерпывается приложением к данному случаю. Но отсюда никак не следует, чтобы деятельность судьи была деятельностью пассивною. Каждый отдельный случай, взятый непосредственно из практической жизни, представляет столько индивидуальных черт, что судья должен иметь немало теоретических и практических сведений для определения того, какой закон относится к данному случаю. Правильное избрание закона из всей массы законодательного материала предполагает немало юридического такта. Затем, вопрос об объеме, в котором известная статья может быть применена к предусмотренному ею случаю, часто является сложным и трудным.
К затруднениям, возникающим из факта индивидуальных различий отдельных случаев, предусмотренных одним нашим законом, присоединяются еще затруднения, возникающие из недостатков самого законодательства. Во-первых, текст закона часто весьма неясно выражает мысль законодателя; во-вторых, данная статья может быть редактирована таким образом, что множество отдельных случаев не будут подходить под ее буквальный смысл, но, очевидно, соответствуют ее логическому смыслу, намерениям законодателя*(150). Наконец, в-третьих, судья встречается иногда с решительным пробелом в законодательстве и, для разрешения данного случая, должен сам стать на место законодателя*(151). Таким образом, судебное решение требует ряда особых приемов, совокупность которых носит общее имя толкования законов (interpretatio, Auslegung); изъяснение смысла закона, содержащееся в судебном решении, есть особый и самостоятельный элемент права. Раз постановленное решение может влиять на способ применения закона к другим однородным случаям, служить образцом истолкования закона. Такова сила прецедента. Этого мало. Судебная интерпретация в тех случаях, когда судебное место восполняет пробел в законодательстве (решение по подобию), делается самостоятельным источником права, конкурирует с законодательством*(152).
§ 60. Эти факты указывают на практическую необходимость толкования законов. К ней должно присоединить и юридическую обязанность государства дать суду право толкования.
С установлением государственной власти задача правосудия сосредоточивается в руках ее органов. Правосудие становится исключительным правом государства, устраняющим самосуд, самоуправство. Но этот факт налагает на государственную власть определенную обязанность, исполнения которой граждане вправе от нее ожидать. Именно, граждане вправе требовать, чтобы каждое дело, находящееся в данную минуту в судебном разбирательстве, было разрешено при помощи наличных средств законодательства. Право это вытекает из оснований двоякого рода: первые из них могут быть названы внешними, количественными, вторые - внутренними, качественными.
Первое, чисто внешнее, основание состоит в необходимости немедленно охранять или восстановлять права, как скоро они нарушены, и разрешать вопрос о спорных правах. Отсрочка правосудия, как это доказывает пример недавних лет, вредно, даже гибельно отражается на интересах тяжущихся и подсудимых.
Как ни важно это основание, но значение его отступает пред силою второго, внутреннего и более юридического основания. Представление дела, находящегося в судебном разбирательстве, на разрешение законодательной власти видоизменило бы природу судебного решения и противоречило бы началу разделения властей. Судебное решение, по природе своей, есть применение существующих законодательных норм к отдельному случаю. Посему такое решение может быть только актом власти подзаконной, стоящей ниже закона и обязанной руководствоваться его предписанием. Таким положением судебной власти обеспечивается твердость личных и имущественных прав граждан. Граждане вправе ожидать, что к ним будут применяемы только законы, существовавшие в момент совершения ими различных действий, законы, которыми они сами руководствовались в своей жизни. Когда законодательная власть принимает на себя обязанности судьи, все эти условия легко могут быть разрушены. Законодательная власть поставлена выше закона. Как бы она ни стремилась, при постановке своих решений, ограничить себя правами власти судебной (т. е. руководствоваться смыслом существующего законодательства), ее решения легко могут перейти (и часто переходили) в новые законы, применяемые ex post facto, т. е. с обратною силою. Как ни опасно может быть право судебного толкования, но участие законодательной власти в отправлении правосудия еще опаснее, ибо оно не согласно с общими началами права.
Таким образом, нельзя не приветствовать принципа, установленного судебными уставами, принципа, по которому суд не вправе откладывать решения, под предлогом неполноты и неясности закона, и по которому каждый процесс должен закончить свое течение в пределах судебного ведомства.
Обращаясь к постановлениям нашего законодательства о праве судебного толкования, мы рассмотрим: а) объем прав, предоставленных судебной власти в деле толкования законов, и б) силу судебного толкования в его отношении к законодательной власти по русскому праву.
§ 61. О праве судебного толкования. Право судебного толкования определялось в нашем законодательстве в разные времена различно. Одни узаконения, касающиеся этого предмета, вышли из воззрений предшествовавшей эпохи, другие - суть произведения взглядов нашего времени.
Первым источником, под влиянием которого сложились постановления нашего законодательства о праве судебного толкования, является знаменитый Наказ Екатерины II. Идеи Наказа по отношению к праву толкования очень определенны. В принципе, он, безусловно, восстает против права толкования. По его мнению, нет ничего опаснее юридической поговорки, что должно держаться смысла закона, а не его буквы; отрешение от буквального смысла закона открывает широкую дорогу судебному произволу, против которого Наказ восстает всеми силами*(153). Затем все его рассуждения клонятся к доказательству той мысли, что законы должны быть написаны самым ясным и точным языком, что "уложение, все законы в себе содержащее, должно быть книгою весьма употребительною и которую бы за малую цену достать можно было наподобие букваря*(154). Сила высказанных выше мыслей ограничивается, следовательно, известными условиями, при которых можно требовать от судей только механического применения изданных законов. Оно возможно именно тогда, когда законы написаны самым точным и ясным языком и предусматривают каждый отдельный случай со всеми его индивидуальностями. Но это задача более чем невозможная, и задача, к которой не стремится ни одно законодательство.
§ 62. Идеи Наказа имели положительное влияние на позднейшее законодательство, на те узаконения, из которых составилась 65 ст. наших основных законов. Приводя ее здесь вполне, мы считаем нужным разделить ее на две части, различные по содержанию:
1) Законы должны быть исполняемы по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения и распространения. Все, без изъятия, места, не исключая и высших правительств, должны утверждать определения свои на точных словах закона, не переменяя в них без доклада императорскому величеству ни единой буквы и не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований".
2) "Но если бы где-либо, по различию буквального смысла узаконений, встретилось затруднение в избрании и приложении закона к рассматриваемому делу, - в таком случае, по невозможности согласить буквальный смысл закона с таковым же другого, самая необходимость предписывает, особенно в высших местах, следовать общему духу законодательства и держаться смысла, наиболее оному соответствующего".
Первая часть 65 ст. составлена под влиянием идей Наказа, откуда даже заимствовано выражение, "не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований"*(155). Она, очевидно, исходит из того предположения, что судья имеет пред собою закон, настолько ясный и точный, что всякое отступление от его буквы будет злоупотреблением судейской власти. В этом духе составлены узаконения, на которых основана первая часть 65 ст. Все они изданы по поводу явных нарушений "точного и ясного" смысла закона*(156). Они не предусматривают случая неясности или противоречия законов. Он предусмотрен узаконениями, на коих основана вторая часть 65 ст.
Вторая часть 65 ст. предусматривает именно случай противоречия нескольких законов, относящихся к одному и тому же делу, когда, следовательно, речь идет не о толковании закона, но об избрании между несколькими узаконениями одного, для применения его к данному случаю.
Сенатский указ 1823 г., октября 31, вполне подтверждает этот смысл второй части 65 ст. Сенатский указ содержит в себе высочайше утвержденное мнение государственного совета по делу статского советника Ленивцева*(157).
Ленивцев обвинялся в различных злоупотреблениях по откупам, которые он имел в вологодском наместничестве. Для суждения о поступках Ленивцева и произнесения над ним приговора, судебные места имели пред собою несколько узаконений, из которых нельзя было вывести какого-либо общего начала*(158). Разноречие законов произвело разногласие в судах и самом сенате. Дело поступило, наконец, на рассмотрение государственного совета. Последний нашел, что, во-1-х, прежние узаконения отменяются последующими, и, во-2-х, что при противоречии законов, правительственные места, в особенности высшие, обязаны руководствоваться общим духом законодательства. Это мнение изложено словами, вошедшими в текст 65 ст.
Из характера случая, рассмотренного государственным советом, ясен и объем прав, предоставляемых судебным местам 65 ст. Судебное толкование применяется для разрешения противоречия между отдельными узаконениями существующими, т. е. предусматривающими данный случай, но предлагающими различные способы к его разрешению.
§ 63. Таким образом, судебная интерпретация, по точному смыслу 65 ст., не могла восполнять недостатков законодательства в случае неполноты закона, неясности его или пробела. Еще в законодательстве Екатерины II окончательно утвердилось начало, по которому отсутствие точного и ясного закона обязывало судебные места приостановить решение дела и представить его на разрешение в законодательном порядке*(159). Это правило подтверждают: 227 ст. Учр. Сен., где изображено: "сенат не приступает к решению таких дел, на которые не окажется точного закона, но, во всяком случае, требующем издания новых, или пополнения, или перемены существующих узаконений, составляет проект разрешения, и все дело, по ст. 205, вносится министром юстиции, с его заключением, к Императорскому Величеству через государственный совет".
Данная статья, предоставляя Сенату право почина по поводу усмотренных им недостатков закона, прямо лишает его права самостоятельно для данного дела восполнять эти недостатки посредством распространительного толкования и, тем более, посредством аналогии. Приостановка дела есть непосредственный результат неимения точного закона.
Затем, по силе 281 ст. II т. Св. Зак. "никакое судебное место не может решить дела, если нет на оное ясного закона; в сем случае судебные места в губерниях обязаны представлять губернскому начальству, которое, сделав предварительно в общем присутствии губернского правления и палате совещание, доложит о том правительствующему сенату".
§ 64. Начало, о котором идет речь, не было выдержано во всех частях нашего законодательства. В области права уголовного, по-видимому, допущено исключение, из которого впоследствии выросло представление о праве судебных мест решать уголовные дела по подобию. Факт этот замечателен тем более, что большинство криминалистов и большинство законодательных кодексов не допускают аналогии именно в делах уголовных. Он может быть объяснен только путем историческим.
Прежде всего необходимо заметить, что наше уголовное законодательство (XV т. Св. Зак.) имеет характер свода. В состав его вошли самые разнообразные узаконения, существовавшие в прежнее время, в том числе и постановления с неопределенной санкцией. Наказание назначалось общими выражениями: "наказать яко преступника указов" или: "по всей строгости законов", или: "до чего доведется" и т. д. При существовании таких безусловно неопределенных статей явилось большое затруднение определить объем прав судьи при постановлении приговора, на основании подобных узаконений. С одной стороны, законодатель не мог отнести их к разряду "точных и ясных" законов, уполномочивающих судебное место постановлять приговоры самостоятельно. Но, с другой стороны, они были ясны и точны в том отношении, что ими прямо предусматривалось действие, подлежащее судебному рассмотрению. Предписать судебной власти откладывать рассмотрение дела не было никакого основания; но, сообразно изложенному выше принципу, законодательство наше должно было ограничить право судьи в определении меры наказания. Эта цель и была достигнута XV т. Св. Зак. На основании 104 ст., судебное место принимало к своему разбирательству действие, предусмотренное одною из означенных статей, определяло меру наказания, соображаясь со статьями Свода, предусматривающими действия, наиболее сходные с данным, но, не приводя своего решения в исполнение, представляло его на усмотрение высшего места*(160). В этой статье нельзя видеть (как это делает современная судебная практика) зародыша права решения по аналогии.
По смыслу ее, дело решалось на основании закона, и только мера наказания определялась судом по подобию с другими статьями уголовного кодекса. Вместе с тем решение не вступало в законную силу, а представлялось на усмотрение высшей власти.
§ 65. Из 104 ст. вышла 151 (прежняя 155) ст. ныне действующего уложения о наказаниях. Необходимо заметить, что роль 151 ст. ничем не отличается от роли ст. 104 прежнего Свода Законов. Известно, что составители уложения не решались составить действительно нового и самостоятельного кодекса уголовных законов. Называя свой труд уложением, они остались в области работ сводных. Вот их собственные слова: "Уложение, - говорят они, - долженствовало быть и есть не что иное, как собрание очищенных, приведенных в порядок и ясность, дополненных и во многом исправленных, но однако ж в общем составе своем прежних уголовных наших законов. Оно, в некотором смысле, занимает среднее место между обыкновенным сводом и тем, что в наше время именуется новым кодексом законов. Редакторы желали бы иметь право назвать его сводом усовершенствованным"*(161). Но в юридическом смысле не может быть речи о чем-то среднем между уложением и сводом. В сущности уложение осталось сводом. В качестве собрания прежних уголовных законов наших, уложение приняло в себя и 104 ст. XV т. (155 ст. улож.). Нельзя было не признать необходимости такой статьи в новом уложении. Неопределенная санкция уголовных законов, вызвавшая необходимость 104 ст. в прежнем своде, не исчезла и в новом уложении. Она приняла только другую форму*(162). Таким образом, легко убедиться, что 155 ст. (впоследствии 151) не установляла никаких других прав, кроме определенных уже 104 ст. Видоизменилась только редакция, сообразно потребностям "усовершенствованного" свода; 155 ст. редактирована следующим образом: "Если в законе, за подлежащее рассмотрению суда преступное деяние нет определенного наказания, то суд приговаривает виновного к одному из наказаний, предназначенных за преступления, по важности и роду своему наиболее с оным сходные; но, не приводя таковых приговоров своих в исполнение, представляет о том без замедления, по установленному порядку подчиненности, на рассмотрение правительствующему сенату". По существу, это та же 104 ст., но только в обобщенной форме, скрывающей ее историческое происхождение.
Вопрос о точном смысле 155 ст. возник с изданием судебных уставов и новым изданием уложения о наказаниях (1866 г.), где 151-я ст. (прежняя 155 ст.) редактирована уже в том смысле, что приговоры, на основания ее постановленные, не представляются Сенату, а получают законную силу.
§ 66. Судебные уставы 1864 г. отменили старый принцип права толкования и заменили его новым, диаметрально противоположным.
Новый принцип изложен в известной 13 ст. Уст. уголовн. судопр., которой соответствует 10 ст. Уст. гражд. судопр.*(163). "Воспрещается останавливать решение суда под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов. За нарушение сего правила виновные подвергаются ответственности, как за противозаконное бездействие власти". Новое начало, установленное этими статьями, приводит к последствиям двоякого рода: первое из них мы назовем ближайшим, непосредственным, прочие косвенными, хотя и неизбежными.
13 и 10 ст., взятые изолированно, без отношения к прочим частям судебных уставов, содержат в себе только одно требование, именно, что по каждому делу, находящемуся в судебном разбирательстве, должен быть постановлен приговор какого бы то ни было содержания. Принцип этот противоречит прежнему правилу, гласившему, что суд не приступает к решению дела, на которое не было "точного и ясного закона". Больше ничего новое правило, взятое само по себе, не заключает. Требование, изложенное в нем, чисто внешнее, формальное, не касающееся существа и содержания судебного решения. Оно будет совершенно выполнено, если уголовный суд, не имея пред собою "точного" закона, предусматривающего поступок, находящийся в разбирательстве, постановит приговор оправдательный*(164). Закон воспрещает суду возбуждать во время производства дела законодательные вопросы и откладывать дело впредь до их разрешения. Законодательный вопрос может быть возбужден независимо от судебного решения, которое должно состояться на основании существующих законов. Таков точный смысл 136 ст. Учр. суд. уст.: "Если при решении дела судом обнаружена неполнота закона и прокурор окружного суда признает необходимым возбудить законодательный вопрос, то, независимо от решения дела судом, на основании уставов уголовного и гражданского судопроизводства, доносит о замеченной неполноте закона прокурору судебной палаты, от коего зависит представить возбужденный вопрос на усмотрение министра юстиции".
§ 67. Но понятно само собою, что обязанность, возложенная ныне на суд, постановлять решение, не обращая внимания на несовершенство закона, должна влиять косвенно и на материальную сторону решения, т. е. должна расширить право суда в отношении толкования закона. Оставить суд при прежних средствах толкования, в узкой рамке прав, очерченных 65 ст. Осн. зак., было бы невозможно, в виду нового объема обязанностей, возложенных на суды. Необходимо только определить размер этих прав, как ввиду общих начал права, так и в виду начал положительного русского права. При этом необходимо заметить, что как наука, так и законодательство не могут установить общей нормы для интерпретации всех частей права. Объем права толкования должен зависеть от свойств закона, подлежащего толкованию. В этом отношении необходимо провести границу между гражданским и уголовным законом.
1) Решение, постановленное судом по делу гражданскому, в большинстве случаев содержит в себе определение, кому, на основании существующих законов, принадлежит спорное право. При разрешении этого вопроса судья не может быть поставлен в зависимость от одного буквального смысла узаконений, относящихся к тому или другому разряду институтов и правоотношений. Право, подлежащее в данную минуту судебному разбирательству, могло возникнуть из отношений, хотя не предусмотренных прямо существующими законами, но составляющих их естественное последствие*(165). Формы гражданских правоотношений развиваются быстро, особенно в некоторых их отраслях, например в отношениях торговых*(166); никакое законодательство не может идти, шаг за шагом, за развивающимися формами гражданских сделок. Лишая суды права разрешать возникающие из них столкновения по аналогии, законодатель оставил бы без охраны самые законные права, сделки, не противоречащие ни общему смыслу положительного законодательства, ни началам общественной нравственности. Вот почему предоставление гражданским судам не только права толкования законов, но и права разрешения дел по аналогии есть необходимость, вызываемая всеми условиями современного правосудия*(167).
Этой цели и соответствует постановление 10 ст. Уст. гражд. суд. Гражданские суды не вправе останавливать решения под предлогом не только "неполноты, неясности или противоречия законов", но и их недостатка, т. е. совершенного пробела законодательства по известному предмету. Важность права, возникающего из этой обязанности гражданских судов, очевидна. Разрешая вопрос о принадлежности спорного права, суды могут, для отдельных случаев, восполнять пробелы законодательства, руководствуясь общим его смыслом. Таково требование 9 ст. Уст. гражд. суд.
"Все судебные установления обязаны решать дело по точному разуму существующих законов, а в случае их неполноты, неясности, недостатка или противоречия, основывать решения на общем смысле законов".
2) Уголовное правосудие поставлено в другие условия. Между тем как предметом гражданского правосудия является вся масса частных правоотношений, беспрерывно развивающаяся, а потому не всегда предусмотренная положительным законом, предметом уголовного правосудия является строго определенный круг действий вообще и в частности предусмотренных уголовным законом. Действия эти называются преступлениями. В идее преступления содержится понятие действия, воспрещенного уголовным законом под страхом наказания, следовательно, непременно, предусмотренного законом, без формального запрета которого данное действие и не было бы преступлением. Nullum crimen sine lege. Этим коренным правилом сам собою разрешается вопрос о допустимости аналогии в делах уголовных. Идея преступления, не предусмотренного законом, заключает в себе логическое противоречие - есть non sens. Допустить аналогию в делах уголовных значило бы признать, что суд имеет право объявить in specie преступным то, что не запрещено законом in gеnеre. Конечно, нельзя назвать пробелом или молчанием закона (silence de la loi) простую неполноту текста данной статьи, происходящую или от излишней общности ее выражений*(168) или от их излишней специальности*(169). В данном случае намерение законодателя не было бы осуществлено и интересы общества достаточно ограждены, если бы суд в решении своем был связан несовершенною редакцией закона. Неполнота закона не может быть предлогом не только к приостановке решения, но и к оправдательному приговору: она должна быть (независимо от возбуждения законодательного вопроса) выполнена для данного случая распространительным толкованием, примеры которого мы привели выше. Мы не говорим уже здесь о простом противоречии законов, устранение которого лежало на обязанности судов и на основании 65 ст. Осн. зак.. В случае недостатка закона суд, на основании 771 ст. Уст. гр. суд., должен постановить оправдательный приговор. Он не может самопроизвольно расширять круг преступных действий.
Отсюда понятно, что по смыслу 151 ст. улож. о наказ. аналогия не допускается в нашем уголовном праве. Эта статья прямо говорит: "если в законе за подлежащее рассмотрению суда преступное деяние нет определенного наказания" и т. д. Следовательно, для того, чтобы известное действие подлежало рассмотрению суда, оно должно заключать в себе признаки преступного действия. На основании 520 ст. Уст. гражд. судопр., только при этом условии обвинительный акт может иметь юридическую силу. То же самое подтверждает и 12 ст. Уст. гр. суд., где прямо сказано: "все судебные установления обязаны решать дела по точному разуму существующих законов, а в случае неполноты, неясности или противоречия законов, коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания, должны основывать свое решение на общем смысле законов". Итак, 12 ст. имеет в виду применение судом таких законов, коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания; следовательно, суд может иметь дело только с деяниями, прямо воспрещенными уголовным законом. Этих слов совершенно достаточно для устранения всякой мысли о допустимости аналогии на основании 12 ст.
§ 68. Границы права толкования законов, установляемого 12 ст. Уст. уг. суд., могут быть обозначены без особенного труда. Закон дает судам уголовным право основывать свое решение на "общем смысле" законодательства в трех случаях: неполноты, неясности и противоречия законов. Для ближайшего рассмотрения этих трех случаев мы расположим их в иной постепенности сравнительно с последовательностью их в 12 ст. Именно, мы начнем с случая, предполагающего меньший объем права толкования, переходя к другим, требующим большего простора для интерпретации. С этой точки зрения, случаи, предусмотренные 12 ст., расположатся в следующем порядке: противоречие, неясность и неполнота законов.
Случай противоречия законов предполагает существование нескольких узаконений, так или иначе предусматривающих данный случай, но несогласных между собою в отношении определения существа преступления, меры наказания и т. д.. Задача судьи состоит в определении, какое из этих узаконений должно быть применено к данному случаю, находящемуся в судебном разбирательстве. Другими словами, на суде лежит обязанность избрать закон, непосредственно относящийся к данному случаю. Суд руководствуется общими правилами применения законов, нисколько не отрешаясь от их буквального смысла. Правила избрания законов для отдельного случая во многом сходны с правилами составления свода законов общих. Таково, напр., правило, что из двух или трех несходных законов должно следовать позднейшему, так как закон позднейший отменяет предыдущий, и т. д. Но раз закон избран, судья подчиняется в применении его точному смыслу его текста*(170).
Неясность закона зависит от неудачной редакции его текста, неверно выражающего мысль законодателя. Задача суда состоит в изъяснении точного смысла закона, т. е. в сообщении ему того объема, какой он должен иметь согласно цели и намерениям законодателя*(171). Неполнота закона есть результат несоответствия между логическим разумом закона, намерением законодателя, с одной, и буквальным смыслом его текста с другой стороны. Вследствие этого многие деяния, очевидно преступные и подходящие под смысл буквально неполного закона, являются непредусмотренными в его тексте. Это несовершенство закона устраняется судом с помощью распространительного толкования статьи закона, относящейся, по мнению суда, к делу, находящемуся в его разбирательстве. Вопрос, который в этом случае ставит себе суд, формулируется следующим образом: "подходит ли данный случай под действие N статьи уложения?"*(172).
Таковы границы права толкования, предоставленного нашему суду в области гражданского и уголовного права.
§ 69. О силе судебного толкования. Вопрос, который нам предстоит разрешить, может быть формулирован следующим образом: может ли толкование закона, предложенное в судебном решении, состоявшемся по единственному делу, получить значение общей нормы, обязательной при решении других подобных случаев?
При разрешении этого вопроса необходимо различать: 1) между судебным решением вообще, т. е. решением, постановляемым всяким судебным местом, и 2) решением, изданным высшим судебным установлением, облеченным правом толкования законов, т. е. кассационными департаментами сената. По отношению к этому последнему в настоящее время возник вопрос, в разрешении которого теория и практика расходятся между собою. Именно - Сенат настаивает на том, что кассационные решения его имеют безусловно обязательную силу для всех судебных мест империи, Напротив, теория доказывает, что эти решения подчиняются общим правилам о действии судебного решения, изложенным в 68 и 69 ст. наших Основных законов.
§ 70. Обратимся, прежде всего, к уяснению значения судебного решения вообще. Юридическая природа судебного решения определяется тем, что оно содержит в себе применение общего закона к отдельному случаю. Поэтому сила его исчерпывается применением его к делу, по которому оно состоялось. Способ разрешения дела, принятый судом в данном случае, не обязывает юридически другой суд (или даже тот же самый суд) по другому однородному делу держаться того же способа. Это нисколько не говорит против необходимости единообразного применения законов судами, причем главным руководящим началом являются прецеденты, т. е. решения судов, прежде состоявшиеся по делам однородным. Здравые начала справедливости и общественной нравственности требуют, чтобы к каждому случаю, подлежащему рассмотрению суда, общий закон был применен в том же смысле, в каком он был уже применен к другому однородному делу; каждый тяжущийся вправе ожидать, что его дело будет разрешено судом так же, как уже разрешено было другое, представлявшее однородные обстоятельства. Никто, поэтому, не сомневается, что юридическое образование судьи было бы неполно без знакомства с прецедентами, с многолетнею практикою и преданиями судов. Прецеденты всеми уважаемого и достойного уважения судебного места - превосходная гарантия против личных и произвольных толкований закона отдельными представителями судебной власти. В хорошо организованной магистратуре сила прецедентов сдерживает произвол толкования едва ли не больше, чем законодательные меры против этого произвола.
Но, признавая вполне значение прецедента, нельзя не видеть, что это значение фактическое, обычное, нравственное, но никак не юридическое. Сообщить обязательную юридическую силу прецеденту - значило бы (не говоря уже о смешении законодательной и судебной власти) связать свободу судейского решения, необходимую ввиду индивидуального разнообразия отдельных случаев, и уничтожить возможность реакции против неверного истолкования закона в том или другом деле, реакции против дурных прецедентов*(173). Далеко не все прецеденты могут претендовать на руководящее значение в судебной практике. Прецеденты, составляющие, например, гордость английских судов, которые опираются на них, как на незыблемые начала своей практики, сложились, так сказать, в борьбе за существование, причем множество решений погибло, не оставив в памяти судейского сословия ничего или оставив дурное воспоминание.
Поэтому, с юридической точки зрения, различные виды толкования, по степени их обязательной силы, располагаются в следующем порядке: 1) толкование научное, не имеющее никакой обязательной силы, кроме силы здравого смысла; 2) толкование судебное, имеющее обязательную силу для того случая, при рассмотрении которого оно постановлено, но необязательное для других дел; 3) толкование законодательное, или аутентическое, имеющее общеобязательное значение*(174).
§ 71. Эти общие начала, установляющие силу судебного толкования, выражены и в наших основных законах.
По ст. 68-й "окончательное судебное решение частного дела имеет силу закона для того дела, по которому оно состоялось".
Затем, 69 ст. говорит: "Судебные решения дел частных, хотя могут быть приводимы в пояснение в докладах, но не могут быть признаваемы законом общим, для всех обязательным, ниже служить основанием окончательных решений по делам судебным".
Таким образом, значение прецедента, при господстве у нас писаного закона, сводится на значение пояснительного примера, который может быть приведен в докладе, но без всякой обязательной силы.
§ 72. Применение означенных статей к решениям судов, рассматривающих дела по существу, не подлежит сомнению. Но в какой силе применяются они к определениям кассационных департаментов сената, учрежденных для наблюдения за охранением точной силы закона и за единообразным его исполнением всеми судебными местами империи? (ст. 5 Учр. суд. уст.).
Этот вопрос мы должны решить, во-1-х, на основании существа кассационного порядка и постановлений других законодательств по этому предмету, во-2-х, на основании точного смысла постановлений нашего законодательства.
§ 73. Установление кассационного суда имеет целью обеспечить правильность в отправлении правосудия путем чисто отрицательным, т. е. путем отмены решений, при постановлении которых нарушены формальные условия правосудия. Последствием отмены решения является пересмотр дела и новое решение его по существу. Легко заметить, следовательно, что вся конструкция кассационного порядка исходит из понятия независимости судов, решающих дело по существу в отношении избрания, применения и толкования законов. Кассационный суд не имеет права входить в рассмотрение дела по существу и постановлять собственное решение на место отмененного, как это делает высшая апелляционная инстанция. В идее кассационного решения вовсе не содержится понятия обязательности юридических оснований, принятых кассационным судом при отмене решения, даже для суда, постановляющего новое решение по тому же самому делу. Юридические основания, признанные кассационным судом достаточными для отмены решения, могут быть признаны недостаточными или неправильно приведенными при новом рассмотрении дела по существу. Оставаясь верным отвлеченной идее кассационного порядка, т. е. строгому разграничению компетенции судов, решающих дело по существу, и суда, отменяющего неправильные решения, нельзя не признать, что обязательная сила юридических оснований кассационных решений для суда, постановляющего новое решение, по тому же делу вряд ли может быть допущена. Этим путем кассационный суд приобретает решительное, непреодолимое влияние на решение дела по существу, и разграничение двух различных компетенций значительно сглаживается.
Ограничение этого принципа может быть допущено ввиду необходимости положить какие-нибудь границы течению процесса и установить способ разрешения столкновений между судом кассационным и судами, решающими дело по существу. При полной необязательности кассационного определения для судов, вновь решающих дело, по которому оно состоялось, процесс может тянуться до бесконечности, кассационный суд будет бесчисленное количество раз отменять решения, прочие суды могут беспрерывно возобновлять решение отмененное. Ввиду такого неудобства необходимо установить точные способы разрешения пререканий между судами того и другого порядка.
Но не должно забывать, что эти меры должны быть только коррективом против неудобств безусловного применения кассационного начала, что поэтому свойство их не должно колебать силы раз установленного принципа, устраняя только случайные, эвентуальные его неудобства. Образцовое разрешение этого трудного вопроса представляет французское законодательство.
§ 74. По закону 1837 г., ныне действующий порядок состоит в следующем: если второй приговор суда будет обжалован в кассационном порядке, теми же сторонами и на тех же основаниях, по которым был отменен первый приговор, кассационный суд постановляет свое решение в общем собрании*(175). Приговор кассационного суда, постановленный таким образом, обязателен для суда, на рассмотрение которого дело послано*(176). Эта система достигает следующих целей:
1) разграничения властей законодательной и судебной, так что течение процесса заканчивается в судебном ведомстве;
2) Относительной независимости подчиненных судов, так как столкновения их с судом кассационным разрешаются высшею инстанцией, т. е. общим собранием палат кассационного суда.
При таком взгляде французского законодательства на силу кассационного решения даже для того отдельного случая, по поводу которого оно постановлено, не может быть речи об общеобязательной силе этих решений по всем однородным делам. В этом отношении французское законодательство высказывается чрезвычайно категорически. Всем судьям воспрещено давать своим решениям форму общих правил. Решения кассационного суда, постановленные в общем его собрании, имеют силу более нравственную, чем юридическую; за ними признается авторитет так называемого торжественного постановления (arrкt solennel). Право и обязанность кассационного суда печатать свои решения нисколько не увеличивает юридической силы этих последних*(177).
Определение силы кассационных решений этими границами не ослабляет значения кассационного суда, как высшего хранителя точного разума законов и единообразия в судебной практике. Единообразное применение закона обеспечивается, во-первых, тем уважением, какое имеют все французские суды к решениям этого высшего представителя не только правосудия, но и юриспруденции, в лучшем смысле этого слова.
Кассационные решения являются действительными и всеми уважаемыми прецедентами. Во-вторых, кассационные решения получают и юридическое значение, конечно, не in genere, т. е. не тем, что кассационный суд дает им значение общеобязательных норм для толкования и применения законов, но in specie, т. е. тем, что кассационный суд по каждому рассматриваемому им делу может указанным выше путем настоять на обязательности раз установленного им толкования.
§ 75. В нашей судебной практике пытаются провести иные начала. В силу этих начал, кассационные решения, кроме того естественного авторитета, какой могут иметь определения высшего судилища империи, должны получить еще авторитет юридический, силу закона для всех дел однородных.
Такое мнение основывается, во-первых, на ст. 933 Уст. уг. суд. и 815 Уст. гражд. суд. По ст. 933 и решения Сената печатаются во всеобщее сведение, для руководства к единообразному исполнению и применению закона". 815 ст. гласит то же самое, но в иной редакции: "Все определения Сената, по просьбам об отмене решений, публикуются во всеобщее сведение, для руководства к единообразному истолкованию и применению законов".
Во-вторых, означенное мнение подкрепляется новым примечанием к 69 ст. Осн. зак., буквально воспроизводящим текст 815 ст. Уст. гражд. суд.
Для разрешения вопроса, поднятого в такой форме нашею судебною практикою, необходимо рассмотреть: 1) действительно ли юридическая сила кассац. решения определяется 815 ст. Уст. гр. суд. и 933 ст. Уст. гр. суд. И 2) действительно ли новое примечание к 69 ст. Осн. зак. изменяет ее коренной смысл?
§ 76. При рассмотрении основных начал гражданского судопроизводства, высочайше утвержденных 29 сентября 1862 г., и самих Судебных уставов 1864 г. оказывается, что юридические последствия кассационного определения об отмене решений установляются не 815 и 933 ст., а 78 ст. "основных начал" и соответствующими ей 809, 813 ст. Угол. гр. суд. и 928 и 930 ст. Угол. гр. суд.
Ст. 78 Осн. нач. гласит: "Последствием отмены решения кассационного департамента должно быть обращение дела к новому по существу спора решению, но уже не в тот суд, коего приговор признан недействительным, а в другой, равной степени, который обязан в изъяснении точного разума закона подчиниться суждениям кассационного департамента. Жалобы против постановленного на сем с "сновании вторым судом решения ни в каком случае не приемлются".
Эти начала воспроизведены и 809 и 813 ст. гр. суд. (928, 930 Гр. суд.). Они определяют все последствия отмены решения в кассационном порядке, состоящие в следующем: а) дело передается для нового решения по существу в другой суд или в иное присутствие того же суда (809 Уст. гр. суд.; 928, 929 Уст. угол. суд.); б) второй суд обязан подчиниться суждению кассационного департамента в изъяснении точного разума закона по данному делу (813 Уст. гр. суд.; 930 Уст. угол. суд.); в) если новое решение постановлено на таком основании сенатского определения и притом не допущено никаких новых неправильностей, то жалоба против него не допускается (там же).
Этими последствиями исчерпывается сила кассационного решения. Первенствующее значение Сената достаточно обеспечено тем, что решение отдельного его департамента, без пересмотра его в Общем собрании (как это установляет французское законодательство), немедленно получает обязательную силу для суда, рассматривающего дела во второй раз.
Засим, постановления о публиковании кассационных решений во всеобщее сведение помещены как в "Основных началах", так и в судебных уставах особо и без всякого отношения к вопросу об их обязательной силе.
В "Основных началах" постановление о публикации содержится в 77 ст., где читаем: "а) решение кассационных департаментов Сената и общего их собрания постановляются не иначе, как по выслушании предварительного заключения обер-прокурора, и б) публикуются во всеобщее сведение для руководства к единообразному истолкованию и применению законов".
Эта вторая часть 77 ст. составила 815 ст. Уст. гр. Мотив, на котором основана 815 ст., дает нам прямое указание на юридическое значение и последствие этого акта. "Учреждение кассационного порядка, - говорится в мотиве, - имеет, между прочим, целью обеспечить по возможности правильное и единообразное применение законов, и потому, при сосредоточении прошений об отмене решений судебных мест в одном для всей империи верховном судебном месте, необходимо, чтобы все приговоры оного публиковались во всеобщее сведение".
Из этого мотива следует:
а) что составители судебных уставов вовсе не предполагали достигнуть безусловного единообразия в применении законов путем публикации сенатских решений. Если бы они верили в действительность такого средства и самую возможность такой цели, судебные уставы сообщали бы сенатским решениям безусловную обязательную силу.
б) Польза публикования сенатских решений мотивируется единственно тем, что "прошения об отмене решений сосредоточиваются в одном для всей империи верховном судебном месте". Следовательно, публикация этих решений есть только последствие централизации кассационной власти и нисколько не говорит в пользу их всеобщей обязательной силы.
§ 77. Мотиву к 815 ст. соответствует и место, занимаемое как ею, так и 933 ст. Уст. угол. суд. в судебных уставах. Они помещены отдельно и независимо от статей, определяющих юридические последствия отмены решения. Трудно предположить, чтобы законодатель, с точностью определяя обязательную силу сенатского решения для суда, в который дело обращено для нового рассмотрения (813 ст. Уст. гр. суд., 930 ст. Уст. уг. суд.), умолчал об этом предмете в вопросе о всеобщей обязательной силе их, если бы его намерение было сообщить им эту силу. Трудно сделать такое предположение именно потому, что в данном случае законодателю пришлось бы объявить смешение судебной и законодательной властей и отменить 49, 51 и 54 ст. Осн. зак., сосредоточивающих право законодательства в руках власти верховной. Понятно, что истинное намерение законодателя было не таково. В его глазах кассационное решение, как и всякое другое судебное решение, для других однородных дел имеет значение прецедента, степень применимости которого к новому делу зависит от согласия его с законом общим и внутреннего его достоинства.
§ 78. Новейшее примечание к 69 ст. Осн. зак. также не изменяет коренного начала нашего законодательства. Это доказывается а) содержанием и редакцией его и б) местом, занимаемым им среди основных законов.
а) Текст примечания гласит: "Определения кассационных департаментов правительствующего Сената по просьбам об отмене решений публикуются во всеобщее сведение, для руководства к единообразному истолкованию и применению законов". Отсюда видно, что в основание его легла 815 ст. Уст. гражд. суд., равносильная 933 ст. Уст. уг. суд. Поэтому оно не заключает и не может заключать в себе ничего, кроме того, что содержится в означенных статьях. Подобно им, оно не касается вопроса об обязательной силе сенатских определений.
б) Юридический смысл рассматриваемого примечания определяется, затем, и его местом среди основных законов, его ролью подле 69 ст., к которой оно отнесено.
Оно помещено в разряде тех статей основных законов, где ограничивается сила распоряжений и определений правительств, обязательных для известного рода дел, но не имеющих силы закона. Именно оно находится в разряде статей, ограничивающих силу словесных высочайших повелений*(178), сепаратных указов*(179) и судебных решений*(180). Какую же роль играет оно среди этих постановлений?
Примечания, присоединяемые к отдельным статьям нашего свода, имеют разнообразное содержание и значение. Иногда они содержат в себе частное изъятие из общего правила установленною статьею*(181), иногда в них содержится пояснение и более подробное развитие общего начала, выраженного в статье*(182); в иных случаях заранее разрешается недоразумение, могущее возникнуть в применении статьи*(183). Наконец, в некоторых примечаниях содержится частное дополнение статьи, не колеблющее, однако, общих ее начал и коренного смысла. Они являются обыкновенно вследствие преобразования отдельных частей государственного устройства, отражающихся и на общем строе законодательства*(184).
Примечание к 69 ст. относится к последнему роду.
Ст. 68 и 69 были составлены при господстве старого порядка судопроизводства. С образованием кассационного суда текст их оказался неполон. Остается узнать, в каком смысле он восполнен новым примечанием.
Ст. 68, как мы знаем, установила то общее начало, что судебное решение имеет силу закона только для того дела, по коему оно состоялось. Ст. 69, исходя из того же начала, дозволяет судам приводить судебные решения только в пояснение докладов, и с тем чтобы они не признавались законом общим. Значение нового примечания, по всем правилам герменевтики, определяется смыслом статьи, к которой оно отнесено. В составе 69 ст. оно имеет единственно тот смысл, что решения кассационных департаментов печатаются во всеобщее сведение с тем, чтобы они могли быть приводимы в пояснение в докладах, но, разумеется, и с тем, чтобы они не были законом и основанием окончательных решений, наряду с общими законами.
§ 79. Вникая, таким образом, в смысл общих постановлений нашего законодательства и специальных узаконений, содержащихся в судебных уставах, нельзя не придти к следующему заключению о силе судебного толкования:
Пространство действия судебного толкования определяется назначением и целью самого права толкования, предоставленного судам.
Право толкования, особенно ввиду строгого разграничения власти законодательной и судебной, предоставляется судам, ввиду необходимости разрешить каждый данный случай силою существующих законов, без обращения к власти законодательной.
Отсюда понятно, что суд, прибегая к толкованию, должен иметь в виду только этот случай, и обязательная сила судебного толкования исчерпывается областью данного процесса. За пределами его оно может служить только руководством, но не обязательною общею нормою.
§ 80. Наказы судебным местам. Кроме права толкования, судам предоставляется право издания наказов, следовательно, автономическая распорядительная власть. Эти наказы до известной степени могут быть подведены под разряд тех правил и распоряжений, которые издаются для подчиненных мест обыкновенно исполнительными властями. По 166 ст. Учр. суд. уст.*(185) наказы могут относиться исключительно до порядка делопроизводства в судебных местах. Закон употребляет выражение "делопроизводство", а не "судопроизводство", потому что последнее обнимает совокупность правил, которые, касаясь существенных прав частных лиц и сторон, участвующих в процессе, могут быть предметом только законодательного определения. Судопроизводственные законы хотя и не имеют материального содержания, подобно законам уголовным и гражданским, хотя все они относятся к так называемому формальному праву, тем не менее, определяют юридическое положение тяжущихся лиц в процессе, их взаимные права и обязанности, от которых зависит возможность осуществления права, возможность восстановления его в случае нарушения и т. д. Следовательно, законы о судопроизводстве относятся к разряду законов вообще, а потому их не могут касаться наказы судебным местам.
Законодательство различает два рода наказов: 1) общий для всех судебных мест и 2) особенные, издаваемые отдельными судами. Общий наказ судебным местам издается законодательным порядком и может быть изменен не иначе как тем же порядком по представлению министра юстиции.
Закономерность наказов, издаваемых отдельными судебными местами, поддерживается правом протеста, предоставленным министру юстиции. Всякий наказ, выработанный окружными судами, съездами и т. д., представляется через старшего председателя судебной палаты министру юстиции, который, в случае несогласия наказа с законом, имеет право передать его на рассмотрение кассационного департамента правительствующего сената. Судебные наказы, выработанные для себя отдельными кассационными департаментами, утверждаются общим их собранием и сообщаются министру юстиции для сведения.
Отдел третий. О действии закона
§ 81. Учение о действии закона, т. е. о совокупности правил, определяющих условия применимости закона, обнимает собою три вопроса: а) о действии закона во времени, б) о действии закона в пространстве и в) о действии закона по лицам.
Глава первая. О действии закона во времени*(186)
А. Общие начала
§ 82. При разрешении вопроса о действии закона во времени, т. е. при определении того момента, с которого должно начаться применение закона, надо иметь в виду то общее юридическое правило, что обнародование законов есть существенное условие их общеобязательной силы, что, следовательно, воля государственной власти становится обязательной с того момента, как она проявилась в форме закона, обнародованного во всеобщее сведение*(187). Отсюда понятно, что законы действуют только на будущее время. Никакой закон не имеет обратного действия, т. е. никакой новый закон не может быть применяем к фактам и деяниям, совершившимся до его обнародования. Для уразумения силы этого правила необходимо более подробно определить его содержание.
§ 83. Если бы речь шла о физическом действии, о материальном видоизменении совершившихся фактов, то, конечно, не было бы необходимости защищать неприкосновенность прошедшего. Закон не создает фактов и действий, он определяет только их юридические последствия, и в этом отношении вопрос о действии закона во времени является вопросом юридическим. Для юриста приведенная выше формула переводится следующим образом:
"Каждый факт и каждое деяние могут иметь только те юридические последствия, какие установлены законом, действовавшим в момент их совершения. Новый закон не может сообщить им других юридических последствий, и в этом смысле он не имеет обратной силы".
§ 84. Но это правило не имеет значения только логического принципа. Надо определить еще тот реальный интерес, который прикрывается этим правилом. Необходимость определить момент, с которого начинается действие закона, может возникнуть из рассмотрения условий, определяющих отношение государства к отдельной личности; государство может видоизменять свой собственный строй, свою организацию совершенно свободно, без всяких стеснений; законы, определяющие устройство органов государственной власти, порядок их деятельности и т. д., может поражать все наличные факты, не вызывая необходимости каких бы то ни было гарантий с точки зрения личных прав*(188). Правило о необратном действии закона имеет в виду юридические последствия действий, совершенных отдельным лицом, и фактов, к нему относящихся.
Каждое действие, совершаемое человеком, и каждый факт, относящийся к его личности, может иметь последствия двоякого рода:
1) Они являются основаниями и условиями приобретения различных прав.
2) Действия человека, направленные против существующего порядка, являются поводами к привлечению его к ответственности.
Поэтому каждый имеет пред собою законы двоякого рода.
Одни определяют условия и формы, при которых различные права могут быть им усвоены, т. е. сделаться его частною принадлежностью.
Другие определяют меру его свободы отрицательно, указывая меру дозволенного и недозволенного. Вся деятельность человека направляется этими нормами; они подчиняют себе его волю. Но из самого факта подчинения существующим законам для каждого отдельного человека возникает, по отношению к государству, право знать и предвидеть, какие юридические последствия соединяются с определенными действиями или фактами. Гражданин должен быть уверен, что определенное его действие повлечет за собой данные последствия и что, наоборот, никаких других последствий его действия иметь не будут. Отсутствие этой уверенности сделало бы бесполезным самое существование закона, уничтожило бы самый принцип законности и отдало бы гражданина на жертву произвола.
§ 85. Таким образом, мы имеем пред собою принцип, определяющий смысл правила о необратном действии закона и дающий ему безусловную силу. Он возникает из условий, определяющих отношение личности к государству. Он выражается в требовании неприкосновенности законно приобретенных прав и ненаказуемости деяний, в данное время не предусмотренных уголовным законом. Этим самым принципом и ограничивается действие правила о необратной силе закона. Поскольку это правило выражается в принципе неприкосновенности личной и приобретенных прав, постольку оно безусловно. Но затем закон, которым не поражается никакое личное право, закон, применение которого не влечет за собой вредных юридических последствий для личности, может иметь обратное действие, не нарушая общего правила. В данном случае мы не будем иметь исключения из общего правила, потому что оно не противоречит указанному нами принципу. Так, напр., по общепризнанному юридическому правилу или, вернее, обычаю, новый уголовный закон, определяющий более легкую меру наказания сравнительно с прежним, получает обратную силу, т. е. применяется к фактам, совершенным до его обнародования. Обратное действие более мягких уголовных законов не составляет исключения из общего правила. Оно скорее подтверждает это правило. Смягчение новых законов составляет ограничение не личных прав человека, но карательной власти государства. Из него не только не вытекают какие-либо невыгодные последствия для отдельной личности, но, напротив, гражданин приобретает гораздо более выгод в общежитии. Вот почему все иностранные законодательства выражают правила о необратном действии закона категорически, абсолютно, хотя практика каждого государства знает случаи действия законов, обыкновенно называемого "обратным"*(189). Границы и условия применения этого общего правила видоизменяются в различных областях прав, сообразно их природе.
§ 86. Принцип, указанный выше, нагляднее всего применяется к области права уголовного, в том смысле, что в этой сфере наиболее легко определить, что должно быть названо обратным действием законов.
Общая формула о действии законов по времени на языке криминалистов выражается так: "Закон не применяется к человеческим действиям, совершенным до его обнародования". Эта формула имеет в виду судьбу самых деяний человека, поскольку они могут подпасть под действие данного уголовного закона. Напротив, на языке цивилистов данная формула переводится следующим образом: "Закон не поражает прав, приобретенных на основании прежнего закона".
Различие этих двух формул очевидно. Первая прикрывает только известные действия человека, независимо от других соображений. Вторая имеет в виду юридические последствия не только действий, но и известных фактов, являющихся наравне с действиями, условиями и основаниями приобретения прав. Затем, формула цивилистов прикрывает эти действия и факты не для них самих. Они защищаются ради возникающих из них прав, которые продолжают свое существование независимо от данных им оснований.
Вот почему в этой области гораздо труднее определить, что должно считать обратным действием закона, чем в области права уголовного. Деяние, рассматриваемое криминалистом, есть, по существу своему, конкретный и преходящий случай, вполне совпадающий с моментом господства данного закона и не переходящий под господство другого. Напротив, приобретенное право есть явление длящееся, и потому переходящее из того момента, когда оно возникло из прошедшего действия или факта, в тот, когда явился новый закон, видоизменяющий юридические отношения. Какая судьба ожидает это право? Возьмет ли его новый закон под свою охрану, как сделал это прежний? Неудивительно поэтому, что между современными криминалистами не существует почти споров относительно обратного действия законов, тогда как относительно приобретенных гражданских прав существуют самые разноречивые мнения, начиная от ультраконсервативного мнения Шталя*(190) до воззрений Лассаля*(191). Мы рассмотрим каждую из этих формул отдельно.
§ 87. Отношение уголовного закона к воле отдельного человека определить нетрудно. Гражданин вправе видеть меру дозволенного и недозволенного в действующем законодательстве. Ни одно действие, совершенное им, не может быть сделано преступлением ex post facto, т. е. после его совершения. Nullum crimen sine lege. Для того чтобы человек не считал себя вправе совершать известные действия, закон должен предварительно воспретить их под страхом наказания. Moneat lex priusquam feriat. Каждый имеет право считать дозволенным то, что не запрещено законом: permissum videtur id omne quod non reperitur prohibitum. То же должно сказать и относительно законов, установляющих более суровое сравнительно с прежним временем наказание. Обратная сила закона в области уголовного права состояла бы, следовательно, в сообщении невыгодных или более невыгодных последствий таким действиям, которые или были совершены до его обнародования, или вовсе не были предусмотрены прежним законом, или облагались более мягкими наказаниями. Поэтому не может иметь обратной силы закон, увеличивающий число недозволенных действий или облагающий их более строгими наказаниями. Вот правило безусловное или рассматриваемое в качестве безусловного.
Но оно содержит в себе и ограничение правила о необратном действии закона в пользу более мягких, сравнительно с прежним временем, законов. Здесь мы должны решить вопрос: можно ли признать за государством юридическую обязанность давать обратную силу таким новым законам? Может ли гражданин, совершивший деяние, воспрещенное прежним законом, требовать, чтобы к нему был применен новый, более выгодный закон? Этот вопрос не разрешается положительно ни одним криминалистом, т. е. ни один из них не в состоянии дать обратному действию таких законов строго юридического основания, хотя огромное большинство склоняется к тому, что подобное применение таких законов есть требование правды. Оправдывая свое требование, они обыкновенно принуждены возвыситься в область нравственно-политических соображений, апеллировать от требований юридической справедливости к началам правды*(192).
§ 88. Вопрос о действии новых гражданских законов, по теории, установленной Савиньи и развитой довольно согласно с положениями последнего Лассалем, разрешается по содержанию этих законов, т. е. согласно природе изменений, производимых ими в юридическом быте.
В области гражданского права возможны видоизменения двоякого рода. Во-первых, новый закон, оставляя неприкосновенным данный институт гражданского права в целом и частях, видоизменяет, однако, способ приобретения отдельными лицами прав, основанных на этом институте*(193). Во-вторых, закон может видоизменить содержание данного института, вовсе отменить его существование, если того потребуют культурные и политические условия времени*(194). а) Законы первого порядка не поражают прав, приобретенных на основании условий, установленных прежним законом. Предполагая, что государство вообще признает существование известной категории прав, известного юридического института, - оно не может поразить этого права в его конкретном бытии, в форме индивидуально усвоенного права, посредством изменения условий его приобретения*(195). Но неприкосновенность приобретенного права, или осуществленной правоспособности не касается правоспособности вообще. Действие закона, видоизменяющего условия правоспособности, распространяется на всех лиц, не успевших осуществить ее до его обнародования. Государство, по справедливому замечанию Мерлена, установляя известные условия правоспособности, не берет на себя никаких обязательств*(196). Обязанности его по отношению к неделимым начинаются с того момента, когда последние воспользовались дарованным им правом и осуществили его*(197).
б) Второй порядок законов, законов, прекращающих известный род прав, применяется с момента его обнародования; с этого же момента прекращается и бытие конкретных прав, основанных на отмененном институте. Такое действие этих законов нельзя назвать обратным. В данном случае государство не поражает приобретенных прав в их конкретно-индивидуальной форме; новый закон видоизменяет форму юридического быта безотносительно к конкретным неделимым. Отдельные классы общества и лица не могут противопоставить свои конкретные права необходимым условиям государственного развития и совершенствования. Политическое общество не может продолжать охранение прав, признанных в данную минуту вредными для целой страны*(198). Должны ли собственники утрачиваемого права получить вознаграждение со стороны государства, отменившего институт? Этот вопрос разрешается далеко не одинаково представителями разных юридических школ. Но, несмотря не все разнообразие мнений, главные авторитеты науки согласны в том, что такое вознаграждение не есть юридическая обязанность государства. Писатели, защищающие вознаграждение, рекомендуют его в видах политического благоразумия и нравственности*(199). Другие писатели отрицают самую справедливость вознаграждения*(200). Замечательный пример, объясняющий смысл приведенных выше начал, представляет порядок применения русского "Положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости" 1861 г. Освобождение крестьян содержало в себе два акта: 1) отмену крепостного права, 2) наделение крестьян землею. Крепостное право отменено немедленно для всех лиц крепостного состояния, без вознаграждения владельцев; земельный надел отошел за вознаграждение.
Почему? Закон уничтожил самую субстанцию права, известного под именем крепостного; он объявил его противным общему правосознанию, в данный момент развития последнего. Поэтому, во-первых, государство не обязано было терпеть продолжения крепостного состояния для наличных крепостных в пользу наличных владельцев. Во-вторых, государство не обязано было вознаграждать владельцев за утрачиваемое право, потому что признание такой обязанности сделало бы (при громадном количестве крепостных) невозможным его отмену.
Но отношения государства к землям, поступавшим в надел крестьянам, были другие. "Положение" 1861 г. признало и подтвердило как институт собственности вообще, так и право собственности владельцев на землю в особенности. Поэтому оно не могло, не впадая в противоречие с самим собою, отдать крестьянам в пользование часть владельческой земли без вознаграждения собственников*(201).
§ 89. Затем обратимся к другим видам законов, действие которых также может быть объяснено с точки зрения указанных выше принципов.
Во-первых, остановимся на законах судопроизводственных, имеющих тесную связь с материальною частью уголовного и гражданского права. Судопроизводственные законы, сами по себе, не установляют и не отменяют никаких прав; они установляют только правила исследования истины, порядок разрешения споров, постановления приговоров и т. д. Поэтому, в общем смысле, и нет основания возбуждать вопроса о действии судопроизводственных законов по времени. Напротив, мы можем утверждать, что судопроизводственные законы должны применяться и к разбору дел, возникших до их обнародования.
Государство, признав прежние формы судопроизводства неудобными и недостаточными для отыскания истины и установив новые, более целесообразные формы, имеет нравственную обязанность применить их ко всем делам, производящимся в данную минуту в его судах, хотя бы они возникли до обнародования нового закона. Но и в области этих законов есть ряд случаев, когда немедленное применение нового правила нарушило бы личное право, т. е. имело бы обратную силу. Уголовный и тем более гражданский процесс не слагается из ряда актов, исходящих только от органов суда. В движении процесса участвуют частные лица; они для защиты своего права пред судом пользуются известными гарантиями. К числу этих гарантий относится право переноса дела в высшую инстанцию для нового рассмотрения (апелляция) и право кассационных жалоб. Конечно, закон, видоизменяющий условия, при которых тяжущийся или обвиняемый может воспользоваться этим правом (закон, сокращающий сроки на принесение апелляционных и кассационных жалоб), не может иметь обратного действия.
Во-вторых, мы должны определить пространство действия законов политических в тесном смысле, т. е. законов, определяющих строй государства и права отдельных лиц, как членов политического союза или целого сословия, признанного государством.
Законы эти, по общему правилу, не установляют каких-либо прав, которые могут быть усвоены частными лицами в качестве их частной принадлежности. Они определяют общее положение известных групп лиц, как членов политического общества и по отношению к этому обществу.
Поэтому каждый новый политический закон, по общему правилу, производит изменение в самом содержании политических институтов, высказывается об их бытии или небытии; им установляются или отменяются целые институты без отношения к правам отдельных лиц, приобретенных при господстве прежних институтов. Вот почему политические законы вообще не могут быть обвинены в обратном действии.
Объясним эту мысль примерами:
а) Государство отменяет в данную минуту различные сословные привилегии, установленные в прежнее время. Например, оно отменяет привилегию дворянского сословия по отношению к воинской повинности. Нарушает ли оно этим приобретенные права наличных членов дворянского сословия? Оно могло бы нарушить их лишь в том предположении, что привилегии, признанные прежним законом за сословием как целым, составляют в то же время частные права отдельных его членов. Но очевидно, что для каждого отдельного члена дворянского сословия привилегия, которою он пользуется, не есть его индивидуальное право, но последствие его принадлежности к привилегированному сословию, созданному государством и существующему в пределах его усмотрения. Государство всегда вправе изменить объем сословных привилегий, прекратить даже самое существование сословий, - вместе с тем изменится сам собою объем прав, принадлежащих каждому члену этого сословия в отдельности.
б) Государство вправе видоизменять объем как личных, так и имущественных прав различных сословий, поскольку эти имущественные права составляют именно сословные привилегии.
Так, ст. 205 IX т. Св. зак.*(202) предоставляла "каждому потомственному дворянину учреждать в своих деревнях, без записки в гильдии (т. е. без платежа торговых пошлин) заводы и фабрики". Новое положение о пошлинах*(203) видоизменило это право тем, что а) отменило всякие привилегии относительно фабрик и заводов вообще и б) относительно сельскохозяйственных заведений (маслобоен, кирпичных заводов) оставило прежнее изъятие, если они имеют 16 работников и не употребляют машин и снарядов, приводимых в движение паром или водою*(204).
в) Но, затем, политический закон может быть обвинен в обратном действии, если, видоизменяя только способы приобретения сословных прав, он будет применен и к лицам, приобретшим эти права способами, признанными прежним законом. Так, в силу прежнего законодательства, потомственное дворянство приобреталось чином коллежского ассессора; новый закон постановил, что потомственное дворянство будет приобретаться чином статского советника (после - действительного статского советника). Очевидно, применение нового закона к лицам, уже получившим чин коллежского ассессора до его обнародования имело бы значение обратного действия закона.
Таковы теоретические основания и общие условия применения правила о необратной силе законов.
Б. Постановления русского законодательства
§ 90. Постановления русского законодательства по этому предмету изложены в двух статьях Основных законов, из коих первая установляет общее правило, вторая указывает на некоторые исключения.
Ст. 60 говорит: "Закон действует токмо на будущее время; никакой закон не имеет обратного действия, и сила оного не распространяется на деяния, совершившиеся до его обнародования".
В ст. 61 читаем: "Из сего общего правила изъемлются следующие случаи: 1) когда в законе именно сказано, что он есть токмо подтверждение и изъяснение смысла закона прежнего, 2) когда в самом законе постановлено, что сила его распространяется на времена, предшествовавшие его обнародованию".
Легко заметить, что текст 61 ст. составлен в таких общих выражениях, которые совершенно ослабляют силу 60 ст. Именно, из первого пункта 61 ст. можно вывести заключение, что для обратной силы закона достаточно сказать в нем, что он есть только подтверждение и изъяснение прежнего закона. Второй пункт имеет еще более пространный смысл. Он открывает возможность дать обратную силу всякому закону, в котором только будет постановлено о распространении его на времена, предшествовавшие его обнародованию.
Для уяснения истинного смысла как 60-й, так 61-й ст., необходимо обратиться к их источникам.
§ 91. Наше законодательство твердо держалось правила, что закон не может иметь обратной силы; оно не отступало от этого начала не только в сфере гражданского и уголовного права, но и в области политических законов, где, как мы видели, законодательная власть может действовать с гораздо большей свободой, чем в других частях.
Мы рассмотрим здесь главные узаконения по этому предмету, состоявшиеся: а) до издания Свода законов и б) после издания его.
а) Точное формулирование правил о действии законов по времени относится к царствованию Екатерины II. В уставе благочиния*(205) постановлено, что обязательная сила закона начинается со времени его обнародования: "Управа благочиния не взыскивает с людей исполнения по закону, буде закон не обнародован". В 1785 г., Указом 18 декабря, подтверждено правило, что закон не имеет обратной силы*(206). Сила этого правила признавалась и в последующие царствования Александра I и Николая I*(207).
б) Правила о применении законов, изложенные в узаконениях, предшествовавших изданию Свода, соблюдались и после его издания. Мы остановимся здесь на двух важнейших примерах: на порядке применения Свода законов и Уложения о наказаниях 1845 г. "Подробное постановление о приложении и употреблении Свода законов" изложено в высочайше утвержденном мнении государственного совета 12 декабря 1834 г.*(208). К вопросу об обратной силе законов относится пункт VII этого мнения, коим постановлено: "Поелику Свод заключает в себе одни токмо ныне действующие законы, в производстве же дел иногда встречаются случаи, кои, обращаясь на прошедшее, должны быть судимы и разрешаемы не по законам настоящим, но по тем, кои действовали во время, когда случаи сии возникли, то во всех делах сего рода приводить те самые указы и постановления, кои им приличны".
Порядок применения уложения о наказаниях 1845 г. представляет, с одной стороны, пример сообщения законам обратной силы, когда это требовалось началами справедливости, а с другой - им подтверждено общее правило, что закон не имеет обратной силы.
Уложение о наказаниях утверждено 15 августа 1845 г. Того же числа издан указ, коим повелевалось привести его в действие с 1 мая 1846 г. 27 марта 1846 г. последовал высочайший указ о порядке применения нового уложения к делам, возникшим прежде 1-го мая того же года, т. е. прежде срока, с которого уложение должно было вступить в силу.
1) Основное правило, изложенное в 1 п. указа, состояло в том, что постановления нового уложения повелевалось применять "ко всем делам, не получившим до того числа окончательного решения, не распространяя сего лишь на те немногие случаи, где определяемые уложением наказания строже назначаемых действовавшими доселе законами. В сих случаях приговоры о подсудимых постановлять на основании узаконений, существовавших во время учинения преступления или проступка".
Постановление это подтверждает общее правило, по которому закон, определяющий более строгое, сравнительно с прежним, наказание, не имеет обратной силы. Косвенно оно разрешает и вопрос о применении уложения к деяниям, не предусмотренным в прежнем XV т., ибо 1 п. правил говорит о применении статей уложения единственно к делам, производящимся в судебных местах, следовательно возникших из деяний, предусмотренных прежним законодательством.
2) Постановления уложения получали обратную силу в тех случаях, когда наказания, налагаемые ими, мягче, сравнительно с прежним законодательством. Так, "правила" предписывают соответствующую замену наказаний по отношению к лицам, о коих уже состоялось судебное решение, но еще не приведено в исполнение*(209).
3) Обратная сила допущена и по отношению к постановлениям о погашающей давности. 7 п. указа постановляет, что "все преступные действия, со времени совершения коих истекла до 1 мая 1846 г. определенная существующими законами давность и по коим до того числа никакого производства не было, покрываются силою сей давности".
Кроме того, правило это предписано "применять и к тем преступлениям и проступкам, которые по новому уложению покрываются давностью кратчайшею и по коим в течение сей, вновь установленной давности до 1 мая 1846 г. также никакого производства не было".
Конечно, последнее правило, дававшее обратную силу некоторым постановлениям уложения, было справедливо настолько, насколько им ограничивалась карательная власть самого государства, т. е. поскольку оно применялось к делам, вчиняемым органами правительства. Но было бы несправедливо лишить частных лиц права преследования и иска по делам, вчиняемым в порядке частного обвинения. Поэтому п. 7, после изложенного выше правила, постановляет: "При сем, однако ж, предоставленное действующими доселе законами частным лицам право преследования и иска остается в нынешних его пределах".
4) Наконец, указ 1816 г. сообщает обратную силу и тем новым постановлениям уложения, в силу которых известные преступления и проступки подлежат судебному рассмотрению не иначе как вследствие жалобы со стороны обиженного лица*(210).
§ 92. Из всех этих примеров достаточно видно, как законодательство наше смотрело на вопрос об обратной силе законов. Правило, изложенное в ст. 60 наших Основных законов, действительно было руководящим правилом законодательства предыдущего. В какой же мере исторические источники подтверждают исключения из общего правила, изложенные в ст. 61-й; действительно ли это исключения или надо дать ст. 61 иное, более соответствующее делу толкование?
§ 93. Первое исключение из общего правила, на основании 1 п. 61 ст., составляет тот случай, "когда в законе именно сказано, что он есть токмо подтверждение и изъяснение смысла закона прежнего".
Обращаясь к узаконениям, из которых вышел этот пункт, нельзя не заметить, что смысл его такой: закон получает обратную силу тогда, когда он есть в действительности подтверждение или изъяснение закона существующего. Таково именно значение всех тех узаконений, которые приведены в ссылках под ст. 61*(211). Конечно, далеко не все юристы согласны в том, что изъяснительный закон имеет обратную силу, когда речь идет об аутентическом толковании. Многие из юристов склоняются в пользу того мнения, что интерпретация, последовавшая от самой законодательной власти, есть новый закон, который поэтому не должен иметь обратного действия. Но наше законодательство, наряду с многими другими из европейских законодательств, держится противоположного взгляда. Оно признает, что изъяснительный закон не вносит ничего нового в содержание существующего права, а потому обратная сила его может быть оправдана юридической фикцией, предположением, что аутентическая интерпретация вышла одновременно с тем законом, который она изъясняет.
§ 94. Гораздо более сомнений возбуждает вторая часть 61 ст., в силу которой закон получает обратное действие, "когда в самом законе постановлено, что сила его распространяется на времена, предшествовавшие его обнародованию".
Судя по общности выражений этого постановления, мы должны думать, что всякий закон может получить обратную силу по воле законодателя. На каком же предшествующем законе основывается эта часть 61 ст.? В ссылке мы находим только один сенатский указ 7 августа 1825*(212). Происхождение и смысл этого указа следующие.
9 января 1823 г. состоялось положение комитета министров о том, чтобы чиновникам, исправлявшим, сверх исполнения своих собственных обязанностей, еще должности по вакантным местам, производить за это соответствующее вознаграждение.
Это совершенно новое правило должно было иметь силу только на будущее время. Между тем некоторые чиновники морского министерства выхлопотали себе, через свое начальство, добавочное жалованье за исправление ими разных должностей в прежнее время. Руководствуясь этим примером, два обер-контролера государственного контроля вошли с прошением о производстве и им добавочного содержания за исправление ими вакантных должностей с 1814 по 1820 г. Сенат, рассмотрев это прошение, нашел, что исключения, сделанные в пользу некоторых чиновников морского министерства, не могут быть возведены на степень общего правила и что означенные обер-контролеры не имеют права на добавочное содержание, так как никакой закон обратного действия, без точного в оном о сем постановления, не имеет, а в Указе 18 декабря 1785 г.*(213) сказано: "действует токмо на времена будущие, а не на прошедшие".
Этот указ сената, очевидно, подтверждал общее правило, изложенное еще в указе 1785 г. Но редакторы 61 ст. остановились на словах указа: "без точного в оном о сем постановления", которые и подали повод к заключению, что если бы в законе было точное постановление о том, что он распространяется на времена прошедшие, то он и получил бы обратную силу. Действительно, подобное заключение совершенно верно относительно того рода правил, к коим относилось положение комитета министров; им не только не ограничивались чьи-либо права, не отменялись права приобретенные, но, напротив, предоставлялись новые выгоды служащим. Распространить действие этого правила на времена прошедшие было бы возможно и, может быть, даже справедливо. Но, конечно, распространение нового правила на прежнее время зависело совершенно от воли законодателя; обер-контролеры не имели права требовать, чтобы положение комитета министров было применено к их прежней службе. С этой точки зрения слова сенатского указа, о которых идет речь, объясняются весьма просто и удовлетворительно. Положение комитета министров 1823 г. действительно не могло получить обратной силы "без точного в оном о сем постановления".
Таким образом, сенатский указ совершенно уместен относительно случая, его вызвавшего; но он не давал никакого права возводить его случайного выражения в общее правило. Стоило только спросить себя, применимы ли слова ceнатского указа к закону, ограничивающему права подданных, установляющих более строгие наказания; словом, к закону, применение которого предполагает невыгодные последствия для частных лиц?
Глава вторая. О действии законов по месту*(214)
А. Общие начала
§ 95. По общему принципу, формулированному еще Ваттелем*(215), каждая нация имеет безусловное право юрисдикции в пределах свой территории. Государственная власть применяет изданные ею законы на всем пространстве государства. Это общее начало международного права вытекает из необходимого признания государственного верховенства, которое, в принципе, не может быть подчинено действию каких-либо чужих законов.
Тем не менее, строгое применение указанного начала смягчается: а) требованиями международного общения и б) признанием со стороны государства некоторых местных особенностей в различных его областях.
Рассматривая смягчения начала территориального верховенства государства требованиями международного права, мы должны иметь в виду два: 1) вопрос о действии законов в определенной территории и 2) вопрос о силе судебных решений, состоявшихся в пределах данного государства.
§ 96. Действие законов по месту различается соответственно различию между законом уголовным и гражданским законом.
Законы уголовные признаются всеми писателями за исключительно местные, национальные. Так, напр., Геффтер идет в этом отношении, может быть, даже слишком далеко, утверждая, что уголовный закон территориален и личен. Он территориален в том отношении, что государство не допускает в своих пределах действия какого-либо чужого уголовного закона. Он личен в том смысле, что государственная власть может обязать своих подданных соблюдать ее уголовные законоположения даже за пределами государства*(216). Первый принцип бесспорен по той причине, что понятие о преступлении находится в теснейшей связи с нравственным миросозерцанием известного народа, которым и определяется число преступных действий, мера наказания и т. д. Другое положение требует значительных ограничений. Далеко не все постановления уголовного кодекса обязательны для подданного, удалившегося из пределов своего государства. Иностранец, пребывающий на чужеземной территории, по необходимости должен сообразовать свои действия с политическими условиями той страны, которую он избрал местом для своего пребывания. В особенности это касается полицейских узаконений и правил. Многое из того, что воспрещено отечественным законодательством, дозволяется иностранными законами, которым можно следовать, не нарушая существенных обязанностей по отношению к своему отечеству. Государство может требовать от подданного соблюдения за границей только главнейших принципов своего уголовного права*(217).
§ 97. Иное дело законы гражданские, определяющие личные и имущественные права частных лиц. При том развитии международных сношений, которыми справедливо гордится современная Европа, безусловное применение территориального принципа в области гражданского законодательства повело бы к изолированию государства в ряду других, что вряд ли возможно фактически, не говоря уже о невыгодных последствиях подобного положения. Никто не сомневается в настоящее время, что иностранец, являющийся в чужую территорию, может рассчитывать на сохранение тех личных прав, которые признаны за ним в его государстве*(218), в противном случае, возможность международного общения была бы уничтожена. Оно было бы немыслимо, напр., в том случае, когда известное лицо, признанное совершеннолетним по законам своего государства, являясь для торговых оборотов в другую страну, могло бы столкнуться с постановлениями, объявляющими его недееспособным. Не менее противоречил бы принципу международного общения и такой факт, как непризнание со стороны государства, допускающего заключение брачного союза только по обрядам церкви, семейных прав иностранца, выехавшего из страны, где узаконена гражданская форма брака. Далее, большинство образованных европейских государств давно уже уничтожило разные стеснения иностранцев по отношению к их имущественным правам. Так, напр., почти все государства допускают в своих пределах приобретение недвижимой собственности иностранцами*(219). Наконец, развитие международных сношений, в особенности торговых, вызывает необходимость заключения разных гражданских актов вне пределов данного государства и не по его законам. Такого рода акты также требуют защиты со стороны каждого государства.
Намеченные нами факты указывают на сложность современных международных отношений в области гражданского права. Вместе с тем они вызывают необходимость разрешения трех главных вопросов, которые возбуждаются в современном частном международном праве, именно - о силе законов страны относительно вещей, лиц и обязательств. Некоторые из этих законов действуют по принципу территориальному, другие по принципу взаимного признания, т. е. государство допускает у себя действие иностранных законов. При этом оно, конечно, сохраняет вполне право внутреннего самодержавия и если признает действие иностранных законов на своей территории, то делает это из соображения пользы и, так сказать, из международной вежливости*(220).
§ 98. Разрешая вопрос о пространстве действия разных законов, необходимо иметь в виду различие тех отношений, которые могут ими определяться. Мы должны различать: 1) законы, касающиеся имущества лица (statuta realia), 2) законы, которыми определяется правоспособность, юридическое положение отдельных личностей (statuta personalia), и 3) законы, имеющие в виду договорные отношения различных лиц (statuta mixta)*(221).
Statuta realia обнимают собою два рода узаконений: во-1-х, законы, касающиеся недвижимой собственности (les biens fonds et les immeubles). Отношения, возникающие из нее, безусловно определяются законами страны, где находится эта собственность. Это правило вытекает из территориального верховенства государства, из того права международной собственности на определенное пространство земли, которое принадлежит каждой нации. Поэтому и возникающие из имущественной собственности отношения определяются местом нахождения имущества (lex loci rei sitae). Затем, движимые имущества (meubles, mobilia) считаются, по старому римскому положению, принадлежностью лица (mobilia sequitur personam, mobilia ossibus inhaerent). Правоотношения, возникающие из движимой собственности, определяются местожительством лица (lex domicilii). Затем, каждый подчиняется личным статутам своего отечества, в каком бы месте он ни находился, и по ним обсуждаются условия его дееспособности, права его семейного положения и т. д. По учению Кальво, личными статутами определяются права гражданства, законность и незаконность рождения, условия совершеннолетия, слабоумие и безумие, брак и развод*(222). Договорные отношения определяются законами того места, где заключен договор. При этом надо различать между вопросом о юридической годности известного договора и вопросом о порядке его осуществления. Порядок осуществления договоров подчиняется судопроизводственным законам той страны, где договор приводится в исполнение (lex fori). Юридическая же годность договора обсуждается на основании legis loci contractus (locus ragit actum)*(223).
Таковы начала, определяющие действие законов в различных государствах. Из сказанного легко заметить, что наибольшее значение в частном международном праве принадлежит законам, определяющим договорные отношения. Действие их допускается всеми государствами. Каждое из них признает годность контракта, заключенного на основании чужеземных законов, и принимает под свою защиту осуществление его.
§ 99. Вопрос о мере признания законодательствами отдельных государств обязательной силы судебных решений, состоявшихся за границей, разрешается по принципу legis fori. По общему правилу, всякий иск и вместе с тем всякое уголовное решение составляют исключительную компетенцию судов данного государства*(224). Следовательно, при разрешении споров гражданских, осуществлении гражданских прав, равно как и уголовном преследовании, судопроизводственные законы каждой страны имеют безусловное значение. В принципе это правило, по замечанию Кальво, не допускает исключений. Если же государство и допускает иногда обязательную силу судебных решений, постановленных судами иностранными, то делает это в силу международной вежливости и для взаимной пользы.
Но сила сказанного правила необщепризнанна. В литературе международного права раздаются голоса не только в пользу применимости судебных решений, постановленных иностранными судами по гражданским делам, но даже по делам уголовным. Защитники этого воззрения исходят из той мысли, что охранение права, преследование преступлений, в особенности в кругу государств, более или менее однородных по своей культуре, исходящих приблизительно из одних и тех же нравственно-юридических понятий, есть общее дело, что подавление преступного действия такой же международный интерес, как и многие другие. Тем не менее, огромное большинство представителей международного права по отношению к уголовным законам держатся исключительно принципа территориальности, допуская только некоторые смягчения в пользу интересов права гражданского. Но нельзя сказать, однако, чтобы решения иностранных судов, состоявшиеся как по гражданским, так и уголовным делам, не обнаруживали никакого действия в других государствах. Так, решения уголовного суда относительно иностранцев все-таки имеют значение в том государстве, к которому принадлежат обвиняемые, по крайней мере в том смысле, что, по общему юридическому правилу, ne bis in idem, лицо, cyдившееся уже за содеянное им преступление в другом государстве, не привлекается к суду в своем отечестве (exceptio rei judicatae). Представители науки международного права признают это правило*(225).
Что касается гражданских приговоров, состоявшихся в иностранном суде, то интересы частных лиц иногда требуют приведения их в действие в том государстве, к которому принадлежит иностранец. Но это смягчение не должно нарушать общего принципа legis fori. Поэтому как по законодательству французского права, так и по законодательству права русского, решения иностранных судов, состоявшиеся по гражданскому делу, могут быть приведены в исполнение местными судами русскими и французскими, но в пределах, указанных законами, и не иначе как по проверке их местным судом.
Б. Постановления русского законодательства
§ 100. Постановления русского законодательства по рассматриваемому вопросу могут быть разделены: на 1) общие постановления о действии законов по месту, 2) постановления, определяющие пространство действия законов с точки зрения права материального (уголовного и гражданского) и 3) постановления о действии законов судопроизводственных.
§ 101. С давних пор Россия признавала свои законы безусловно обязательными для всех лиц, пребывающих на ее территории. В этом отношении она никогда не находилась в условиях восточных азиатских государств, где иностранцы пользуются своим правом, изъемлются от действия законов местных по принципу внеземельности. Еще в Уложении царя Алексея Михайловича предписывалось производить суд и расправу на всем пространстве Московского государства по русским законам*(226).
Екатерина II в Уставе благочиния подтвердила это начало*(227). В настоящее время 63 ст. основн. зак. гласит: "Закон, в подлежащем порядке обнародованный, должен быть свято и ненарушимо исполняем всеми и каждым, как подданными, так и иностранцами, в России пребывающими, поколику то до них принадлежать может, без различия званий, чина и пола".
Выражение "поколику то до них принадлежать может" показывает, что не все постановления Русского государства могут касаться иноземцев, временно пребывающих в России. Понятно само собой, что, например, многие из повинностей, которые несут русские подданные, не могут быть обязательными для иностранцев. Кроме того, это выражение имеет еще и тот смысл, что действие русских законов применительно к иностранцам может быть видоизменено трактатами с иностранными государствами. Не нарушая нисколько принципа государственного верховенства, эти трактаты могут установить, на началах взаимности, возможность неприменения русских законов или применения законов иностранных в пределах России.
§ 102. Указанное общее начало проводится отчасти в области уголовного права, отчасти в праве гражданском.
В области уголовного права наше Уложение о наказаниях выставляет принцип территориальности. По 170 ст. улож. "иностранцы, в России жительствующие или временно в оной пребывающие, подлежат действию законов о наказаниях уголовных и исправительных на том же основании, как и подданные российские, если о каком-либо из сего изъятии не сделано особенного постановления в договоре с тою иностранною державою, у коей они находятся в подданстве".
Русское законодательство признает обязательную силу своего уголовного кодекса для иностранцев не только в пределах России, но, как показывает 172 ст. улож. о нак., даже за границею в том случае, если иностранец посягнет на права верховной власти в России или на права одного или нескольких русских подданных и будет задержан в пределах империи или препровожден своим правительством для суда в наше государство. Эта обязательная сила русских законов для иностранцев за границей имеет свое рациональное основание, потому что многие из преступлений против России всего удобнее могут быть совершены за границей; такова, например, подделка русских кредитных билетов*(228).
По отношению собственно к русским подданным Уложение о наказаниях придерживается принципа, проповедуемого Геффтером. Оно признает уголовное право не только территориальным, но и личным. Таким образом, каждый русский подданный подчиняется действию русских законов не только в пределах России, но обязан соблюдать, по крайней мере коренные постановления Уложения о наказаниях, и за границей. Уложение предусматривает два случая совершения русским подданным преступлений вне пределов России: во-первых, русские подданные, находящиеся за границей, могут совершить преступления против прав державной власти своего отечества, или целости, безопасности и благосостояния России, или нарушить права одного или нескольких из своих соотечественников*(229); в этом случае они подлежат действию Уложения о наказаниях при том, конечно, условии, если будут выданы иностранною державою в силу конвенций, которые от времени до времени заключаются между русским и иностранными правительствами. Затем, Улож. о наказ. предусматривает и тот случай, когда русский подданный совершит преступление против другого государства или нарушит права одного из иностранных подданных*(230). В этом случае применимость Уложения условна.
При совершении русским подданным за границей преступления против России предполагается, что русское правительство будет требовать выдачи преступника или само начнет преследование обвиняемого, когда он возвратится в Россию. Напротив, во втором случае применение Улож. о наказ. имеет место при том условии, если иностранная держава по собственной инициативе передаст преступника в руки русских властей или когда русским властям будет принесена жалоба на обвиняемого в частном порядке. При этом наказание смягчается, если лицо, совершившее преступление, подлежало бы по иностранным законам менее строгому наказанию, чем по Уложению.
Для русских подданных, пребывающих в так называемых восточных государствах (Турции, Персии, Китае, Японии и др.), наше законодательство, подобно многим другим европейским государствам, признает безусловное действие своих уголовных законов*(231). Самое полное постановление об этом предмете явилось в торговом трактате, заключенном с Турцией в 1783 году*(232). Ст. 72 этого трактата говорит: "Если смертоубийство или другой беспорядок между российскими подданными случится, то посланник и консулы могут сами дело рассмотреть и решить оное по своим законам и учреждениям, в чем никто из офицеров Порты им препятствовать не должен".
В настоящее время преступления, совершенные русскими подданными в азиатских государствах Турции и Персии, входят в круг так называемой консульской юрисдикции. Ныне действующие постановления отличаются от декларации 1783 года тем, что в настоящее время консульская юрисдикция ограничена известной мерой наказания: именно окончательному суждению консулов подлежат только те проступки, совершенные русскими подданными, которые облагаются наказаниями не строже заключения в тюрьме*(233). В случае совершения ими более важного преступления, они препровождаются консулом в ближайшую пограничную губернию империи, где и передаются в руки правосудия на общем основании.
Относительно Китая и Японии следуют приблизительно такие же начала. По Тянцзинскому трактату с Китаем (2-го июля 1859 г.), разбирательство всякого дела между русскими и китайскими подданными в так называемых открытых портах, т. е. в городах, которые открыты для торговых сношений с иностранцами, производится китайскими властями сообща с русским консулом. Но если бы кто из русских подданных проник внутрь Китая и там совершил преступление, то должен быть препровожден, для суда и наказания по русским законам, на границу или в тот из портов, где имеется русский консул. Подобный же порядок суда установлен и в договоре с Японией (1860 г.).
§ 103. Таковы постановления русских законов о действии материального уголовного права. Что касается формального права, т. е. действия судопроизводственных законов и приговоров иностранных судов в России, то наше законодательство даже не затрагивает этого вопроса. Иностранцы, пребывающие в пределах России, по общему правилу безусловно подлежат действию русских законов*(234).
Ст. 228 Уст. угол. судопр. гласит: "Иностранцы, по преступлениям и проступкам, совершенным ими в России, подчиняются общим правилам о подсудности, если не постановлено изъятия из сих правил в трактате с тою иностранною державою, в подданстве коей обвиняемые состоят". Следовательно, русское законодательство в принципе признает строгую территориальность судебных приговоров и не допускает применения их в своих пределах*(235).
§ 104. Обращаясь к постановлениям русского законодательства о силе иностранных законов в области гражданского права, мы видим, что оно фактически признает различие между указанными тремя видами статутов.
Во-первых, оно безусловно признает тот принцип, что все правила принадлежности и порядка приобретения недвижимых имуществ в России определяются русскими законами. Затем, относительно движимых имуществ оно допускает до действие legis domicilii*(236).
Позднейшие узаконения проводят более определенную черту различия между движимыми и недвижимыми имуществами. Мы говорим о конвенции, заключенной 20 марта (по стар. ст.) 1874 г. с Францией.
Ст. 10 этой конвенции гласит:
"Порядок наследования в недвижимых имуществах определяется по законам страны, в которой находятся эти имущества, и все иски или споры, относящиеся к наследственным недвижимым имениям, подлежат разбирательству исключительно судебных установлений той же страны. Иски, относящиеся до раздела движимого наследственного имущества, а равно до прав наследства на движимость, оставшуюся в одном из договаривающихся государств после подданных другого, разбираются судебными установлениями или подлежащими властями того государства, к которому принадлежал умерший, и по законам этого государства, разве бы подданный той страны, в которой наследство открылось, предъявил свои права на наследство". В последнем случае рассмотрение иска предоставляется суду или подлежащей власти той страны, где наследство открылось. За выделом причитающейся истцу доли наследства, остальная часть имущества передается консульской власти, которая и поступает с ним в отношении прочих наследников согласно правилам, указанным выше*(237). Постановления русского законодательства относительно личных статутов довольно скудны. По общему правилу, иностранцы, находясь в России, вполне подлежат действию русских законов как по имуществу, так и лично*(238). Но законодательство наше принимает иногда в расчет состояние, к которому принадлежит иностранец в своем отечестве, при сообщении ему привилегий. Так, иностранные дворяне, если они докажут свое дворянство, изъемлются от телесных наказаний*(239). Точно так же иностранные ученые и художники могут быть причисляемы к званию почетных граждан по дипломам, приобретенным ими в своем отечестве*(240).
Таковы главнейшие, довольно неопределенные, постановления русского права относительно случаев применения иностранных законов в пределах России.
§ 105. Более определенны постановления о формальном праве. В данном случае мы должны различать вопрос о применения решений иностранных судов и вопрос о юридической силе обязательств, заключенных по обрядам иностранных государств. Последнего вопроса касаются два рода постановлений: а) постановления о силе документов, совершенных за границей, как письменных доказательств, и б) постановления о тех правилах, по которым суд должен действовать, принимая в соображение различные акты, заключенные за границей.
Вопрос о силе различных актов, совершенных в иностранных государствах, разрешается 464 ст. Уст. гражд. суд., которая утверждает их силу даже в том случае, когда они заключены по обрядам, несходным с формой совершения подобных актов в России, если только не опровергается их подлинность. Но такого рода акты могут быть представлены к делу не иначе, как с удостоверением русского посольства, миссии или консульства, что они действительно составлены по законам того государства*(241).
Отсюда понятно, как должен суд истолковывать и применять эти акты в своем решении. Признавая юридическую силу актов, заключенных за границей, он должен обсуждать содержание их на основании законов того государства, в пределах которого они совершены. Они являются обязательными при постановлении судебного решения под одним только условием, чтобы заключающаяся в них сделка не противоречила общественному порядку и не была положительно воспрещена законами империи*(242).
Наше законодательство признает по отношению к этим договорам даже известные судопроизводственные условия, установленные иностранными законами. Так, если иностранное законодательство установляет срок давности более продолжительный, чем русский закон, то договор не теряет своей силы в России по истечении давности земской*(243).
Итак, по отношению к договорному праву наше законодательство уже вступило на путь международной взаимности. Довольно значительные успехи оно сделало и в определении силы решения иностранных судов*(244).
По общему правилу, решения судебных мест иностранных государств исполняются на основании начал, установленных по сему предмету взаимными трактатами и договорами. Но если последних не существует, тогда применяются следующие правила. Решение иностранного суда может быть приведено в исполнение в России не иначе, как по проверке этого решения русским судом. Просьбы об исполнении решения подаются в тот окружной суд, в ведомстве которого должно производиться исполнение. При рассмотрении дел этого рода судебные места не входят в обсуждение существа спора, разрешенного судами иностранных государств, их компетенции подлежит лишь формальная сторона дела, т. е. определение, не заключает ли в себе рассматриваемое решение таких распоряжений, которые противны общественному порядку, или не допускаются законами империи. В этом отношении наше законодательство идет гораздо дальше законодательства французского, по которому судебные места, поверяя решения иностранных судов, пересматривают дело как по форме, так и по существу. Все изложенные правила имеют обязательную силу только для исков по обязательствам и по собственности движимой. В отношении же недвижимой собственности русское законодательство строго придерживается принципа forum rei sitae*(245).
§ 106. Сделанный очерк был бы неполон, если бы мы не упомянули еще об одном вопросе, на который обращает внимание современное международное право, именно - вопрос об оказании взаимных между государствами услуг судебной помощи. Сюда относится, например, содействие иностранному правительству в вызове тяжущихся сторон, в открытии их местожительства и т. п. Образчиком обязательства по оказанию подобного рода услуг в судопроизводстве может служить министерская декларация между правительствами русским и итальянским о передаче судебных повесток и объявлений, утвержденная 21 июня (3 июля) 1874 г. На основании этой декларации оба договаривавшиеся правительства обязались производить передачу судебных объявлений или судебных повесток, и приводить в исполнение судебные поручения по делам гражданским и уголовным через свои подлежащие власти, насколько то дозволяют законы страны. Передача судебных объявлений, повесток и поручений должна производиться дипломатическим путем. Расходы по этому предмету падают на счет государства, к которому обращено ходатайство.
Примечание к стр. 128-й. См. прим. 235. До какой степени неопределенны постановления нашего законодательства по вопросу о силе приговоров иностранных судов по делам уголовным, видно из весьма любопытного случая, по поводу которого явилась статья г. Владимирова: "Значение приговоров иностранных судов по делам уголовным" ("Ж. Гр. и Уг. Пр.", 1873 г., сентябрь). "В 1865 г. поручик Александр Никитченков был осужден сенским окружным судом к пожизненной каторжной работе за совершенное им в Париже покушение на жизнь трех лиц: Балыпа, Савуа и Пикколо".
Является вопрос, сохраняет ли лицо, приговоренное к пожизненной каторжной работе за границей, свои права состояния в России? Вопрос этот, специально по отношению к Никитченкову, возник из того обстоятельства, что в 1865 г., в Харьковской губернии производилось дело о взыскании денег с землевладельца Курносова в пользу Никитченкова. Местная полиция, по безуспешности взыскания, положила описать имение должника, но так как при описи должен присутствовать кредитор, то она просила губернское правление о вызове Никитченкова. Получив представление харьковского губернатора, министр внутренних дел возбудил следующий вопрос: "Следует ли считать Никитченкова, за состоявшимся о нем в Париже судебным приговором, лишенный прав состояния, а принадлежавшие ему имущественные права перешедшими, согласно 25 и 28 ст. Улож. о наказ. 1866 г., к его наследникам?" Этот вопрос при рапорте был представлен в сенат. Сенат по одному и тому же делу постановил два совершенно различных приговора. В первом приговоре, состоявшемся 18 мая 1868 г., он рассуждал таким образом. То преступление, за которое Никитченков присужден к пожизненной каторжной работе за границей, предусмотрено и нашим уложением о наказаниях; в силу последнего Никитченков подлежал бы ссылке в каторжные работы с лишением всех прав состояния. Вследствие этого, продолжал Сенат, хотя в наших уголовных законах и не содержится указания на то, чтобы приговор иностранного государства над русским подданным, совершившим преступление за границею, имел бы силу и в пределах империи, но нельзя не придавать этому приговору значения по нашим законам, так как это было бы несогласно с строгою справедливостью и противоречило бы основному правилу, изображенному в 22 ст. Уст. уг. суд., потому что могло бы иметь последствием вторичное наказание преступника. Основываясь на этой статье, Сенат рассуждал следующим образом: если не признать силы решения сенского окружного суда, то следует вызвать Никитченкова в Россию, судить его вновь и приговорить к наказанию. Но в силу принципа "ne bis in idem" необходимо признать юридические последствия того приговора, который был постановлен в Париже, т. е., за осуждением Никитченкова к каторжным работам применить к нему последствия 25 и 28 ст. Улож. о наказ. Изюмский окружной суд независимо от этого признал законную силу приговора сенского суда, а имущественные права Никитченкова, перешедшими по праву наследования к его брату. Это решение вошло в законную силу. Но в 1871 г. дело возбудилось вновь, и Сенат начал рассуждать уже совершенно иначе. В резолюции от 14 июня 1871 г. он исходит из того положения, что в России вся сумма законодательной власти сосредоточена в руках императора, что законы, исходящие от самодержавной власти, должны быть исполняемы всеми и каждым, как подданными, так и иностранцами, в России пребывающими. На этом основании сенат пришел к несомненному убеждению, что в пределах России могут действовать только законы отечественные и только такие судебные приговоры, которые постановлены на основании этих законов, т. е. приговоры судов русских. Законы и судебные решения иностранные не имеют в России никакой обязательной силы. Исключения из этого правила допущены только в области гражданского права. В делах же уголовных решение иностранного суда не может иметь законной силы, потому что на основании 14 ст. Уст. уг. суд. "никто не может быть наказан за преступление или проступок, подлежащие судебному ведомству, иначе как по приговору подлежащего суда, вошедшему в законную силу". Отсюда сенат и вывел заключение, что Никитченкова не следует считать осужденным по нашему законодательству, а потому "в пределах отечественной территории он должен быть признан пользующимся присвоенными ему по состоянию правами и преимуществами, которых он мог бы быть лишен единственно по приговору подлежащего русского суда, предписанным порядком над ним произнесенном".
Ср. названную статью г. Владимирова, ст. 52 - 57. Эти два совершенно противоречивые решения Сената по одному и тому же делу прямо объясняются молчанием закона по вопросу о действии в России приговоров иностранных судов. Г. Владимиров, со своей стороны, восстает против строгости территориального принципа в области уголовного права, доказывая, что защитники его совершенно "игнорируют требования международной жизни, начала солидарности государств в стремлении преследовать нарушения права". Чтобы согласить полное верховенство государства в отношении к уголовному праву с требованиями права международного, г. Владимиров предлагает довольно спорное практическое средство. Он различает произнесение приговора от констатирования факта преступления. Последнее может принадлежать суду только той местности, где совершено преступление. Определение же меры наказания может принадлежать и суду того государства, в подданстве которого состоит подсудимый. Но в настоящее время все европейские законодательства, в том числе и новое германское, держатся пока строгого территорриального принципа в области уголовного права.
В. Местные законы
§ 107. В заключение мы рассмотрим те смягчения строго территориального принципа, которые вытекают из факта признания почти каждым государством местных особенностей в пределах своей страны. Россия, занимающая больше половины Европы и значительную часть Азии, заключающая в себе самые разнообразные местности, которые некогда имели свою особую историю, в видах политического благоразумия, не могла не допустить некоторых местных особенностей в своих владениях. Отсюда сам собою рождается вопрос об отношении местных законов к законам империи.
Ст. 48 Осн. зак. говорит: "Законы в империи действуют или единообразно в общей их силе, или с местными в некоторых их частях изменениями. Пространство сих изменений, места, где они допускаются, и связь их с законами общими определяются в особенных законах, учреждениях и уставах".
Из смысла этой статьи видно, что единственным источником законодательной власти является власть самодержавная, императорская. Местные законы считаются точно так же исшедшими от этой власти, как и всякий другой закон. Следовательно, изъятия, о которых говорит приведенная статья, находятся, подобно общим законам, во власти самодержавия. По изменившимся условиям государства, эта власть, как представительница общественных интересов, вправе видоизменить содержание местных законов и даже вовсе отменить их силу. Признать противный принцип значило бы, вместе с тем, признать, что все те местности, которые входят в состав империи на особых правах, составляют как бы особые государства, с отдельною самодержавною властью и, следовательно, образуют государства в государстве. Но подобных явлений наше законодательство старается избежать всеми силами. Оно не допускает так называемого личного соединения различных областей, входящих в состав империи, с престолом всероссийским*(246). В 13 ст. основ. зак. прямо сказано, что русский государь не может занимать двух отдельных престолов, в особенности, если с обладанием одного из них связано исповедание не православия, а какой-либо другой веры. На основании 4 статьи тех же законов "с императорским всероссийским престолом нераздельны суть престолы Царства Польского и Великого княжества Финляндского". Затем, все остальные местности считаются русскими губерниями и областями, из которых некоторые управляются на особых основаниях. Эти исключения из общерусского права выражаются или в строе местных учреждений, или в особенностях гражданского права.
§ 108. Наибольшие особенности местного управления представляет Великое княжество Финляндское, присоединенное к России в 1809 г. Император Александр I сохранил за Финляндией все ее местные особенности, а ныне царствующий государь, после продолжительного перерыва, в 1863 г. в первый раз созвал финляндский сейм; следовательно, Финляндия представляет совершенно обособленное во внутреннем управлении государство, хотя и нераздельно связанное с русскою императорскою короною. Еще большими политическими правами пользовалось при императоре Александре I Царство Польское. В силу акта Венского конгресса 1815 г. оно получило свою отдельную конституцию, которою обеспечивались за Польшей народное представительство, отдельная армия, свой государственный бюджет и т. п. После происшествий 1830 г. Органический статут 26 февраля 1832 г. уничтожил представительные учреждения Царства Польского. Но в отношении к управлению Польша все-таки не была соединена с империей. Она управлялась особой правительственной комиссией под главным начальством наместника. В 1861 г. ныне царствующий государь предпринял ряд реформ в Царстве Польском, под влиянием которых образовалось особое управление, просуществовавшее, впрочем, только до 1863 г. События последнего польского мятежа заставили наше законодательство распространить на Польшу действие общих государственных установлений. Особенность Царства Польского проглядывает и в сфере гражданских правоотношений. В нем действует, с некоторыми изменениями, знаменитый Code Napolion.
К местностям, изъятым от действия общих законов империи, надо отнести и наши остзейские провинции. В 1845 г. для них были издан Свод местных узаконений в двух частях, продолженный и дополненный в 1853 и в 1864 гг. Затем, в западных губерниях России долгое время действовал знаменитый Литовский статут. В 1839 г. он был отменен и на весь западный край распространено действие общерусского законодательства. Исключение составили только Полтавская и Черниговская губернии, для которых были сохранены некоторые постановления Литовского статута, занесенные в 1 ч. X. т. Св. зак. К такого же рода местностям относятся Бессарабия, Закавказский край и мн. др.*(247).
Во всех означенных областях действуют особые, местные законы, источником их является общая законодательная власть, которая и может давать им то содержание и вносить в них те изменения, которые согласны с общими условиями страны. Но если по источнику своему местные законы стоят наравне с законами общими, то в отношении своей обязательной силы в тех местностях, где они действуют, они имеют первенство над общим правом. Местный закон в пределах своей компетенции отменяет силу общих постановлений по всем предметам, которых он касается, и только в случае молчания его по тому или другому вопросу получает применение общее право целого государства.
§ 109. Признавая такие изъятия из общего права, законодательство наше должно было коснуться и вопроса о силе судебных решений, постановленных судами привилегированных местностей в губерниях, управляемых на общем основании.
Постановления относительно этого вопроса имеются в Уставе гражданского судопроизводства, где определяется порядок исполнения решений судебных мест Царства Польского и Великого княжества Финляндского*(248). В данном случае законодательство наше держится тех же начал, какие признаны им относительно решений судов иностранных. Именно решения судебных мест Царства Польского и Финляндии приводятся в исполнение в империи тогда только, когда это будет разрешено определениями судов последней*(249). Русские суды, по делам этого рода, не рассматривают дела по существу, но ограничиваются определением: "не заключает ли рассматриваемое решение таких распоряжений, которые противны общественному порядку или не допускаются законами империи"*(250).
Глава третья. О действии закона по лицам
§ 110. Правила о действии закона по лицам дополняют начала, определяющие действие законов по месту. Они исходят из общего принципа, выставленного выше: что в пределах данного государства существующие законы безусловно обязательны для всех лиц, в нем пребывающих. В этом смысле редактированы и наши основные законы.
По ст. 63 "закон, в подлежащем порядке обнародованный, должен быть свято и ненарушимо исполняем всеми и каждым, как подданными, так и иностранцами, в России пребывающими, поколику то до них принадлежать может, без различия званий, чина и пола".
64 ст. говорит: "Законы должны быть исполняемы беспристрастно, несмотря на лица и не внимая ничьим требованиям и предложениям".
§ 111. Но в действии закона по лицам должно различать две стороны: а) внешнюю обязательную силу закона и б) обязательность его по содержанию. С первой точки зрения закон обязывает к повиновению всех и каждого, и в этом смысле он равен для всех. Напротив, по содержанию своему закон не всегда является для всех равным; действие его в этом смысле различно, смотря по лицам*(251). Таким образом, мы должны различать два вопроса: а) вопрос о равенстве пред законом по степени его обязательной силы и б) вопрос о равенстве пред законом по его содержанию, о равенстве пред законом в тесном смысле.
§ 112. По общему правилу, действие каждого закона, изданного государственною властью, обязательно для всех лиц, находящихся на территории данного государства. Но этот принцип встречает ограничение в требованиях международного права и в некоторых общих началах права государственного.
1) Не подчиняется действию законов страны монарх (princeps legibus solutus est). Это изъятие объясняется неответственностью главы государства, которую гарантируют ему все европейские конституции. Причины неприкосновенности монарха весьма понятны: все власти монархических государств действуют как бы в силу делегации от монарха, от его имени и по его повелению; в особенности это относится к органам правосудия; но если все учреждения заимствуют свою власть от монарха, то юридически немыслимо привлечь к ответственности того, кто сам является источником власти*(252).
2) Таким же правом неприкосновенности пользуются иностранные монархи, пребывающие в пределах чужой территории. Представитель верховной государственной власти страны не может быть привлечен к суду по законам чужеземного государства, потому что это нарушило бы принцип независимости той страны, глава которой привлекается к ответственности. Требования международного права ведут, таким образом, к тому, что каждое коронованное лицо, равно как и регент государства, пользуются полною неприкосновенностью в стране, где они временно имеют свое пребывание. Из этого принципа вытекает фикция так называемой внеземельности представителя верховной власти, т. е. предположение, что глава государства никогда не оставляет ту страну, которою он управляет*(253). Эта фикция, однако, небезгранична. Она существует постольку, поскольку необходима для ограждения неприкосновенности представителя государства. Но отсюда никак не следует, чтобы, например, монарх мог отправлять все акты своей власти в пределах чужой страны, хотя бы и над лицами, составляющими его свиту. Далее, монарх не избавляется от действия иностранных законов в качестве собственника земельного имущества, находящегося на территории другого государства. В данном случае права его ничем не отличаются от прав всякого частного лица. Наконец, глава государства пользуется своею неприкосновенностью на чужой территории только до тех пор, пока он соблюдает положение гостя, не вмешиваясь во внутренние дела страны, где он пребывает, не производя в ней смут и т. п. В противном случае начала международного права не препятствуют приглашению монарха прекратить свое пребывание в стране или даже высылке его под стражей за границу. Но, как замечают все представители науки международного права, случаи эти до такой степени редки, что о них и говорить не стоит.
За этими исключениями, монарх избавлен от действия всех уголовных и гражданских законов в том смысле, что никакое притязание, предъявленное к нему как к главе правительственной власти, не может быть разбираемо судами другого государства (par in parem non habet potestatem)*(254).
3) Неприкосновенность и вытекающая из нее экстерриториальность распространяется и на дипломатических агентов, как представителей своего правительства в чужом государстве. Этого требуют как самое звание дипломатического агента, так и цель, которой он служит. Но неприкосновенность посла имеет силу только до тех пор, пока он остается в своем звании и отправляет свои дипломатические обязанности*(255).
Право внеземельности, кроме самих дипломатических агентов, простирается на дом, который они занимают, на их семейство и на тех лиц, которые входят в состав посольства (attachеs а l'ambassade).
Русское законодательство категорически определяет изъятия дипломатических агентов от действия уголовных законов. Дела о преступлениях или проступках, совершенных в России лицами, принадлежащими к посольствам и миссиям иностранных государств, возбуждаются не иначе, как по дипломатическом сношении с начальством обвиняемых, т. е. с министерством иностранных дел той страны, которую представляет посольство*(256). Право внеземельности до известной степени простирается и на лиц, находящихся в услужении у послов, посланников и дипломатических агентов. Первоначально судебные уставы подчинили их общим правилам уголовного судопроизводства, оставив, однако, с силе изъятия, какие могли быть сделаны относительно этого предмета в трактатах с иностранными государствами*(257). Но затем это правило пополнилось постановлением, в силу которого вызов означенных лиц к следствию и суду делается через министерство иностранных дел*(258). Наконец, наши законы признают неприкосновенными самые жилища посланников. Обыски и выемки в помещениях иностранных министров, проживающих в пределах Русского государства, производятся так же не иначе как по предварительном сношении с министерством иностранных дел*(259).
Подобное же начало выражено и в Уставе гражданского судопроизводства. По ст. 224 этого устава "дела иностранцев, находящихся в России, как между собою, так и с русскими подданными, подлежат ведомству русских судебных установлений, по общим законам о подсудности". Из этого правила исключаются иски, предъявляемые к лицам, принадлежащим к иностранным посольствам. Русские подданные, имеющие денежные требования к этим лицам, могут обращаться в министерство иностранных дел, на котором лежит обязанность иметь настояние об удовлетворении этих претензий*(260). Тем более не могут быть применяемы к иностранным посланникам такие меры гражданского взыскания, которые касаются личности ответчика. В этом отношении даже дома дипломатических агентов объявляются неприкосновенными*(261). Лица, находящиеся в услужении у дипломатических агентов, подлежат действию Устава гражданского судопроизводства, но вызов их к суду по делам гражданским, так же как и по делам уголовным, производится через посредство министра иностранных дел.
Русское законодательство признает, кроме того, внеземельность союзных или, как они называются, вспомогательных войск. Фиктивно они считаются также не оставляющими своего отечества, а следовательно, могут подчиняться действию только своих законов. Это правило касается как русских войск в иностранных землях, так и иностранных войск в России*(262).
Наконец, по особому договору с Китаем, китайцы, совершившие преступление на русской стороне границы, отсылаются для суда к своему начальству*(263).
В заключение мы должны решить еще два вопроса, могущие возбудить сомнение: 1) подлежат ли действию наших законов иностранные принцы, вступившие в брак с русскими великими княжнами и поселившиеся в России без принятия русского подданства; и 2) уничтожается ли право внеземельности монархов в том случае, когда они путешествуют инкогнито?
Первый вопрос разрешается утвердительно учреждением об императорской фамилии 1797 г.*(264). Что касается путешествия монарха инкогнито, то этот факт касается только вопроса о тех почетных встречах и церемониалах, которые международный обычай предписывает делать высокому гостю при въезде его в иностранное государство. Принимая инкогнито, государь тем самым отказывается от разных церемониалов; но он, как глава правительства, вполне сохраняет за собой все права внеземельности.
§ 113. По степени своей внешней силы, законы, как мы видели, одинаково обязательны для всех лиц, пребывающих в государстве. Но из этого никак не следует, чтобы все лица, живущие на русской территории и подчиняющиеся русским законам в качестве подданных, жили под одинаковыми по содержанию законами. Ввиду разных обстоятельств, наши законы далеко не могут быть вызваны равными для всех подданных империи.
1) Русское законодательство не отрешилось еще от многих сословных привилегий, в силу которых разные классы общества изъемлются из действия общих законов. 71 ст. Осн. зак. гласит:
"Привилегии, дарованные верховною самодержавною властью частным лицам или обществам, изъемлют их от действия общих законов по тем предметам, на которые в тех привилегиях содержатся точные постановления".
2) Верховной власти принадлежит право установлять индивидуальные изъятия из общих законов, по ст. 70 Осн. зак. "Высочайший указ, по частному делу последовавший, или особенно на какой-либо род дел состоявшийся, по сему именно делу или роду дел отменяет действие законов общих". Понятно само собою, что сила такого сингулярного закона исчерпывается применением его к данному случаю. Это видно как из смысла 70 ст., так из прямого постановления ст. 67 Осн. зак.: "Указ, так называемый сепаратный, т. е., состоявшийся по частному делу, если в нем не будет именно означено, что он распространяется в подобных случаях и на будущее время, и притом если он не будет надлежащим порядком обнародован, не имеет силы закона".
3) Действию общих законов не подлежат инородцы, пребывающие в пределах империи, причем изъятия их могут быть выгодными (напр., по отношению к восточным инородцам) или невыгодными (напр., относительно евреев).
4) Некоторые лица по самому званию своему подлежат действию специальных законов. Сюда относятся лица, служащие в сухопутной армии и флоте, и духовенство.
Изъятия, касающиеся армии и флота, условливаются требованиями военной дисциплины и внутренней организации сил сухопутных и морских. В этих пределах исключения от действия общих государственных законов начались еще со времени Петра Великого, издавшего Воинский устав (1716 г.) и Устав морской (1720 г.). В 1839 г. вышел особый свод военных постановлений, составленный приблизительно по плану Свода законов 1832 г. Флот также имеет свои специальные узаконения. Применительно к началам Судебных уставов 1864 г., в 1867 г. были организованы и особые военно-сухопутные и морские суды.
Духовенство издавна подчинялось действию специальных постановлений, из которых впоследствии составился Устав духовных консисторий 1841 г.
5) Наше законодательство признает до некоторой степени действие обычая, применяемого в пределах, указанных законом. Самое широкое применение обычного права установлено для инородческих судов. Они могут руководствоваться им не только в области гражданских правоотношений, но и в праве уголовном. Затем, положение 19-го февраля 1861 г. создало так называемые волостные суды, как органы обычного права. Волостные суды руководствуются, во-1-х, положением 19-го февр., как специальным законом для крестьян, во-2-х, местными обычаями*(265), и, в-3-х, специальным уголовно-исправительным законом, носящим название устава о благоустройстве и благочинии в селениях казенных крестьян.
6) Наконец, специальным законодательством регулируется целый ряд отношений, возникающих из торговых сделок; к торговым отношениям применяется особое торговое право через особые коммерческие суды.
Последние постановляют приговоры, во-1-х, на основании устава торгового, во-2-х, обычаев, существующих в торговом мире, равно как и судебных решений, состоявшихся в торговых судах, в случае неполноты или недостатка законов.
Книга вторая. О верховной государственной власти
Отдел первый. Права и преимущества верховной власти
§ 114. Исследование вопроса о правах и преимуществах государственной власти в России, как в монархии неограниченной, сосредоточивается на рассмотрении прав власти императорской.
Мы различаем права и преимущества императорской власти. Под именем прав мы различаем совокупность коренных атрибутов верховной власти вообще, независимо от данной формы правления. Преимущества (прерогативы) суть личные привилегии императора, как представителя верховной власти; следовательно, существование этих преимуществ и их объем зависят от условий формы правления, существующей в России.
Глава первая. Права верховной власти
§ 115. Права государственной власти, во всем их объеме, принадлежат государю императору. Нет той сферы управления, которая бы не была подчинена его самодержавию. Но из этого не следует, чтобы император осуществлял все свои права непосредственно. Правильная организация монархии предполагает существование посредствующих властей, действующих именем императора. но самостоятельно в кругу предоставленных им дел.
Эта мысль выражена в Наказе императрицы Екатерины II: "Основные законы государства предполагают по необходимости средние протоки, т. е. правительства, через которые действует власть государева"*(266).
§ 116. Система подчиненных властей, имеющих свою компетенцию и определенную степень власти, соответствуя природе монархии, как правильной государственной формы, удовлетворяет и требованию разделения властей, необходимого во всякой форме правления.
Принцип разделения властей не предполагает образования среди государства трех или двух суверенных органов власти с особыми функциями. Теория Монтескье и других представителей строгого конституционализма не выдержала теоретической и практической критики*(267). Во всяком государстве какое-либо учреждение сосредоточивает в своих руках всю полноту верховной власти. Оно является источником всякой власти, и все прочие установления действуют его именем и по его полномочию. Но принцип разделения властей находит себе применение там, где возникает вопрос об осуществлении различных прав государственной власти.
§ 117. Вопрос об осуществлении прав государственной власти должен быть поставлен следующим образом: могут ли все эти права осуществляться непосредственно тем лицом или установлением, которым принадлежит верховная власть в государстве?
Ответом на этот вопрос может служить анализ природы различных функций государственной власти. Вся совокупность этих функций разделяется на две категории.
Одна из них предполагает деятельность лица или установления, стоящего выше закона, являющегося творцом действующего права, восполняющего его пробелы, отменяющего, в иных случаях, применение закона. Сюда относятся издание законов, аутентическое их толкование, помилование преступника и т. д.
Другие функции власти, по существу своему, предполагают деятельность органов подзаконных, облеченных строго определенными правами и несущих ответственность за неправильное пользование этими правами. Сюда относится деятельность судебная и административная. Каждый акт судебной власти есть не что иное, как применение общего закона к отдельному случаю. Следовательно, власть, применяющая такой общий закон, сама должна быть подчинена ему; этим обусловливается равенство граждан пред законом и единообразие судебной практики. Если судебное разбирательство будет принадлежать непосредственно верховной власти, значение общего закона, одинаково ограждающего права всех, будет поколеблено. Судебные решения, исходящие от власти, поставленной выше закона, могут превратиться не в применение общего закона к частным случаям, а в отдельные узаконения, изданные по поводу этих частных случаев, ad hoc. Возможность защиты от неправильных решений, имеющая место там, где отправление правосудия находится в руках подзаконных органов, будет устранена неответственностью верховной власти. Таким образом, задача правосудия не может быть непосредственно осуществляема верховною властью; она должна быть предоставлена особому органу. Из этого, конечно, не следует, чтобы суд превратился в часть верховной власти, самодержавную по отношению к другим властям. Суд есть учреждение подзаконное, зависящее от единой верховной власти. Он действует ее именем, под ее верховным надзором; верховная власть сохраняет за собою право помилования лиц, осужденных судом, и т. д. Суд самостоятелен в области применения права в пределах своей компетенции.
§ 118. То же самое должно сказать о деятельности административной. Мы не говорим уже о материальных затруднениях для верховной власти ведать непосредственно все подробности управления, ни о том, что законодательство разрослось бы до неслыханных размеров при внесении в него мелких административных распоряжений, принятых верховною властью. Эти соображения целесообразности уступают место следующему юридическому основанию. Каждое административное распоряжение должно быть основано на общем законе, определяющем круг ведомства (компетенцию) и степень власти каждого органа управления. Только при этом условии административная деятельность государства может быть заключена в пределы, согласные с неприкосновенностью прав частных лиц, определенных общим законодательством страны. Только при этом условии частное лицо может противопоставить свое право незаконному распоряжению администрации и искать защиты от ее несправедливых притязаний. Необходимость вмешательства верховной власти в дела административные возникает: а) вследствие затруднений во внутреннем управлении, если они не могут быть разрешены силою существующих законов, и б) вследствие чрезвычайных происшествий, требующих исключительных, экстралегальных мер (объявления осадного положения и т. д.).
§ 119. Эти начала проведены и в нашем законодательстве.
Во-первых, самодержавная власть устраняет себя от отправления правосудия, начиная с Петра Великого*(268). В Учреждении министерств 1811 г. и в Своде законов начало это выражено следующим образом: "Власть судебная, во всем ее пространстве, принадлежит сенату и местам судебным"*(269). Но этот принцип долгое время, до введения судебных уставов 1864 г., оставался без надлежащего практического применения. Причина этого заключалась в форме процесса, усвоенного нашим законодательством. При отсутствии кассационного суда, при господстве исключительно апелляционного порядка, когда каждое высшее судебное место рассматривало дело по существу и могло постановить новое решение, самодержавная власть не могла устранить себя от разбора судебных дел. Тщетно Петр Великий и его преемники запрещали подавать себе жалобы на сенат, часто под страхом смертной казни. В глазах всех подданных самодержавная власть была последним прибежищем от "неправедных судей"; устранить себя от разбирательств жалобы значило бы лишить тяжущихся последнего средства правосудия, средства, во многих отношениях необходимого при отсутствии гласности и других судебных гарантий, установленных в настоящее время. Этим объясняется известная 240 ст. учреждения сената: "На решение Сената нет апелляции. Но как могут быть крайности, в коих возбранить всякое прибежище к императорскому величеству, было бы отнять избавление у страждущего, то и в таком случае если бы кто жаловался на департаменты Сената, должен предварительно дать подписку в том, что он ведает законы, строго запрещающие подавать несправедливые на сенат жалобы"*(270).
Учреждение кассационного суда и введение различных судебных гарантий, преимущественно гласности, сделали возможным отделение правосудия от непосредственных функций верховной власти. (См. судеб. Уст. 1864 г., введ., ст. 1).
Относительно прав управления, основные законы различают управление верховное, в котором власть императорская действует непосредственно, от управления подчиненного, в котором определенная степень власти вверяется императором различным местам и лицам*(271).
§ 120. Необходимо, следовательно, определить точнее круг непосредственной компетенции императорской власти.
При разрешении этого вопроса должно иметь в виду общий принцип, ясно вытекающий из общего смысла русского законодательства: непосредственная деятельность верховной власти необходима в тех случаях, когда или отдельный вопрос не может быть разрешен силою существующих законов, или когда вообще требуется видоизменить закон.
Все же задачи управления и суда, достаточно определенные законами, подлежат ведению подчиненных властей.
§ 121. На основании этого общего правила власть императора действует непосредственно прежде всего в законодательстве. Это прямо вытекает из постановления 51 ст. Осн. зак.: "Никакое место или правительство в государстве не может само собою установить нового закона, и никакой закон не может иметь своего совершения без утверждения самодержавной власти"*(272).
Этот принцип составляет, конечно, важную гарантию для юридического порядка в государстве. Сосредоточивая законодательную власть исключительно в особе императора, наше законодательство делает все остальные власти подзаконными, вследствие чего власть их ограничивается пределами известной компетенции, вне которой их требования не имеют обязательной силы.
Под именем законодательной деятельности наши основные законы разумеют не только издание или отмену целых законоположений или статей Свода, но и всякую существенную, хотя и частную перемену в существующих положениях: например, дополнение и аутентическое разъяснение закона*(273).
Поэтому незаконодательными, т. е. не нарушающими раз изданные законы считаются "меры, приемлемые к исполнению закона или учреждения существующего и не отменяющие никаких законов предыдущих, но служащие к единому разрешению недоумений или затруднений в образе исполнения, также общие подтверждения существующих постановлений"*(274). Эти меры могут быть принимаемы и подчиненными установлениями*(275).
§ 122. В тесной связи с законодательною деятельностью находятся такие акты и меры, которые даже силою закона не могут быть предоставлены власти подчиненного установления, ибо в них, равно как и в законодательстве, проявляются существенные атрибуты государственного верховенства.
а) Верховная власть одна может налагать на граждан общие подати и повинности; поэтому только высочайшая воля установляет и отменяет налоги, причем эти акты требуют собственноручного высочайшего подписания*(276).
б) Верховная власть одна имеет право распоряжаться употреблением наличных средств государства; поэтому утверждение общих смет государственных доходов и расходов, общих штатов установлений, постоянных или учреждаемых на неопределенное время, требует высочайшего утверждения*(277).
в) В силу того же права, отчуждение государственных имуществ в частные руки или в пользу другого государства принадлежит непосредственному усмотрению и утверждению верховной власти*(278).
г) Верховной власти принадлежит право отчуждения частной собственности на общественную пользу, по принципу территориального верховенства и ввиду ограждения прав частных лиц*(279).
д) Монарх есть источник всех почестей и привилегий, даваемых отдельным лицам или обществам. Поэтому:
1) От монарха зависит возведение в дворянское достоинство и пожалование разных наследственных титулов: княжеского, графского и баронского*(280).
2) Монарх есть источник служебных отличий и наград по службе*(281).
3) Верховная власть жалует привилегии различным компаниям, так как всякая привилегия есть изъятие из общего закона, а потому может исходить только от власти, стоящей выше закона*(282).
е) Монарх, как обладатель верховной власти, представляет государство во внешних сношениях; следовательно, объявление войны, заключение мира, конвенций и трактатов с иностранными государствами зависят от него.
§ 123. Право внутреннего управления и суда, поскольку отправление этих обязанностей может быть основано на существующих законоположениях, вверяется подчиненным правительственным и общественным установлениям. Эти установления имеют свой круг дел (компетенцию), в пределах которого они действуют самостоятельно. Деятельность верховной власти по предметам подчиненного управления вызывается исключительными случаями, которые мы здесь и рассмотрим.
§ 124. Самодержавная власть проявляет свои права в области правосудия.
1) Монарх удерживает в своем непосредственном ведении право помилования и смягчения наказания. Помилование есть акт не правосудия, т. е. применения закона к данному случаю, а милосердия, отменяющего применение закона; следовательно, это право, по существу своему, может принадлежать только верховной власти, поставленной в известных отношениях выше закона.
По нашему законодательству суд своею собственною властью может, ввиду обстоятельств, смягчающих вину преступника, уменьшить наказание maximum на две степени*(283).
Но в чрезвычайных случаях, когда представляется необходимость смягчить наказание в размере, выходящем за пределы судебной власти, или вовсе помиловать преступника, суд должен ходатайствовать об этом пред императорским величеством*(284). По приведении приговора в законную силу помилование преступника и восстановление прав состояния, потерянного преступлением, зависит единственно от усмотрения верховной власти*(285).
2) Монарху принадлежит право утверждения некоторых судебных приговоров, особенно важных, причем эти приговоры не могут быть приведены в исполнение впредь до воспоследования высочайшего разрешения.
Высочайшему утверждению подлежат судебные приговоры, коими лишаются всех драв состояния или всех особенных прав и преимуществ дворяне, чиновники, священнослужители всех степеней духовной иерархии или лица, имеющие ордена или знаки отличия*(286).
Основание этого изъятия от действия общих уголовных законов заключается в общих государственных постановлениях, по которым лишение дворянского достоинства, классных или офицерских чинов, снятие знаков отличия требуют высочайшего утверждения. Никакая подчиненная власть не может лишить того, что пожаловано верховною властью.
В некоторых случаях даже судебное преследование не может быть начато без высочайшего разрешения. В таком разрешении нуждается возбуждение следствия о преступлениях по должности, совершенных лицами первых трех классов, так как эти лица назначаются по непосредственному высочайшему усмотрению. Сюда относятся главным образом:
а) привлечение к ответственности и суду за преступление по должности членов государственного совета, министров и главноуправляющих отдельными частями*(287).
б) сенаторов всех департаментов.
§ 125. В порядке исполнительно-административном верховная власть монарха действует в случаях неправильного применения закона или в случае необходимости разрешить те или другие затруднения в администрации, когда эти затруднения не могут быть устранены силою существующих законов.
1) Поэтому:
а) монарх указывает образ исполнения закона или изъясняет его смысл через высочайшие повеления*(288).
б) на разрешение его, через комитет министров, поступают все предметы управления, "предполагающие новый распорядок или дополнение правил, также ограничение, распространение или отмену мер, прежде правительством принятых и высочайше утвержденных"*(289).
Во всех этих случаях предполагается, что данный вопрос администрации не может быть разрешен силою существующих законов, а потому превышает степень власти, данной даже высшим государственным установлениям. В противном случае дело, превышающее степень власти отдельных органов исполнительной власти, разрешается правительствующим сенатом*(290).
2) От разрешения верховной власти зависит принятие каких-нибудь чрезвычайных общих мер в исключительных случаях, насколько это превышает степень дискреционной власти, предоставляемой подчиненным исполнительным властям*(291).
3) Административные взыскания, налагаемые высшими правительственными установлениями на лиц, занимающих особенно важное место в служебной иерархии, могут быть приводимы в исполнение не иначе как с высочайшего утверждения. Сюда относятся выговоры губернаторам и губернским правлениям по представлениям министров и определениям Сената, если эти выговоры должны быть занесены в формулярный список о службе этих лиц*(292).
§ 126. Таковы права верховной власти в сфере гражданского управления. Но права самодержавия обнаруживаются и в области управления церковного. Необходимо прежде всего определить общий объем этих прав.
§ 127. Права самодержавной власти касаются предметов церковного управления, а не самого содержания положительного вероисповедания, догматической и обрядовой его стороны. Это положение имеет одинаковую силу как для православной церкви, так и для других вероисповеданий.
Православная вера есть совокупность догматов и обрядов церкви, провозглашенных божественным Основателем нашей религии и развитых вселенскими соборами. Они не могут быть изменены никакою другою властью. Единственное право, которое признает за собою самодержавная власть по отношению к содержанию православия, есть право "защиты и хранения догматов господствующей веры, блюстительства правоверия и всякого в церкви святой благочиния", - в результате охранения неприкосновенности, неизменяемости догматов веры*(293). В этом состоит существенное различие между главенством, признаваемым за папою, и главенством русского императора. Папа, как видимый глава церкви, видоизменяет догматы и каноны церкви; православие остается неизменным в своем содержании.
То же самое должно сказать и о других вероисповеданиях. Основные законы империи признают, что все, не принадлежащие к господствующей (православной) церкви подданные России и иностранцы пользуются, каждый повсеместно, свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной*(294). Эта свобода веры присвояется не только христианам иностранных вероисповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам*(295).
Признание свободы вероисповеданий имеет своим естественным последствием невмешательство светской власти в дело "веры и богослужения", т. е. предполагает неприкосновенность догматической и обрядовой стороны каждого вероисповедания.
§ 128. Изложенный выше принцип соответствует 43 ст. основных законов, где точно определяется отношение верховной власти к православной церкви. Эта статья гласит: "В управлении церковном самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, ею учрежденного". Из этой статьи видно, что 1) самодержавная власть действует только в управлении церковном; 2) что она действует через особый, ею учрежденный орган.
Таким образом, компетенция верховной власти ограничивается теми делами, которые вообще могут быть предметом церковной администрации, т. е. не предполагают актов, по существу своему, принадлежащих органам вселенской церкви, вселенским соборам.
Круг администрации церковной слагается из следующих прав и обязанностей: 1) блюстительство правоверия и охранение благочиния в церкви; 2) поставление пастырей церкви; 3) заботы о подготовлении пастырей церкви, организация духовно-учебной части; 4) церковный суд; 5) администрация церковных имуществ.
По этим предметам самодержавная власть действует через особое, ею учрежденное установление - Св. Синод. Смысл слов ею установления очень важен. Они показывают, что Синод есть государственно-церковное установление, заимствующее свою власть от монарха и действующее его именем.
Подобно всем государственным установлениям, Синод и зависящие от него органы подчиняются в действиях своих надзору государственной власти, т. е. при Синоде состоит обер-прокурор с подчиненными установлениями.
§ 129. Права верховной власти по отношению к церкви состоят, следовательно: 1) в блюстительстве правоверия и чистоты церкви; 2) в праве назначения органов высшей церковной администрации; 3) в праве надзора за действиями этих установлений.
Эти права применяются и к другим вероисповеданиям, с тем, конечно, видоизменением, что по отношению к ним не может быть речи о блюстительстве правоверия, так как это право возникает из принадлежности императора к православной церкви, "как господствующей и первенствующей"*(296).
Отношение верховной власти к христианам иноверным и к иноверцам определяется тем, что их церковные дела ведаются "их духовными властями и особенными правительствами, верховною властью к сему предназначенными"*(297).
Глава вторая. Преимущества верховной власти
§ 130. Преимущества, или прерогативы, монарха выражаются в совокупности юридических условий и внешних отличий, коих общая цель - поставить монарха, как представителя верховной власти, выше всех других членов одного и того же юридического общества.
В отдельности эти преимущества состоят в следующем.
§ 131. Особа монарха изъята от действия общих законов государства - princeps legibus solutus est. Юридическое последствие этого принципа состоит в неответственности монарха за свои действия, так как в государстве нет власти, которая юридически могла бы привлечь его к ответственности. В конституционных монархиях это начало выражено положительно в конституциях страны*(298). В неограниченной монархии это подразумевается само собою.
§ 132. Уголовные законы полагают более строгие наказания за покушение на жизнь, здоровье и честь монарха, сравнительно с наказаниями, назначенными за другие преступления этого рода. Особа монарха пользуется, следовательно, исключительной уголовной защитой*(299).
§ 133. Монарх пользуется правом на содержание на счет государственных средств. В монархиях конституционных размер содержания определяется и ограничивается законом, и акт, коим определяется этот размер, носит название liste civile. Liste civile обыкновенно установляется законодательною властью на все время данного царствования при вступлении на престол монарха*(300). В монархии неограниченной, где все права законодательной власти сосредоточены в лице монарха, размер содержания императорского двора определяется в росписи государственных расходов, рассматриваемой в Государственном совете и утверждаемой верховною властью.
§ 134. Монарх пользуется правом иметь свой двор, т. е. совокупность лиц, предназначенных для отправления почетных служб при его особе. Придворная служба считается одним из видов государственной службы вообще, т. е. лица, занимающие придворные должности, пользуются различными служебными преимуществами, присвоенными государственной службе.
§ 135. Монарх пользуется, в качестве почетных преимуществ, титулом и гербом.
I. Титул*(301) имеет двоякое значение: личного наименования государя, коим обозначается его ранг в ряду других монархов, и титула в собственном смысле, в коем излагаются права монарха и объем его владений.
А. Русский монарх титулуется императором и императорским величеством. Первоначально русские государи носили наименование великих князей. С объединением России под владычеством Москвы стал входить в употребление титул царя.*(302) Окончательно усвоил себе это наименование Иван Грозный с 1547; титул царя оставался за русскими государями до 1721 г. Но 30 августа. 1721 Ништадтский мир окончил Великую Северную войну, веденную с таким успехом Петром Великим. В ознаменование этого события Сенат и Синод определили просить Петра I принять наименование императора, Великого и Отца Отечества. 11 ноября того же года последовал высочайший указ о новом титуле*(303). Этот акт, ставивший русского государя равным с единственным тогда императором Священной Римской империи германского народа, вызвал протест со стороны многих европейских держав. Первые державы, признавшие новый титул, были Пруссия, Нидерланды и Швеция*(304). За ними последовали Турция (1739), Англия и Германская империя (1742), Франция и Испания (1745); последние не без оговорок, устраненных декларациею Екатерины II (1762). Польша последняя признала новый титул русских государей*(305).
Б. Государственный титул, в тесном смысле, содержит в себе: 1) указание на источник власти монарха, 2) перечисление земель, входящих в состав государственной территории, 3) некоторые почетные наименования, присвоенные монарху.
1) Отличительное свойство монархической власти состоит в том, что она действует в силу собственного своего права, ни от кого не заимствованного. Поэтому монархи пишутся "Божиею милостью", для указания, что они в своих правах не зависят ни от кого на земле. Исключение в этом отношении, вслед за Наполеоном III, составляют государи, основывающие свою власть на народном поручении. Они пишутся "Божиею милостью и волею народа*(306). Русский императорский титул начинается словами "Божиею милостью".
Эта часть титула иногда значительно расширялась так называемым богословием государевым. Богословие было введено в употребление Иваном IV, любившим пышные религиозные формулы. Для образца приведем одну из них: "Троице пресущественная и пребожественная и преблагая праве верующим в Тя истинным христианом, дателю премудрости, преневедомый и пресветлий Крайний Верх! направи нас на истину твою и настави нас на повеления Твоя, да возглоголем о людех Твоих по воле твоей. Ce убо Бога нашего, в Троице славимого, милостию и хотением удрьжахом скиперт Российского царствия, Мы, великий государь, царь и великий князь" и т. д. (следует полный титул). Означенное богословие чрезвычайно разнообразилось в отдельные царствования и даже в течение одного царствования*(307). Впоследствии оно вышло из употребления.
2) Территориальная часть титула заключает в себе перечисление приблизительно всех земель, находящихся под державою русского государя. Полная форма титула изложена в 37 ст. Осн. зак. В разных случаях, указанных в законе, титул пишется в трех различных формах: полной, средней и краткой.
Территориальная часть большого титула русских государей образовывалась по мере постепенного присоединения бывших княжеств и народоправств к первоначальной территории княжества Московского*(308). Ближайшим образом история этой части титула начинается с Ивана III (1462 - 1505 г.), как действительного объединителя центральной, северо-западной и северо-восточной Руси. "При вступлении на престол Ивана III Московское княжество занимало нынешние губернии: Вологодскую, Ярославскую, Костромскую, Нижегородскую, Владимирскую, Московскую, часть Калужской и Тверской"*(309). Иван присоединил к прежним владениям Тверь, Новгород, Чернигов, Северскую область, окончательно Пермь, часть Ингрии и Карелии, Вятку*(310) и, хотя номинально, часть Северо-Западной Сибири, т. е. землю югорскую*(311). В 1504 г. титул его был: "государь всей Русии и великий князь владимирский и московский и новгородский и псковский и тверской и югорский и вятский и перьмский и болгарский и иных"*(312). Василий Иванович (1505 - 1533) увеличил прежние владения Псковом, Рязанью и Смоленском. Титул его был: "Божиим благословением, мы, великий государь Василий, Божиею милостию, государь всея Русии и великий князь владимирский, московский и новгородский, псковской, смоленский, тверской, югорский, пермский, вятский, болгарский и иных, государь и великий князь новагорода низовския земли, и черниговский и рязанский и волотцкой и ржевский и бельский, и ростовский и ярославский, и белозерский и горский и обдорский и кондийский и иных"*(313).
При Иване Грозном (1533 - 1584), принявшем название царя, владения Москвы увеличились царствами: Казанским, Астраханским, и значительною частью Западной Сибири, которые и вошли в его полный титул*(314). Некоторые другие наименования, принятые Иваном IV, недолго остались в титуле, подобно тому, как земли, им соответствовавшие, не остались во владении Ивана. Так, с 1556 г. Грозный стал именоваться государем ливонския земли*(315). Но впоследствии он утратил Ливонию вместе с другими приобретениями*(316).
При Федоре Ивановиче (1584 - 1598) утвердилось номинальное пока верховенство над Грузиею (Иверскою землею) и некоторыми другими кавказскими странами. Поэтому в конце титула было прибавлено "государь Иверския земли Грузинских царей и Кабардинские земли, черкасских и горских князей и иных многих государств государь и обладатель"*(317). Действительные приобретения сделала Россия со стороны Сибири, где войска ее проникли до Енисея. В титуле явилась специальная прибавка: "обладатель всея сибирския земли и великия реки Оби и т. д."*(318).
При Борисе Годунове, Шуйском и царе Михаиле Федоровиче титул остался без существенных изменений*(319), кроме уступок, сделанных последним Швеции по Столбовскому миру*(320), и Польше по Деулинскому перемирию*(321). Ослабленная с запада, Россия страшно увеличилась на востоке: владения ее в Сибири распространились до Камчатки.
Новые приобретения ожидали Россию в царствование Алексея Михайловича (1645 - 1676). После подданства Малороссии (1654), приобретения Киева, знаменитого Андрусовского договора (1667 г.), в полный титул вошли следующие прибавления, одни временно, другие навсегда: 1) великий князь литовский (временно); 2) смоленский; 3) волынский и подольский (временно); 4) полоцкий, 5) витебский и мстиславский (временно) 6) название "малыя России самодержец"; 7) название "князь черниговский"*(322).
При Федоре Алексеевиче и в соединенное царствование Петра и Ивана Алексеевичей титул остался без перемен в содержании*(323). Но в царствование Петра Великого, по заключении Ништадтского мира (1721 г.) в титул включены слова "князь эстляндский, лифляндский и корельский", согласно приобретениям, сделанным от Швеции*(324).
Титул Петра Великого не изменялся*(325) до царствования Петра III, принесшего царствующему дому известные права на некоторые немецкие земли балтийского поморья и Норвегии - права, не имеющие теперь практического значения. Как сын герцога голштинского, супруга старшей дочери Петра Великого, Анны Петровны, он заключил в императорский титул (после слов "государь псковский и великий князь смоленский слова: "наследник норвежский, герцог шлезвиг-голштинский, стормарнский и дитмарский, граф ольденбургский и дельменгорстский"*(326).
Слова эти не встречаются в форме полного титула, утвержденного Екатериною II*(327). Но за то императрица включила в титул название некоторых земель, действительно приобретенных Россиею, именно Курляндии, Семигалии, пильтенского округа и Крыма. Эти приобретения обозначены словами: "Царица Херсониса таврического и княгиня курляндская и семигальская"*(328). В царствование Павла I в титул вставлены слова, исключенные потом его преемником: "великий магистр державного ордена св. Иоанна Иерусалимского"*(329). Кроме того, в новой форме титула помещены слова: "князь самогицкий" и великий князь "витебский, мстиславский"*(330).
В царствование императора Александра I, вместе с приобретением Белостокской области*(331), Финляндии*(332) бывшего герцогства Варшавского*(333), в титуле явились слова "великий князь финляндский, князь белостокский и царь польский"*(334). Кроме того, в новом титуле, как и в титуле Павла I, особо названы приобретенные еще при Екатерине II Волынь, Подолия и Литва*(335).
Форма нынешнего титула утверждена императором Николаем I в 1825 г.*(336). В 1828 г. он увеличен вставкою "Армянскою областью" и вошел в Свод Законов*(337). По ст. 37 Осн. зак., он имеет следующую форму:
"Божиею поспешествующею милостию, Мы, NN, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новогородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода-Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северные страны Повелитель; и Государь Иверские, Карталинские и Кабардинские земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных наследный Государь и Обладатель; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский, и прочая, и прочая, и прочая"*(338).
Полный императорский титул употребляется только в чрезвычайных случаях. В обыкновенных же сношениях император пользуется следующим кратким титулом: "Божиею милостию Мы, NN, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая"*(339).
Отличие краткого титула от полного установилось уже с Ивана III, и форма его постоянно изменялась. Иван III писал: "Божиею милостию Государь всея Русии и Великий Князь"*(340). Иван IV писался: "Царем и Великим Князем всея Русии"*(341). При Федоре Ивановиче писали: "Божиею милостию Государь Царь и Великий Князь, всея Русии Самодержец"*(342). Также писали Борис Годунов, Василий Шуйский и Михаил Федорович. Алексей Михайлович с 1654 г. вместо слов: "всея Русии Самодержец", стал писать: "всея Великия и Малыя России Самодержец", а с 1656 г. "Великия, Малыя и Белыя Руси Самодержец".
При Петре Великом форма малого титула изменялась чаще всего. Первоначально, в особенности в соцарствование Ивана Алексеевича, он пользовался прежним титулом. Но в 1707 г. встречается уже следующая форма: "Божиею поспешествующею милостию, Мы, Пресветлейший и Державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, Самодержец Всероссийский"*(343). Скоро затем были прибавлены слова и прочая*(344). Рядом с этим употреблялись и прежние формы*(345), впрочем, более присутственными местами, чем самим царем. Последний в указах и манифестах, издаваемых от его имени, любил пользоваться более краткими формами. Так, в 1710 г. встречается краткая и оригинальная для того времени форма: "Божиею милостию, Мы, Петр I, Царь Россиян и проч., и проч."*(346). В универсале Эстляндскому княжеству он писался: "Мы, Петр I, Божиею милостию, Царь и Император Всероссийский"*(347). Но до 1721 г. самою употребительною формою была следующая: "Мы, Петр I, Божиею милостию, Царь и Самодержец Всероссийский"*(348).
С 1721 г. Петр Великий пишется: "Мы, Петр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая"*(349). Такая форма утверждена при Екатерине I*(350) и осталась без перемен до царствования Николая I*(351). Впоследствии в состав малого титула вошли слова: "Царь Польский и Великий Князь Финляндский".
Кроме полного и краткого титула, русские императоры пользуются, в некоторых случаях, титулом сокращенным или средним, в следующей редакции: "Божиею поспешествующею милостию, Мы, NN, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсонеса-Таврического, царь Грузинский, великий князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая"*(352).
Обычай употребления среднего титула возник еще в московские времена. Цари в сношениях своих с татарскими ханами и иными восточными князьями обыкновенно не писались полным титулом, употреблявшимся во внешних сношениях. Но и сокращенное наименование государя, писавшееся во внутренних сношениях, признавалось недостаточным. Отсюда возникла следующая, средняя форма титула: "Божиею милостию, Великий Государь, Царь и Великий Князь, NN, всея Великия, Малыя и Белыя России Самодержец, и земель восточных и западных и северных отчич и дедич и наследник и Государь и Обладатель"*(353).
3) Почетных наименований в русском титуле нет, так как подобные наименования давались другим государям папою за услуги, оказанные католической церкви. Таковы названия "христианнейший", данный прежним королям французским; "защитник веры", данный Генриху VIII английскому, "католический" - королям испанским и т. д.
Б. Герб есть внешний символ, знак государства, изображаемый на государственной печати, монете, казенных зданиях и т. д.
В качестве внешнего символа герб выражает идею государственного могущества или какую-нибудь религиозную идею. Часто он выражает и то, и другое.
Основные элементы нашего герба - византийский двуглавый орел, и московский герб - св. победоносец Георгий, поражающий змия. Византийский герб принят Иваном III после брака его с Софиею Палеолог, племянницею последнего византийского императора. До Феодора Ивановича оба герба изображались раздельно, на двух сторонах печати. При Феодоре Ивановиче всадник стал изображаться на груди орла. После разных перемен в течение ХVIII столетия окончательная форма герба установлена в 1857 г. Основными чертами герба признаны: черный двуглавый орел с поднятыми вверх крыльями, на золотом щите; главы орла украшены императорскими коронами; над ними изображена третья большая, с двумя развевающимися концами ленты голубого цвета; в когтях правой ноги орла - императорский золотой скипетр, в когтях левой - золотая держава. На груди орла герб московский: в червленном с золотыми краями щите изображен св. Георгий, поражающий дракона золотым копьем. К этим основным изображениям присоединяются другие. По количеству их основные законы различают большой, средний и малый государственный герб*(354).
Малый государственный герб есть в то же время личный герб Его Императорского Величества, с некоторыми лишь изменениями*(355).
Отдел второй. О преемстве верховной власти
§ 136. Государственная власть, по существу своему, непрерывна, т. е. действие ее не прекращается со смертью данного ее представителя; силою закона права ее немедленно переносятся на другое лицо.
Юридический процесс перехода государственной власти мы обозначаем термином преемство, как наиболее общим. Наследование есть один из возможных видов преемства, а в особенности это должно сказать о наследовании по закону. Кроме наследования по закону, в истории существовали еще наследование по завещанию последне-царствовавшего монарха и преемство по избранию народному.
Для оценки всех этих видов преемства необходимо остановиться на исследовании общих условий и цели преемства престола вообще*(356).
Глава первая. Общие начала преемства престола
§ 137. При исследовании условий преемства престола необходимо иметь в виду, что речь идет о переходе прав государственной власти в одной из форм правления, именно в монархии; что, следовательно, в данном случае не может быть речи о применении условий, свойственных другим формам правления.
Но, несмотря на эту специальность вопроса, нельзя забывать, что его разрешение зависит и от общих условий государства, от его идеи, независимо от данной его формы.
С этой двоякой точки зрения мы и рассмотрим занимающий нас вопрос.
§ 138. Порядок преемства государственной власти вообще определяется коренными ее признаками и началами публичного права, в противоположность его праву частному.
1) Один из существенных признаков государственной власти есть ее единство и нераздельность. Этому коренному признаку власти, являющемуся вместе с тем и требованием государственной пользы, должен соответствовать порядок преемства престола. Государственная власть не может быть делима между преемниками данного ее представителя, подобно частному имуществу между наследниками частного лица. Условия государственного единства не должны быть нарушаемы порядком престолонаследия.
2) Законы, определяющие преемство государственной власти, должны иметь в виду большую или меньшую способность лица к государственному управлению. Законы, определяющие право наследования в гражданском праве, не справляются с хозяйственными способностями наследников: государственная польза требует другого начала. Начало это может быть приведено на практике в различной форме.
а) Законы о преемстве власти могут иметь в виду субъективные способности и условия каждого данного лица, претендующего сделаться представителем власти. Проводя этот принцип во всей строгости, мы логически придем к необходимости выборного начала, потому что оно больше всего обеспечивает возможность оценки политических способностей каждого лица, имеющего взять в свои руки государственную власть. Среднею мерою представляется наследование по завещанию, когда царствующему монарху предоставляется право избрать наиболее достойного себе преемника.
б) Но подобный способ оценки неприменим ко всякой форме правления, особенно неудобен он в монархиях. Поэтому закон может остановиться на общих условиях политической правоспособности, определить, какие лица вообще способны или неспособны к управлению государством. На этом общем предположении основано исключение женщин от наследования престола, или предпочтение мужского поколения женскому.
3) Преемство государственной власти должно иметь в виду и религиозные требования там, где с исповеданием данной религии связаны существенные интересы государства. Так, некоторые европейские конституции прямо постановляют, что глава государства должен принадлежать к известному вероисповеданию и защищать его интересы всеми зависящими от него мерами*(357). 4) Преемство власти должно быть согласно, как мы видели, с началом государственного единства. Во имя этого же принципа необходимо ограничить возможность соединения, путем наследства, нескольких престолов в одном и том же лице. Правильный ход государственного управления предполагает полное единство интересов страны с интересами правящего лица. При соединении двух или трех государств под личным главенством одного лица может произойти раздвоение государственных интересов и политики. Монарх, как государь страны А., может действовать в ущерб стране В. и наоборот. Эти неудобства устраняются или а) слиянием двух стран, соединенных наследством, в одно государство, что, конечно, не всегда возможно, или б) ограничением наследственного права в том смысле, что одно и то же лицо не может быть одновременно государем двух самостоятельных государств, или безусловно или без согласия народных представителей. К этой мере прибегают многие европейские конституции*(358).
§ 139. Порядок преемства власти в монархиях определяется не только вышеизложенными общими условиями государственного блага, но и специальными условиями, присущими монархической форме правления.
Монархия, по идее своей, предполагает сосредоточение всей государственной власти или известных ее функций в руках одного лица, действующего самостоятельно, в силу собственного права, ни от кого не заимствованного. Монархическая власть не есть совокупность прав, делегированных монарху народом; она не основана на поручении народном, данном тому или другому представителю монархической власти.
1) Понятно, само собою, что с идеею монархической власти не согласно преемство по избранию народному. Избрание главы государства есть отличительная черта республиканского образа правления. И действительно, избирательные монархии были монархиями только по имени; старая польская монархия в сущности была республикою с пожизненным главою; она даже официально носила это название.
Монархия, по внутренним своим условиям, предполагает наследственность власти; возражая против наследственного преемства власти, мы возражаем против того, что составляет логическое последствие этой формы правления. Требуя избирательного преемства, мы требуем в сущности республиканского правления, и, с точки зрения государственной пользы, всегда лучше применить республиканский принцип во всей его чистоте, чем прибегать к компромиссам, искажающим начала отдельных форм правления. Опыт избирательных монархий показывает, что они по удобству своему стояли ниже республик. В республиках глава государства избирается не на всю жизнь, а на известный срок, более или менее непродолжительный; он не обставлен блеском и священным характером монархической власти: он просто первое должностное лицо республики. Поэтому избирательная борьба между партиями, происки лиц, добивающихся власти, в республике не принимают крайне ожесточенного характера, редко ведут между собой войны. Напротив, избирательные монархии обыкновенно отданы на жертву внутренним смутам и междоусобиям, как это показал пример Польши. Затем, избирательная система уничтожает те выгодные стороны монархии, на которые указывают защитники этой формы правления. Монархия, по существу своему, предполагает независимость главы государства от какой бы то ни было партии; только при этом условии он может действовать с пользою. Напротив, при избирательной форме он всегда почти служит орудием известной партии, доставившей ему престол, что особенно вредно потому, что такое господство приобретается партиею не на определенный срок (как в республике), а на все время царствования монарха.
Поэтому избрание монарха возможно и необходимо только в случае прекращения царствующей династии, т. е. всего круга лиц, имеющих по закону право на престол.
2) Столь же мало удовлетворяет условиям монархии и наследование по завещанию. Во-первых, при нормальном ходе вещей результаты этого способа преемства престола будут тождественны с результатами наследования по закону: престол будет переходить к законному наследнику, т. е. останется в семействе монарха. Но даже и в этом случае такой способ представляет свои неудобства. Он дает возможность царствующему монарху выбирать между несколькими членами своего семейства, из которых каждый, при завещательной системе, может рассчитывать на престол. Поэтому монарх может сделаться центром происков, исходящих из собственного его семейства. При неблагоприятных условиях эти происки принимают обширные размеры, возбуждая страсти всех придворных партий. Если в избирательных монархиях можно опасаться междоусобной войны, - при завещательной системе всегда открыто широкое поле так называемым дворцовым переворотам.
§ 140. Под влиянием исторического опыта в современных монархиях установилось наследование по закону. Этот порядок предполагает: а) наследственность власти в определенном круге лиц, связанных между собою кровным родством, т. е. в известной династии; б) указание закона, кто из этого круга лиц должен быть наследником престола, причем порядок престолонаследия определяется по началу первородства, т. е. право на престол принадлежит старшему лицу в старшей линии дома (jus primogeniturae); в) право представления (jus represantationis), в силу которого право на наследование престола, принадлежащее определенной линии царствующего дома, остается в ней, несмотря на смерть лица, основавшего эту линию. Так, в случае кончины наследника престола, при жизни царствующего императора, его право переносится на его нисходящее потомство по принципу заступления.
В силу такого порядка наследник приобретает право па престол в самый момент своего рождения. и осуществляет это право в момент кончины своего предшественника. Другими словами, право наследника престола на преемство установляется не после смерти царствующего монарха, т. е. не в момент открытия наследства, а при жизни монарха.
§ 141. Порядок законного престолонаследия не везде одинаков. Главное из условий, которым определяется разнообразие систем престолонаследия, есть различие взглядов на относительные права лиц мужского и женского пола на престол.
Вообще, все европейские конституции предпочитают лиц мужского пола лицам женского пола. Но должно различать: а) между предпочтением мужчин женщинам во всех линиях царствующего дома и б) между предпочтением мужского поколения (агнатов) женскому (когнатам). Предпочтение лиц мужского пола лицам женского вообще не предполагает исключения когнатов мужского пола от престолонаследия, и, наоборот, исключение когнатов не предполагает недопущения к престолу женщин, представляющих линию мужскую. Но обыкновенно эти обе формы предпочтения соединяются и обусловливают друг друга.
§ 142. Современные европейские конституции представляют три системы престолонаследия; а) систему совершенного исключения женщин и женских поколений от престолонаследия, т. е. строго агнатическую систему. б) систему условного допущения женщин и женских поколений, так что когнатическое преемство является добавочным к агнатическому; в) систему, по которой лица мужского пола предпочитаются лицам женского только в одной и той же линии, но не в целом роде, так что женщина, происходящая от старшего агната, предпочитается мужчине, происходящему от младшего. Эту систему нельзя назвать, как это часто делают, когнатической, потому, во-1-х, что право на наследование престола предоставляется прежде всего мужским линиям и женщины занимают престол главным образом тогда, когда она представляют старшую мужскую линию; во-2-х, потому, что в одной и той же линии лица мужского пола предпочитаются женскому. Таким образом, мы можем назвать эту систему когнатической разве ввиду практических удобств, для отличия ее от строго агнатической.
а) Система агнатическая развилась раньше и полнее во Франции и потому носит название салической (салические франки). Салический закон одинаково применялся и к частному, и к государственному наследственному праву. "De terra vero salica nulla portio hereditatis mulieri veniat: sed ad virilem sexum tota terrae haereditas perveniat"*(359). Ho этот принцип удержался главным образом в государственном праве; отсюда поговорка: la couronne de France ne tombe pas en quenouille (quenouille - прялка), т. е. французская корона не переходит в женское поколение. Эта система в настоящее время применяется в Бельгии, Швеции и Норвегии, Италии, Дании и Пруссии*(360).
б) При системе условного допущения женщин и женских поколений к престолонаследию лица женского пола и женские поколения получают право на престол за совершенным отсутствием лиц мужского пола во всех линиях агнатов. В этом случае право на престол принадлежит прежде всего женщинам, происходящим от мужского поколения, и затем престол переходит уже в женские поколения, с предпочтением и в этом случае лиц мужского пола лицам женского. Эта система носит название германо-голландской, хотя Пруссия и держится противоположных начал. Действительно, Голландия применяет эту систему вполне. Но название германской происходит оттого, что она применяется в стране, стоявшей некогда во главе Германии, - в Австрии. Кроме Голландии и Австрии названная система действует в России, Греции, Баварии и Виртемберге*(361).
в) Система когнатическая носит название английской, так как в Англии она получила полное свое развитие. Основание ныне действующего английского закона о престолонаследии лежит в старых феодальных законах страны. По английскому феодальному праву признается право первородства в том смысле, что старший брат исключает от наследования младших братьев и сестер. Но когда в данной семье нет сыновей, наследство переходит к дочерям, которые исключают лиц мужского пола других линий, т. е. за ними признано право представления того мужского поколения, к которому они принадлежат*(362). Существующий порядок престолонаследия утвердился в Англии с XIII ст., с тем отличием от феодального права, что в силу последнего лен, при отсутствии сыновей, делится между всеми дочерями, а государственное наследство переходит нераздельно к старшей дочери. Кроме Англии та же система применяется в Испания Португалии и Бразилии.
Глава вторая. Порядок престолонаследия по русскому праву
§ 143. Специально русская система престолонаследия относится к типу германо-голландскому. В настоящем своем виде она установлена актом императора Павла I 5 апреля 1797 года.
Раньше того Россия испытала разные способы преемства престола*(363).
§ 144. До усиления Москвы, т. е. в течение Киевского периода нашей истории, не было никакой твердо установленной системы престолонаследия. По общему праву, наследство Русской земли принадлежало всему княжескому роду; каждый брат имел право на часть земли, на волость; старший, киевский стол, с великокняжеским достоинством переходил к старшему представителю рода, старшему брату. Но этот принцип не мог быть применен вполне к условиям тогдашнего юридического быта. Во-первых, при многочисленности рода князей понятие о старшинстве затемнялось, родовые счеты спутывались и разрешались вооруженною борьбою, в которой старший нередко уступал место младшему. Во-вторых, уже с давних пор является стремление заменить преемство по боковым линиям (от брата к брату) наследием вотчинным, по нисходящей линии. В-третьих, князья нередко пытаются передавать свои столы по завещанию (завещание Всеволода Ольговича 1146 г. относительно киевского стола). В-четвертых, некоторые князья прямо отрицают всякое наследственное право, предоставляя себе свободу добывать волости, им пригодные (поговорка знаменитого Изяслава Мстиславича: "Не голова к месту, а место к голове"). Наконец, при такой неопределенности преемства престола развилось и утвердилось право волостного народонаселения на избрание князей.
Таким образом, столы в Древней Руси фактически не были наследственны. "Столы, - справедливо замечает г. Сергеевич, - не наследовались, а добывались".
§ 145. В период московский постепенно вырабатывается система единонаследия в нисходящей линии. Условия, под влиянием которых сложилась эта система, были следующие. Во-первых, отдельные линии князей делаются оседлыми в разных областях Северо-Восточной Руси, следовательно, образуются местные династии, которых мы не видим в древнейшей Руси. Понятие вотчины торжествует над прежними родовыми понятиями. При усилении княжеской власти сравнительно с прежним временем, князья получают возможности передавать свою волость по завещанию, посредством так называемых духовных грамот*(364). Преемство по завещанию было сильным средством в деле уничтожения уделов и водворения единонаследия. Начиная с Ивана Калиты (1328 - 1340) князья, распределяя волости между своими детьми, систематически усиливают власть старшего брата. Ему дается больший удел, младшим приказывается его слушать*(365). Ко времени Ивана III, эти стремления окрепли настолько, что в сознании князя явилось уже понятие о праве представления. Когда старший сын Ивана III, и законный наследник великокняжеского стола, Иван умер, великий князь объявил, что наследником престола должен быть внук его и сын скончавшегося, Дмитрий, который и был венчан на царство. Правда, впоследствии сам великий князь отставил назначенного им наследника и передал власть другому сыну своему, Василию Ивановичу. Но в этом случае важно было уже то, что Иван III старался оправдать свой поступок, выставить Дмитрия Ивановича преступником, отставленным от престолонаследия за непочтение к деду*(366).
§ 146. После Ивана III духовные грамоты сделались бесполезны: они сыграли свою роль. Хотя, по старому обычаю, последующие государи писали свои завещания, но они уже не изменяли раз принятой системы. Единонаследие по началу первородства утвердилось вместе с единодержавием; хотя Иван Грозный еще назначил "удел" сыну своему Дмитрию, но этот удел был слишком ничтожен в государственном отношении. Он был, если можно так выразиться, прожиточною волостью, данною на содержание царской вдове и царевичу. По смерти Федора Ивановича (1598 г.) угас царственный род Рюриковичей. Поэтому земля должна бы выбрать новую династию. Земский собор 1598 г. остановился на Борисе Годунове. Ему наследовал сын его Федор, низвергнутый самозванцем, выдававшим себя за законного наследника Федора Ивановича. По низложении самозванца, в Смутное время, земские соборы избирают Василия Шуйского, затем королевича Владислава. Наконец, в 1613, по освобождении России от поляков и домашних "воров", избрана на царство династия Романовых. С 1613 по 1682 г. престол беспрепятственно переходит от отца к сыну, по праву первородства (цари: Михаил Федорович, Алексей Михайлович, Федор Алексеевич). Но в 1682 г. в порядке престолонаследия возникло некоторое затруднение. По смерти Федора Алексеевича (27-го апреля 1682 г.) в царствующем доме остались: Иван Алексеевич, сын Алексея Михайловича от первой жены (Милославской), и Петр Алексеевич, от Натальи Кирилловны Нарышкиной. Иван Алексеевич был, как говорили тогда, слаб телом и духом, а потому неспособен к великому делу управления. Напротив, в Петре уже видны были качества будущего преобразователя России. Поэтому духовенство, Боярская дума и другие высшие чины решились отступить от законного порядка престолонаследия и выбрать одного из двух сыновей царя Алексея. Выбор пал на десятилетнего Петра*(367). Но в выборной грамоте не были указаны мотивы, побудившие к такому чрезвычайному поступку. Впоследствии уже (в приговоре 26 мая 1682 г.) делу дан был такой вид, что Иван Алексеевич сам отказался от престола, на том основании, что у Петра Алексеевича "здравствует мать его, благоверная государыня царица и великая княгиня Наталья Кирилловна". Но, вследствие разных причин, главным образом благодаря проискам Милославских и сестры государей Софьи Алексеевны, мера государственных чинов возбудила народное волнение и смуту. Тогда государственные чины придумали особенную комбинацию. Они провозгласили Ивана и Петра совместно царствующими государями, а правительство государством вверили царевне Софье*(368). Только в 1689 г. Петр Великий устранил царевну, а с 1696 г., после кончины Ивана Алексеевича, сделался единодержавным*(369).
§ 147. Петр Великий обратился к системе наследования по завещанию. Ближайшим поводом к этой мере было поведение старшего сына Петра, Алексея Петровича, как это видно из Манифеста о новом порядке престолонаследия (5-го февраля 1722 г.). Этот манифест начинается словами: "Объявляем, понеже всем ведомо есть, какою Авессаломскою злостью надмен был сын наш Алексей" и т. д.*(370). Но, кроме этого факта, Петр Великий руководился и более общими соображениями государственной пользы. В поведении своего сына он видел ясное для себя доказательство неудобства наследования по закону вообще. Он рассуждал таким образом: царевич вел бы себя иначе, если бы не надеялся на свою неприкосновенность в качестве законного наследника престола*(371). От этого соображения он прямо перешел к разбору состоятельности наследования по закону и отверг его, как неудобный с точки зрения государственной пользы. Не излагая этих соображений в Манифесте 1722, он поручил изложить свои воззрения в особой книге, известной под заглавием "Правда воли монаршей". Эта книга принадлежит искусному перу Феофана Прокоповича*(372). Право монарха распоряжаться престолом посредством завещания эта замечательная книга выводит из обязанностей, лежащих на монархе по отношению к государству. "А еще когда рассудим, - говорит Правда, - кое долженство на царех лежит, от самого Бога возложенное на них, то не токмо и от того познаем, что не грех им по воле своей избирать себе наследника, но грех не избирать. Царей должность содержать своих подданных в беспечалии и промышлять им всякое лучшее наставление, как к благочестию, так и к честному жительству... А если о добре общем народа себе подданного толико пещись должен самодержец, то како не должен есть прилежно смотреть, дабы по нем наследник был добрый, бодрый, искусный и таковый, который бы доброе отечества состояние не токмо сохранил в целости, но и паче бы утвердил и укрепил, и если бы что недовершенное застал, тщился бы привести в совершенство".
Петр Великий дал широкий простор воле завещателя: "Чего для за благо рассудили Мы сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего Государя, кому оный захочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как выше писано, имея узду на себе".
Но исторический опыт показал всю несостоятельность этих великодушных, во всяком случае, намерений Петра.
§ 148. Сам Петр Великий скончался без завещания. По старому обычаю, наследство принадлежало сыну Алексея Петровича, Петру Алексеевичу. Но "синод, сенат и генералитет" выбрали на престол супругу Петра Великого, Екатерину I, основываясь на том, что "в 1724 г. он удостоил ее коронованием и помазанием за ее услуги государству"*(373). Императрица Екатерина I завещанием своим (вскрытым 5 мая 1727 г.) передала престол Петру Алексеевичу II, с тем чтобы, в случае его бездетной кончины, наследовала дочь ее Анна Голштинская с потомством, а за неимением такого потомства - вторая дочь, Елисавета Петровна*(374). Но завещанию императрицы не суждено было исполниться, и престол на время должен был выйти из рода Петра Великого. После бездетной кончины Петра II (7 января 1730 г.), всемогущий верховный тайный совет выбрал на царство герцогиню курляндскую Анну Ивановну, дочь Ивана Алексеевича, и воспользовался этим случаем, чтобы ограничить в свою пользу права самодержавия. В манифесте даже ничего не упоминается о завещании Екатерины I*(375). Императрица Анна поспешила подтвердить силу Манифеста 1722 г., чтобы беспрепятственно назначить себе наследника*(376). Действительно, по воле императрицы престол, после ее смерти, перешел к ее двоюродному внуку (от брака родной ее племянницы, Анны Леопольдовны с герцогом Брауншвейг-Люнебургским), Ивану Антоновичу. Императору было всего несколько месяцев, и регентство досталось сначала Бирону, а после ссылки его - матери Ивана Антоновича (1740 - 1741 г., 25 ноября). Но вторая дочь Петра Великого, Елисавета Петровна, при помощи своих приверженцев, заняла престол, арестовав юного императора и его родителей. Мотивом этого новая императрица выставила беспорядки и беспокойства, бывшие во время двух регентств. "Того ради, - говорит дальше манифест, - все наши как духовного, так и светского чина верные подданные, а особливо лейб-гвардии наши полки всеподданнейше и единогласно просили нас, дабы Мы, для пресечения всех тех происшедших и впредь опасаемых беспокойств и непорядков, яко по крови ближняя, отеческий наш престол вcемилостивейше восприять соизволили, и по тому нашему законному праву, по близости крови к самодержавным нашим вседражайшим родителям... тот наш отеческий всероссийский престол всемилостивейше восприять соизволили"*(377). Таким образом, императрица снова провозгласила право законного престолонаследия, право кровной близости к царствовавшим монархам. В другом манифесте права императрицы подтверждаются ссылкою на завещание Екатерины I*(378). Самый период времени государствования Ивана Антоновича вычеркнут из официальных актов. Время от 17 октября до 9 ноября 1740 г. велено называть правлением герцога курляндского (Бирона), а время от 9 ноября 1740 до 25 ноября 1741 правлением принцессы Анны Брауншвейг-Люнебургской."Там же, N 8,478."
Во имя этих начал Елисавета Петровна в 1742 г. издала Манифест, объявлявший наследником престола Петра, герцога голштинского, сына Анны Петровны Голштинской, "яко по крови ближайшего к императрице". "Там же, N 8,658." По-видимому, начало наследования по закону готово было вступить в силу. 25 декабря 1761 г. император Петр III, вступая на престол, объявляет в своем манифесте, что императрица Елисавета скончалась, "оставя ему в самодержавство прародительский всероссийский императорский престол, яко сущему наследнику по правам, преимуществам и узаконениям принадлежащий". Но в форме клятвенного обещания, по которой должны были присягать новому императору подданные, признано во всей силе завещательное начало. Именно подданные присягали императору Петру Федоровичу "и по нем, по самодержавной его императорского величества власти и по высочайшей его воле избираемым и определяемым наследникам". "Там же, NN 11,390, 11,891." Новый государственный переворот отдал русский престол супруге Петра III, Екатерине II, которая и вступила на него 28-го июня 1762. По форме новой присяги подданные клялись в верности и ее сыну, великому князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола наследнику"."Там же, N 11,582."
Великий князь Павел Петровач, вместе с супругой своей великой княгиней Марией Феодоровной, задолго до своего вступления на престол, именно 4 января 1788 г., составил духовное завещание, которым определил порядок преемства престола в своем нисходящем поколении. В этом акте изложены и мотивы, побудившие великого князя составить его. Они суть следующие: "Дабы государство не было без наследника. Дабы наследник был всегда назначен законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать. Дабы сохранить право родов в наследстве, не нарушая права естественного, и избежать затруднений из рода в род". Далее в акте сказано, что будущие наследники должны обязаться свято соблюдать сей закон о наследстве при вступлении на престол и помазании*(379). Другими словами, акт о престолонаследии должен был получить силу основного государственного закона - и он получил ее 5-го апреля 1797 г., в день коронации императора Павла I.
С дополнениями, совершенными императорами Александром I и Николаем I, акт императора Павла I есть действующий ныне закон о престолонаследии, к рассмотрению начал которого мы и обратимся.
§ 149. Русская система престолонаследия основана на следующих началах:
1) Порядок наследования установляется законом, обязательным для всех лиц царствующего дома. "Император или императрица, наследующие престол при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято наблюдать законы о наследии престола"*(380).
2) По силе закона право на наследование престола принадлежит определенной династии, т. е. членам ныне царствующего императорского дома. Членами царствующего дома, с правами на престолонаследие, признаются лица, происшедшие от императорской крови в законном браке.
Условия законности брака, в этом государственном смысле, сложнее условий законности брака частных лиц. Для полной законности брака члена императорского дома требуется: а) дозволение императора; дети, происшедшие от брака, не дозволенного императором, хотя и законного в обыкновенном смысле, не пользуются никакими преимуществами, в том числе и правом на престолонаследие; б) совершение брака с лицом равнородным, т. е. принадлежащим к одному из царствующих или владетельных домов. Дети, происшедшие от брака с лицом неравнородным, не имеют права на наследие престола*(381).
3) Закон о престолонаследии имеет в виду обеспечить единство государства и единство государственных интересов в управлении. Поэтому а) престолы Царства Польского и Великого княжества Финляндского признаются нераздельными с престолом русским; б) поколение женское, царствующее на другом престоле, когда до него дойдет наследство престола русского, должно отречься от веры и престола. Впрочем, отречение от другого престола требуется не безусловно, но только в том случае, если обладание иностранным престолом связано с исповеданием иной веры, кроме православной*(382).
4) Право на наследование престола обусловливается исповеданием православной веры*(383).
5) К наследованию допускаются оба пола, но с предпочтением мужеского пола, вследствие чего поколение женское допускается к наследованию престола только за пресечением последнего мужеского поколения*(384).
6) Мужеские поколения наследуют по праву первородства, в нисходящей линии последне-царствовавшего императора; поэтому право наследования принадлежит прежде всех старшему сыну царствующего императора, а по нем всего его мужескому поколению. По пресечении этого поколения, наследство переходит в род второго сына императора и т.д.*(385).
7) Когда, за пресечением мужеского поколения сыновей императора, наследство должно перейти в поколения женские, то это право принадлежит прежде всего женскому поколению последне-царствовавшего императора, как ближайшему к престолу. За пресечением этого поколения наследство идет в восходящей линии, т. е. переходит в женское поколение старшего сына императора-родоначальника, затем второго, третьего и т. д. Далее наследство переходит в мужеское поколение старшей дочери императора-родоначальника, а за пресечением его в женское; за пресечением мужеского и женского поколения старшей дочери императора-родоначальника наследование переходит на тех же основаниях в род второй его дочери и т.д.*(386).
8) При переходе наследства в женские поколения, ближайшее право на престол имеет то лицо женского пола, через которое право наследования перешло в означенное поколение. Так, дочь последне-царствовавшего императора занимает престол раньше своего сына. "Младшая сестра, хотя бы и сыновей имела, не отъемлет права у старшей, хотя бы и незамужней"*(387).
9) Каждое лицо, имеющее непосредственное право на наследование престола, может от него отречься, но при соблюдении двух условий: а) отречение может иметь место, когда за сим не предстоит никаких затруднений в наследовании престола; б) когда отречение последовало, было обнародовано и обращено в закон, оно признается невозвратным*(388).
§ 150. При соблюдении означенных выше условий, наследник, по кончине императора, вступает на престол силою закона; начало нового царствования считается со дня кончины прежнего императора. Новый император объявляет о восшествии своем на престол всенародно особым манифестом. В манифесте возвещается и законный наследник престола, если таковой уже существует.
По издании манифеста, возвещающего о воцарении императора, все подданные Русского государства приводятся к присяге. Распоряжение о приведении к присяге делается правительствующим сенатом, который рассылает присяжные листы ко всем подчиненным, военным и гражданским властям. К присяге приводятся все подданные мужского пола. достигшие 12-летнего возраста; каждый присягает по своей вере. Присяга приносится воцарившемуся императору и его законному наследнику, хотя бы он не был поименован в манифесте*(389).
§ 151. Над воцарившимся императором совершается церковный обряд коронования и миропомазания по чину православной церкви*(390). Время коронации назначается самим государем и возвещается особым манифестом. Закон определяет только: а) место, где должен происходить обряд; он совершается в московском Успенском соборе; б) в силу закона, обряд происходит в присутствии высших государственных правительств и сословий, призываемых к этому верховною властью; в) по смыслу закона, император произносит вслух символ веры и особую молитву, призывающую на него благодать Божию; г) закон постановляет, что коронование императоров русских, как царей польских, заключается в одном и том же обряде.
Глава третья. Несовершеннолетие императора; опека и правительство
§ 152. Законный наследник вступает на престол в силу собственного права; с момента кончины своего предшественника он признается царствующим государем. Но его право непосредственного управления государством ограничивается в случае его несовершеннолетия.
Публичное право всех европейских государств предусматривает этот случай. Исключение составляет одна Англия. В силу английских законов король, по общему правилу, не бывает несовершеннолетним, т. е. несовершеннолетие не составляет условия, ограничивающего его права пользования королевской прерогативой, если только специальный парламентский акт в данном случае не признал необходимости регентства.
§ 153. Ввиду признанной опытом невыгоды слишком долгого периода регентств, основные законы всех государств определяют срок совершеннолетия государей раньше сравнительно с обыкновенным гражданским совершеннолетием (21 год). Европейские конституции признают монарха совершеннолетним в 18 лет. Русские основные законы полагают совершеннолетие государям обоего пола и наследнику престола в 16 лет.
§ 154. Вступление на престол несовершеннолетнего императора влечет за собою учреждение опеки и правительства. Опека назначается для попечения над особой малолетнего государя, т. е. для забот об его воспитании; правительство (регентство) - для заведывания государственными делами.
Учреждение опеки и правительства совершается или завещанием царствовавшего императора, или силою закона. Закон назначает опекуна и правителя в том только случае, если император не оставил завещания.
§ 155. Воле завещателя предоставляется организовать опеку и правительство по своему усмотрению. Именно монарх может: а) монарх может отделить опеку от правительства, назначив для этого двух особых лиц, тогда как по законному порядку опека и правительство соединяются в одном лице; б) по закону, при правителе полагается совет из особ первых двух классов, но монарх может сделать другое распоряжение, "ибо оному, - как говорит закон, - должны быть известны обстоятельства и люди"*(391).
§ 156. Законный порядок учреждения опеки и правительства состоит в следующем:
1) Право на правительство и опеку прежде всего принадлежит отцу или матери императора. Исключаются отчим и мачеха. За неимением отца или матери, опека и правительство принадлежат ближайшему к наследованию престола родственнику императора, если он сам достиг совершеннолетия. При этом закон допускает к опеке и правительству особ обоего пола одинаково.
2) Все означенные лица теряют право на опеку и правительство, если бы а) их постигло безумие, хотя бы временное, и б) если бы вдовые, во время правительства и опеки, вступили во второй брак.
Правитель действует единолично только по делам, касающимся опеки над малолетним императором; но в управлении государственном он действует совместно с особо учрежденным советом.
4) Совет составляется из шести особ первых двух классов, по выбору правителя. В состав совета могут входить по выбору правителя и совершеннолетние особы императорского дома, но с тем, чтобы не находились в числе шести особ, составляющих совет по закону.
5) Компетенция совета простирается на все дела, требующие высочайшего разрешения, т. е. все подобные дела, без изъятия, поступают на его рассмотрение. Но совет имеет только голос совещательный; решительный принадлежит правителю.
Отдел третий. Учреждение императорской фамилии
§ 157. Преимущества монарха распространяются и на лица, связанные с ним семейными и родственными узами. Эти лица составляют в государстве особенный, привилегированный класс, преимущества которого обусловливаются или а) тем, что его члены, при известных условиях, могут быть призваны к наследованию престола, или б) тем, что они связаны браком с лицами, имеющими право на престол. Вся совокупность этих лиц, с точки зрения их прав и обязанностей, представляет одно целое, один царствующий дом (императорскую фамилию).
§ 158. Учреждение императорской фамилии издано в 1797 г. апреля 5-го, императором Павлом I. С небольшими видоизменениями оно вошло в состав основных законов империи.
На основании этого учреждения членами императорского дома признаются "все лица, происшедшие от императорской крови, в законном браке, дозволенном царствующим императором". Но это определение не обнимает всего круга лиц, пользующихся различными прерогативами, в качестве членов императорского дома. 82 ст. имеет в виду нисходящее потомство императора. Но к императорскому дому должны быть причислены лица, состоящие в брачном союзе с царствующим лицом. Сюда относятся: 1) супруга царствующего императора; 2) супруг царствующей императрицы и 3) вдовствующая императрица. Затем членами императорского дома признаются лица, приобревшие эти права 1) рождением и 2) браком.
Рассмотрению нашему подлежат: I. условия вступления в число членов императорского дома; II. различные права, им присвоенные, и III. отношение их к царствующему императору.
§ 159. Общим условием приобретения прав члена императорской фамилии законы наши признают законный брак с членом царствующего дома и происхождение от такого брака. Поэтому нам прежде всего предстоит определить, при каких условиях брак члена императорского дома считается законным. Для разрешения этого вопроса необходимо иметь в виду, что понятие законного брака, в применении его к императорскому дому, гораздо специальнее понятия обыкновенного законного брака, установленного для всех подданных. Законным браком члена царствующего дома должно считать брак, влекущий за собою приобретение прерогатив, из которых первая есть возможность быть призванным к наследованию престола. Брак может быть законным с точки зрения обыкновенных гражданских законов, но не сообщает никаких преимуществ, присвоенных членам царствующего дома.
Законным браком в последнем, специальном смысле, наши основные законы признают брак, заключенный 1) с дозволения царствующего императора*(392); 2) с лицом равнородным, т. е. принадлежащим к одному из владетельных домов, и 3) с лицом православного вероисповедания (если член императорского дома мужеского пола и может иметь право на наследование престола). Значение этих трех условий неодинаково.
1) Дозволение царствующего императора необходимо безусловно; брак, заключенный без такого дозволения, не признается законными вообще, т. е. и в отношении к императорскому дому, и в общем гражданском смысле. Таков смысл 140 ст. Осн. зак. Правда, он смягчается ст. 90, в которой изображено, что "дети, рожденные от брака, на который не было соизволения царствующего императора, не пользуются никакими преимуществами, членам императорского дома принадлежащими". Отсюда можно заключить, что 140 ст. признает означенный брак незаконным с точки зрения приобретения прав члена императорской фамилии, но что в гражданском смысле брак может быть признан законным. Впрочем, основные законы оставляют этот вопрос неразрешенным.
2) Требование равнородности лиц, вступающих в брак, не касается общих условий законности брака: оно касается только сообщения прав члена императорского дома. Член царствующего дома может, с разрешения императора, вступить в брак и с лицом неравнородным, не сообщая ему, однако, никаких преимуществ. Так, Е. И. В. герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский вступил в брак с девицею Опочининою, которая после того, по высочайшему соизволению, именовалась графинею Богарне.
3) Наконец, принятие православной веры требуется только от лица, вступающего в брак с мужским лицом императорского дома. Следовательно, великие княжны могут вступать и вступают в брак с иноверными принцами. Брак Великого Князя Владимира Александровича с принцессою Мекленбург-Шверинскою, ныне в Великою Княгинею Мариею Павловною, не принявшею православия, должен дать повод к тому толкованию, что принятие православной веры требуется от иноверных особ женского пола только в случае вступления их в брак с лицом, имеющим непосредственное право на престолонаследие. Впрочем, означенный брак есть первый случай этого рода по издании учреждения императорской фамилии. До того времени история представляет один прецедент: именно брак царевича Алексея Петровича с иноверною принцессою, не принявшей православия.
§ 160. Права членов императорского дома распространяются посредством брака и рождения не на всех лиц одинаково. Основные законы, установляя первенство мужеского пола пред женским в порядке престолонаследия, приводят преимущества агнатов пред когнатами и учреждении императорской фамилии.
Различие это можно формулировать следующим образом: права и преимущества членов императорской фамилии переходят в нисходящей линии только в мужском поколении.
Лица женского пола пользуются этими преимуществами лично, и то под условием происхождения от мужеского поколения царствующего дома.
Таким образом, императорский дом представляет а) совокупность агнатов, пользующихся определенными преимуществами потомственно, в мужском поколении, и б) когнатов, пользующихся этими преимуществами лично. Взаимные отношения тех и других представляют некоторые подробности, требующие рассмотрения.
§ 161. Взаимные отношения агнатов и лиц женского пола, происшедших от мужеского поколения, определяются следующим началом:
Права каждого из них обусловливаются степенью родства с тем императором, от которого они прямою линиею происходят. Эта степень родства и сопряженные с нею права не утрачивают своего значения и после восшествия на престол другого императора. Так, юридическое положение сыновей императора Николая I не изменилось с восшествием на престол императора Александра II; они сохранили право сыновей государя по титулу, содержанию и т. д. Другими словами, близость к царствующему императору не дает никаких преимуществ пред лицами, состоящими в одинаковых степенях родства к последне-царствовавшему. Из всех агнатов наибольшими преимуществами пользуется наследник престола*(393).
§ 162. Лица женского пола лично пользуются определенными им преимуществами и сохраняют их и по выходе замуж, если супруг их не имеет титула высшего (царствующего короля, королевского наследника).
Чужестранные принцы, вступившие в брак с особами императорского дома, не приобретают никаких новых прав и пользуются преимуществами, принадлежащими их званию.
Потомство лиц женского пола пользуется правами, принадлежащими их отцу, а потому на него не простираются преимущества членов императорского дома*(394).
Из этого общего правила были делаемы в разное время исключения, заносившиеся в этом качестве и в основные законы. Так, во-первых, сыну Великой Княгини Екатерины Павловны и принца Георгия Ольденбургского, принцу Петру и супруге его пожалован титул императорских высочеств лично; во-вторых, потомству Великой Княгини Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского в мужском поколении пожалован тот же титул до праправнуков императора Николая I включительно. В-третьих, Великой Княгине Екатерине Павловне, при вступлении ее в брак, пожалован был лично особый удел; наконец, Великой Княгине Марии Николаевне в 1839 г., при вступлении ее в брак, предоставлен ежегодный потомственный доход из удельных сумм*(395).
§ 163. Преимущества, принадлежащие членам императорского дома, состоят: а) в особом титуле; б) в праве на известные ордена; в) в праве на определенные почести и отличия и в) в праве на содержание.
1) Титулы, предоставляемые законом членам императорской фамилии, суть общие и особенные. Общие титулы суть: великий князь (княжна) и императорское высочество; князь (княжна) императорской крови и высочество. Особые титулы предоставляются императрице и наследнику престола.
2) Ордена, на которые члены императорской фамилии имеют право по своему рождению, суть: а) для лиц мужского пола: св. ап. Андрея Первозванного, св. Александра Невского, Белого Орла и св. Анны 1-й степени; б) для лиц женского пола - св. великомученицы Екатерины.
3) Особые отличия и почести, присвоенные членам царствующего дома, суть: а) право государственного герба; б) право на особый флаг; в) право на воинские почести и г) право на особый придворный штат, мундиры и ливреи для служителей*(396).
4) Членам императорской фамилии производится содержание в размере, определенном законом. Источники этого содержания двоякие. Главным фондом считаются особые недвижимые имения и денежный капитал, известные под именем удельных. Удельные имущества образованы императором Павлом I в 1797 г., причем учреждено было особое установление для заведывания ими (сначала министерство, а после департамент уделов, состоящий ныне в ведомстве министерства императорского двора). Затем из государственного казначейства выдается известная сумма в качестве пособия удельным имуществам*(397).
§ 164. Все члены царствующего дома пользуются означенными преимуществами в различной степени. Из общего состава императорской фамилии выделяются, во-первых, императрица и, во-вторых, наследник престола и его супруга.
Затем, остальные члены императорского дома пользуются определенными преимуществами по степени родства с императором, от которого они происходят, и полу, к коему они принадлежат.
1) Императрица, супруга царствующего императора, пользуется титулом императорского величества и, по усмотрению императора, коронуется вместе с ним. Особенные права ее суть:
а) Относительно содержания. Императрица получает по шестисот тысяч в год, кроме содержания двора*(398).
б) Право пользоваться средним государственным гербом как своим личным*(399).
в) Императрица, равно как и супруга наследника престола, в случае отъезда их во вдовственном состоянии за границу, могут вывозить с собою все свое движимое имущество, тогда как прочие члены императорской фамилии имеют право вывозить один миллион рублей, кроме вещей*(400).
г) Императрице предоставляется полная свобода распоряжаться своим движимым и недвижимым имуществом*(401).
Вдовствующая императрица сохраняет преимущества, которыми она пользовалась в царствование своего супруга. В собраниях и тому подобных случаях она имеет даже председание пред супругою царствующего императора*(402). Но, в случае отъезда вдовствующей императрицы за границу, содержание ее уменьшается наполовину.
Наконец, супруг царствующей императрицы пользуется почестями и преимуществами наравне с супругами государя, кроме титула.
§ 165. Преимущества наследника престола и его супруги состоят в следующем:
а) Наследник один носит титул цесаревича, а его супруга цесаревны*(403). По особому усмотрению царствующего императора, титул цесаревича может быть пожалован и другому лицу императорской фамилии, в награду за особенные заслуги. Так, император Павел I пожаловал титул цесаревича великому князю Константину Павловичу*(404).
б) Наследник имеет государственный герб, установленный для средней государственной печати*(405).
в) При проезде через губернии наследнику представляются рапорты по гражданской части наравне с коронованными особами*(406).
г) Наследник престола получает содержание из сумм государственного казначейства в 300,000 р., кроме содержания двора. Супруге его во время замужества выдается также из сумм государственного казначейства по 150,000 р., во вдовстве пенсии 300,000 р., кроме содержания двора. Детям обоего пола до совершеннолетия, или до брака, по 50,000 р.*(407).
д) Служителям наследника престола, составляющим его двор, присвояются мундиры и ливреи, установленные для большого императорского двора*(408).
§ 166. Прочие члены императорского дома пользуются установленными для них преимуществами и содержанием на следующих условиях:
1-е. Мужское поколение каждого царствовавшего императора пользуется всеми правами члена императорской фамилии до праправнуков императора включительно.
Именно:
а) они носят титул великих князей и императорских высочеств.
б) Получают при крещении ордена, означенные выше.
в) Пользуются флагами, почестями при проезде через крепости и т.д.
г) Получают содержание в размерах, определенных степенями родства с императором-родоначальником*(409).
2-е. Поколение праправнуков императора в мужском поколении пользуется правами членов императорской фамилии с следующими ограничениями:
а) Они титулуются князьями (княжнами) крови императорской и высочествами.
б) Ордена, возлагаемые на великих князей и великих княжен при крещении, даются князьям и княжнам крови императорской по достижении ими установленного совершеннолетия.
в) Они не имеют флагов, коими пользуются великие князья.
г) Содержание князьям и княжнам крови императорской полагается в уменьшенном размере*(410).
3-е. Лица женского пола пользуются преимуществами членов императорского дома лично и сообразно степени родства с императором-родоначальником. Главное отличие этих лиц от лиц мужского поколения и пола полагается в содержании.
Лицам женского пола полагается до замужества денежное содержание, а при замужестве единовременно приданое награждение, чем и пресекается уже всякое дальнейшее с их стороны требование. Размер содержания и приданого определяется степенью родства с императором-родоначальником*(411).
4) Наконец, основные законы содержат в себе особые постановления относительно супруг членов царствующего дома. Супруги наследника, великих князей и князей крови императорской вообще пользуются титулом и почестями своих мужей*(412). Относительно содержания основные законы постановляют следующее: супруги великих князей и князей крови императорской получают содержание, размер которого определяется местом, занимаемым в императорской фамилии их мужьями. Содержание это во вдовстве обращается им в пенсию*(413).
§ 167. Кроме всех преимуществ, исчисленных в основных законах, необходимо указать на другие, определяемые законами уголовными. Уголовные законы охраняют жизнь, свободу, здоровье и честь членов императорского дома особенно строгими наказаниями. Злоумышления или преступные действия против наследника престола, супруги государя императора и прочих членов императорского дома отнесены к разряду преступлений государственных и обложены наказаниями, соответствующими этому разряду*(414).
§ 168. Нам остается сказать несколько слов об отношении членов императорской фамилии к царствующему императору. Прерогативы, дарованные законом царствующему дому, не только не ослабляют верноподданнических обязанностей его членов по отношению к царствующему императору, но даже усугубляют их. Пользуясь различными преимуществами как члены императорского дома, они обязываются особенным повиновением и преданностью к императору, главе всей фамилии*(415). Таким образом, для каждого члена императорского дома по отношению к императору установляются обязанности двоякого рода: как к самодержавному государю и как к главе дома*(416). Царствующий император, на основании закона, всегда имеет право, в случае неповиновения, обнаруженного членом царствующего дома, лишить его изложенных выше прав*(417). "Ненарушимым залогом всех данных каждому члену императорского дома преимуществ, - говорит 201 ст. Осн. зак., - поставляется миролюбивое обращение и хранение семейной тишины и согласия".
Каждый член императорской фамилии состоит под покровительством государя. До совершеннолетия особы обоего пола состоят под опекой. Совершеннолетие полагается в 20 лет, если только несовершеннолетний не вступит до тех пор в брак: тогда совершеннолетие считается со дня брака. Несовершеннолетний находится под опекой. Если опекун не назначен отцом или матерью несовершеннолетнего - он назначается государем. По достижении 20-летнего возраста члены императорского дома могут сами заведывать своими делами, но под наблюдением попечителя, назначаемого государем. Попечительство прекращается по достижении лицом, ему подлежащим, 25-летнего возраста. При объявлении совершеннолетия (т. е. 20 лет) члены императорского дома присягают в верности государю и отечеству, в соблюдении прав наследства и фамильного распорядка*(418).
§ 169. Мы не касаемся здесь постановлений о порядке заключения брака, о способах приобретения и передачи разных имуществ императорской фамилии и т. д., так как эти постановления составляют особый вид гражданских законов, особое частное право, установленное для членов императорского дома.
Книга третья. О подданстве и правах состояния
Отдел первый. О подданстве вообще
Глава первая. Существо подданства
§ 170. Под именем подданства или гражданства разумеется совокупность отношений, связывающих человеческую личность исключительно с данною страною и ее правительством*(419). Каждый человек может принадлежать только одному известному политическому обществу. По справедливому замечанию Гер. Шульце, "обязанность верности и повиновения, по своей природе, не может быть разделена между несколькими государствами. Множественное подданство есть ненормальное явление, противоречащее развитому понятию о государстве".
§ 171. Исключительность отношений подданства вытекает прежде всего из самого существа некоторых политических прав и обязанностей гражданина. Эти последние предполагают совокупность таких действий со стороны подданного, в силу которых он, вместе с государством, которому служит, становится в резкую противоположность к иным государствам и их подданным. Таково, например, существо воинской повинности. Она обусловливается необходимостью вооруженной защиты отечества в случае посягательства на его права или территорию со стороны других государств. Понятно, что отбывание этой повинности немыслимо без тесной и исключительной связи лица с интересами защищаемой им родины. Государство не может полагаться на защиту таких лиц, для которых благо данной страны есть нечто постороннее. Действуя исключительно под влиянием национальных интересов, верховная власть страны естественно может придти в столкновение с интересами других народностей. В силу этого различия, верховная власть определенной страны должна быть поставлена совершенно независимо от отношений своих подданных ко всем верховным властям других государств. Отсюда прямо следует, что и политические права могут принадлежать в данном государстве только таким лицам, которые по своим интересам, по своему политическому миросозерцанию способны руководиться в управлении интересами своего отечества. Государство, давая гражданам право участия в политических делах, призывая их к управлению через представителей, делает из этих последних как бы часть верховной власти. Палаты конституционных государств разделяют с главой государства некоторые функции самодержавия. Ясно, что участники в верховной власти должны быть безусловно и исключительно связаны своими интересами с интересами той страны, к управлению которою они призваны. - Таким представляется вопрос, рассматриваемый с политической точки зрения.
Но и в области гражданского права можно указать отношения, предполагающие исключительную принадлежность человека только к данной стране. Гражданское законодательство каждого государства определяет условия право- и дееспособности с своей точки зрения, руководясь своими бытовыми и историческими условиями. Определение срока совершеннолетия, условия брачного союза и вообще большинство тех начал, совокупность которых образует status лица, есть национальное достояние каждой страны, и всякий гражданин носит свой личный status даже в иностранных государствах.
§ 172. Природа различных прав и обязанностей, как политических, так и гражданских, требует исключительной принадлежности лица к одному известному государству.
Эта исключительность, конечно, обнаруживается более всего в отношениях политических. Гражданином страны, подданным ее в полном смысле слова признается именно лицо, могущее быть допущенным к участию в делах государственного управления и, вместе с тем, обязанное нести важнейшую из политических повинностей - повинность воинскую. Место, где человек осуществляет свои политические права и где он несет свои политические обязанности, является практическим критериумом при определении принадлежности лица к той или другой стране, как подданного ее.
Таким образом, возникает юридическая двойственность лиц, различие между гражданином государства и иностранцем, подданным другой страны, временно пребывающим в пределах чужой территории. Это различие не предполагает, однако, полной бесправности иностранца в чужеземном государстве.
В древнейшие времена действительно иностранец, de jure, являлся вполне бесправною личностью, до такой степени, что, например, римляне отождествляли названия иностранца и врага; и тот и другой одинаково назывался "hostis". Только благодаря фактическим смягчениям этого сурового принципа чужеземец мог пользоваться какою-либо защитой в иностранной территории. Напротив, современные европейские законодательства все, без исключения, признают за иностранцами известную долю правоспособности и, следовательно, право на защиту приобретенных ими даже в чужом государстве прав. В настоящее время, по справедливому замечанию Иеринга, ни одно цивилизованное государство не признает в своих пределах личности без прав. Оно окружает, как он говорит, атмосферою права каждое лицо, вступающее в пределы его территории*(420).
§ 173. Права, которыми может пользоваться иностранец на чужеземной территории, точнее всего формулируются французским законодательством. С изданием знаменитого code civil (1803 r.) было проведено резкое различие между правами политическими (droits politiques) и частными правами (droits civils)*(421). Пользование политическими правами определяется конституционным законом. Порядок же пользования правами частными определен в гражданском уложении. Иностранцам, водворившимся во Франции, дозволяется пользование всеми гражданскими правами, но они не допускаются к участию в правах политических, так как это участие предполагает полное слияние интересов лица с интересами данного государства*(422). Вместе с тем, справедливость требует, чтобы на иностранцев не налагались и политические обязанности, например, отбывание воинской повинности*(423).
§ 174. Понятия иностранца и подданного не исчерпывают, однако, всех различий между лицами, находящимися в пределах данного государства. Между иностранцами, живущими на чужой территории, следует различать: а) лиц, временно пребывающих в данной стране, лиц, которые не приобрели здесь оседлости, и б) иностранцев, владеющих недвижимою собственностью, где это допущено гражданским законом. Последние имеют право оседлости в данном государстве и подчиняются всем постановлениям гражданских законов страны относительно уплаты повинностей с земельной собственности, приобретения ее, передачи и т. д.
Отношения государства к лицам, находящимся на его территории, вообще могут быть сведены к следующим группам:
1) Природные подданные (regnicoles, indigenae, Staatsangehorige) вполне подчиняются законам страны и пользуются всеми правами гражданскими и политическими.
2) Иностранцы подлежат действию законов государства только в некоторых отношениях (subditi secundum quid). Сюда относятся: a) иностранцы, владеющие недвижимою собственностью в стране (foreuses, forauei); они подчиняются законам государства со стороны имущественных отношений; б) иностранцы, временно пребывающие в чужой территории (albinagii. aubains), пользуются некоторыми личными и имущественными правами*(424).
Полное подчинение законам государства, отбывание в пользу его всех повинностей предполагает, вместе с тем, и пользование всею полнотою прав, которые предоставляются природным подданным страны. В этом случае нет места различию лиц по происхождению, вероисповеданию и т. д. Таков идеал, к которому стремится всякое развитое государство и который оно осуществляет. Этот принцип установился, однако, далеко не сразу. Пока политическое развитие дошло именно до этой степени, мы видим крайнее разнообразие отношений государства к лицам, равно подчиненным его власти.
Глава вторая. Условия приобретения подданства
А. Исторический очерк этих условий
§ 175. Условия принадлежности к государству и пользование в нем гражданскими и политическими правами определялись в разные эпохи истории различно, под влиянием двух противоположных принципов, из которых один может быть назван личным, второй территориальным. Первый из них выразился особенно ярко в государстве Римском; развитие второго совпадает с успехами феодализма.
§ 176. В Римском государстве*(425) право гражданства являлось привилегией только тех лиц, которые первоначально принадлежали к гражданам Рима, как муниципии (civitatis Romanae). Остальные лица подчинялись власти Рима (imperio Romano), не входя в состав его граждан. К ним относились провинциалы (peregrini), считавшиеся, по выражению Цицерона, бесправною добычею римлян*(426). Они не были подчинены действию римских законов и не пользовались вытекавшими из этого подчинения преимуществами. Права полного римского гражданства разделялись на две группы: а) права политические и б) права гражданские. К первым относились - право участия в народном собрании (jus suftпagii) и право занимать общественные должности (jus honorum). Права гражданские составляли: право заключения брака ex jure Quivitium, т. е. такого брака, из которого возникал ряд семейных отношений, установленных специально национальным римским правом (jus commbii); право приобретения собственности ex jure civile, в особенности же посредством так называемого mancipationis (jus commercii). Все эти разряды прав составляли исключительную принадлежность природных римских подданных (cives Romani). Пepeгрины не имели даже права квиритской собственности. Они могли владеть имуществом только в форме так называемого possessio in bonis, которая явилась смягчением начал строгого римского права, уступкой, вытекавшей ex jure frentium.
Между cives и peregrini стоял ряд лиц, которым предоставлялись лишь некоторые права римского гражданства, но без политических прав. Ближе всего подходили под тип полноправного римского гражданин, так называемые latini, древнейшие союзники Рима, которым были даны некоторые права только после огромных усилий и жестокой борьбы. Затем следовали latini coloniarii и др. лица, пользовавшиеся правами далеко не в одинаковой степени с римскими гражданами. В этом отношении Римское государство не было крепким национальным целым, признающим одинаковые права за всеми лицами, которые подчинены его власти. Различие в правах подданных было особенно резко во времена Республики, когда права римского гражданства ценились особенно дорого, когда даже иноземные цари считали за честь принадлежать к римским гражданам. С упадком свободы Рима утратили свое значение и права римского подданства. Они стали сообщаться без всякого затруднения всем и каждому и окончательно распространились на всех, даже провинциалов, эдиктом Каракаллы*(427). Последние различия между гражданами и подданными Рима были сглажены при императоре Юстиниане, различия, фактически потерявшие всякое значение, так как с правом гражданина не соединялось уже право участия в политических делах государства*(428).
Из приведенных фактов можно вывести то заключение, что принадлежность к римскому гражданству была, так сказать, личной привилегией, передававшейся по общему правилу рождением и, только в виде исключения, другими способами, именно - отпущением на волю при известных условиях и, в чрезвычайных случаях, пожалованием*(429).
Господство личного принципа продолжалось и после падения Римской империи. В законодательстве варварских народов он был проведен, может быть, еще строже, чем в Древнем Риме. Законодательство варваров признавало тот принцип, что каждый живет по своим законам и что принадлежность к тому или другому роду людей определяется происхождением. "Когда готы, бургунды, франки и ломбарды, - говорит Савиньи, - основывали новые государства, где римляне не могли уже владычествовать - они могли поступить с побежденными различным образом. Они могли уничтожить нацию, истребив или поработив свободных людей; они могли, ради увеличения количества собственного народа, навязать им свои нравы, государственное устройство и законы. Ни того ни другого не случилось: хотя бесчисленное количество Римлян было убито, изгнано или порабощено, но этот жребий постиг только отдельных лиц, но никак не нацию в массе, по однообразному началу. Напротив, обе национальности, смешанные по месту жительства, но различные по нравам и праву, жили вместе, и из этого возникло состояние гражданского права, которое мы называем личным правом, или законом личным, в противоположность праву территориальному. Мы, новые (народы), исходим именно из того основного начала, что род права определяется территорией; кто живет на ней, тот должен предоставить определение своей собственности и своих договоров ее праву. Различие между гражданином и иностранцем здесь незначительно, а национальное происхождение не имеет никакого значения. Не так было в средние века, когда в одной и той же стране, в одном и том же городе Лонгобард жил по закону лонгобардскому, Римлянин по закону римскому. Это же различие права имело значение и для германцев разных племен; Франк, Бургунд, Гот жили на одном месте каждый по иному праву. Этим объясняется то, что епископ Агобард говорит в одном письме к Людовику-Благочестивому: "Часто случается, что пять человек идут или сидят вместе и из них каждый живет по иному закону"*(430).
§ 177. Конец господству личного принципа был положен феодальной системой, которая перешла к прямо противоположному началу*(431).
В основании всей феодальной системы легло начало территориального верховенства. Господство над известною совокупностью лиц, принадлежавших феодальному владельцу, основывалось на праве владения землею, где жили эти лица. Всякий, вступивший на территорию феодала, считался принадлежностью ленного владельца, его подданным (droit du couchant et du levant). Таким образом, обязанность подданства выводилась из местожительства лица. Принадлежность подданного тому или другому владению рассматривалась по тому, на каком месте человек родился, где он живет.
Последствия этого принципа до известной степени были благотворны. Правда, в самых своих основаниях начало территориального верховенства заключало в себе много унизительного для человеческой личности, но из этого принципа выросло современное государство. Оно было унизительно для достоинства человека в том смысле, что лицо рассматривалось как принадлежность земли, как одно из ее произведений, составляющих собственность феодального владельца. Но, с другой стороны, в силу этого принципа выработалось понятие равенства всех тех лиц, которые несут государственные повинности и которые поэтому должны пользоваться одинаковыми правами, как гражданскими, так и политическими. Старое римское начало, проводившее резкие различия в правах подданных, уступило место принципу равенства всех граждан, подчиненных одной и той же государственной власти*(432).
Но если римский принцип представлял большие неудобства во внутренних государственных отношениях, то принцип феодальный заключал в себе довольно суровые условия с точки зрения международного права. "Оба принципа, личный и территориальный, - говорит знаменитый историк и публицист Ф. Лоран, - были ложны, хотя каждый из них содержал в себе долю истины. Они были ложны, потому что личные законы варваров не принимали в расчет государства и его прав - они знали только личность. Реальные законы феодализма делали из человека принадлежность почвы и подчиняли его территориальному суверенитету". Прирожденность прав гражданства вела к тому, что все народонаселение одного и того же государства дробилось на несколько разрядов неравноправных лиц, не было внутреннего народного единства в политическом смысле. - Устраняя этот недостаток, территориальное верховенство вместе с тем условливало важные неудобства в международных отношениях. Если бы каждое законодательство проводило логически принцип феодального порядка, то между государствами возникли бы и возникали действительно важные недоразумения. В крайних своих последствиях феодальный принцип требовал, чтобы каждое лицо, родившееся в пределах известной территории или даже в месте, которое фиктивно относилось к этой территории в силу начала внеземельности (напр., в доме дипломатического агента, на военном или купеческом корабле и т. д.), считалось природным подданным того государства, которому принадлежит данная местность. Таким образом, француз, родившийся на английском корабле или в пределах одной из областей Соединенного королевства Англии, признавался природным английским подданным, причем никакая натурализация не могла уничтожить прав государства на данную личность; верность своему сюзерену была обязанностью бесконечной, не покрываемой никакой давностью, по известной английской поговорке: "Оnce а subject, always а subject" (раз подданный - навсегда подданный). Наоборот, англичанин, родившийся на французской территории, не считался английским подданным*(433). Эти суровые последствия территориального принципа мало мирились с требованиями международного общения. Проведенные до конца, они вызывали серьезные столкновения между государствами*(434). Отсюда сама собою явилась необходимость смягчить строгие требования феодального права.
Б. Постановления современных законодательств
§ 178. Ранее других государств Европы выступила на рациональный путь Франция. В основание способов приобретения права гражданства она положила прежде всего происхождение. По французскому законодательству, каждое лицо, рожденное от подданных Франции, хотя бы и в иностранном государстве, следует состоянию своих родителей*(435). Дети иностранцев, родившиеся во Франции, не считаются французскими подданными. Им предоставляется на волю потребовать для себя прав французского гражданства по достижении совершеннолетия и при условии водворения во Франции. Но, затем, французское законодательство признает и противоположное начало. Оно дозволяет французам, имеющим водворение за границей и не желающим возвратиться во Францию, принять подданство иностранного государства, кроме происхождения. Права французского подданства приобретаются браком: всякая иностранка, вышедшая за подданного Франции, следует состоянию своего мужа*(436). Наконец, к способам приобретения французского гражданства надо отнести натурализацию, т. е. искусственное, так сказать, сообщение прав французского подданного иностранцу, ходатайствующему об этом у французского правительства. На основании последнего закона о натурализации (29 июня 1867 г.), иностранец, достигший 21 года и получивший право на водворение во Франции, согласно 13 ст. гражданского кодекса, или пробывший во Франции с дозволения правительства 3 года, может быть допущен к пользованию всеми правами французского подданного. Правительство может, однако, и не уважить просьбы иностранца. Вместе с тем, оно имеет право сократить срок предварительного водворения (до одного года) в том случае, если иностранец оказал какие-либо важные услуги Франции - политические, ученые или промышленные, например, затратил большие капиталы на основание какого-либо полезного предприятия во Франции*(437).
§ 179. Англия отказалась от принципа территориального подданства первоначально в особом договоре с Америкой (1868 г.), вследствие многочисленных столкновений с правительством этой страны. Затем, в 1870 г. в Англии был издан закон, в силу которого каждый иностранец, причисленный на основании прежде действовавших правил к разряду английских подданных, получил право восстановить свое природное гражданство посредством декларации внеземельности пред мировым судьей, если он находится к пределах соединенного королевства; пред судьями судов гражданских и уголовных, если местом его пребывания являются другие английские владения, и, наконец, пред дипломатическим агентом Англии - если иностранец живет за пределами английских владений. - Иностранцы, не состоящие в подданстве Англии, могут просить статс-секретаря внутренних дел об удостоверения в натурализации. Просьба эта должна быть подана по прошествии срока предварительного водворения, определяемого как законом, так и циркулярами министра внутренних дел. Иностранец, ходатайствующий о натурализации, обязан сообщить все сведения о своей личности, которые может от него потребовать статс-секретарь. Затем, министр внутренних дел имеет право отказать в ходатайстве, даже без объяснения мотивов. Решение его в этом случае безапелляционно. Но если лицо получит удостоверение, то через это приобретает все права природного английского подданного, под тем, однако, условием, чтобы прежнее его отечество отказалось от его подданства. Отсюда видно, что смешанное подданство не допускается английским законодательством*(438).
§ 180. Приобретение прав германского гражданства определяется законом 1 июня 1870 г., изданным первоначально законодательною властью Северо-Германского союза, но потом сделавшимся имперским законом. Мы не будем входить в рассмотрение подробностей этого закона, поскольку они касаются различия между общегерманским гражданством и гражданством сепаратным. Заметим только, что приобретение общегерманского подданства немыслимо без приобретения прав гражданина в одном из государств, входящих в состав Германской империя*(439).
На основании 2-й ст. названного закона вообще условия принадлежности граждан к каждому отдельному Германскому государству определяются: а) происхождением от германских подданных; б) усыновлением лица, хотя бы родившегося в чужой территории, одним из немецких граждан; в) браком иностранки с германским подданным; г) принятием (Aufnahme), которое касается лиц, переходящих из подданства одного немецкого государства в подданство другого, наконец, д) натурализацией.
Натурализация, по 8 ст. имперского закона 1870 г., имеет место при следующих условиях: а) если лицо пользуется правом и дееспособностью; б) если оно ведет честную жизнь; в) имеет собственное жилище или принято в дом к одному из подданных в том месте, где лицо желает поселиться, и г) способно содержать себя и свое семейство. Последнее ограничение установлено ввиду того, что каждая община обязана помогать своим бедным. Было бы несправедливо, конечно, заставлять общину принимать к себе таких лиц, которые, вступая в нее по своей охоте, не имеют никакой имущественной самостоятельности. При отсутствии перечисленных условий в натурализации может быть отказано. Затем, как австрийский закон 1867 г., так и имперский закон, рядом с натурализацией, устанавливают еще один способ приобретения гражданства. Именно - акт натурализации заменяется для иностранцев назначением, сделанным или утвержденным правительственною или административною центральною властью, на одну из должностей общественных, духовных, городских или учебных. Следовательно, ни одна из подобного рода должностей не может быть занята без принятия подданства. Начало это до известной степени рационально, так как, в особенности в школах желательно, иметь лиц, окончательно слившихся с интересами той страны, юношество которой они хотят поучать.
§ 181. Из сделанного очерка условий приобретения прав гражданства в различных государствах Европы можно вывести то заключение, что большинство современных законодательств склоняется к началу личному, допуская, однако, при известных условиях, и принцип территориального верховенства. Таким образом, приобретение прав подданства определяется прежде всего рождением. Затем, для иностранцев, родившихся в пределах данной страны, не устанавливается обязанности принадлежать к подданным этой страны, но дается на волю, по достижении совершеннолетия, избрать или не избрать гражданство того государства, где они имеют пребывание. Наконец, остальные иностранцы могут сделаться подданными совершенно чуждой для них страны посредством натурализации на известных условиях и в некоторых государствах - принятием должности на службе гражданской, духовной или учебной.
Вместе с тем, большинство европейских государств не признает, по крайней мере в пределах своих коренных владений, никаких других различий, кроме различия между иностранцами и природными подданными. Природные подданные, все без исключения, пользуются одинаковыми гражданскими и политическими правами. Государства, имеющие обширные колонии, по самой необходимости признают силу местных прав. В английских колониях, в особенности в Индии, применяется старый римский принцип, в силу которого подчинение власти Англии, отбывание в пользу ее различных повинностей, не сообщает колониальным подданным прав английского гражданства.
Глава третья. Приобретение прав русского подданства
§ 182. Вследствие разнообразия народонаселения России и обширности ее территории, русское законодательство устанавливает больше градаций между лицами, пребывающими в пределах империи, чем другие государства. Оно различает: а) природных русских подданных; б) инородцев и в) иностранцев. Под именем природного русского подданного разумеется лицо, принадлежащее к одному из сословий, установленных государством. Таких сословий четыре: 1) дворянство, 2) духовенство, 3) городские обыватели с их многочисленными разрядами и 4) сельские обыватели*(440).
К инородцам относятся все лица нерусского происхождения, однако вполне подвластные России. Таковы башкиры, киргизы, калмыки, самоеды и др. народы, занимающие восточную и северо-восточные окраины России, наконец евреи*(441). Из них некоторые пользуются выгодными привилегиями (избавлены от гербовых пошлин, имеют некоторые льготы по отношению к воинской повинности и т. д.); напротив, евреи ограничены в своих правах.
Наконец, иностранцы, пребывающие в России, пользуются известными правами и могут сделаться русскими подданными посредством натурализации.
Права русского гражданства приобретаются прежде всего происхождением от лиц, приписанных к одному из состояний, признанных русским законодательством. Всякое лицо, происшедшее от русского подданного, несмотря на место его рождения, считается подданным России до тех пор, пока не будет узаконенным порядком уволено из русского подданства. Инородцы могут приобрести права природного подданства через вступление в одно из русских состояний, причем они освобождены от всяких формальностей. Для иностранцев, например, принятие подданства сопровождается присягой, которая не требуется от инородцев, так как они присягают на подданство вместе с природными русскими подданными. Иностранцы могут быть допущены к принятию подданства только на известных условиях, изложенных окончательно в Законе 10 февраля 1864 г. Этот закон составлен применительно к постановлениям по этому вопросу других государств.
§ 183. Подобно иностранным законодательствам, и наше различает натурализацию обыкновенную и чрезвычайную.
Условия обыкновенной натурализации состоят в следующем:
а) Принятию подданства должно предшествовать водворение иностранца в пределах империи. Прошение о водворении подается начальнику губернии, в которой иностранец желает поселиться. Начальник губернии выдает ему свидетельство, которое и служит доказательством водворения в России. Срок водворения - пятилетний, считая со дня выдачи свидетельства*(442).
б) По истечении этого времени иностранец, желающий вступить в русское подданство, подает министру внутренних дел прошение с указанием состояния или общества, к которому он хочет и вправе приписаться. К прошению должно быть приложено свидетельство об образе жизни иностранца, свидетельство об его водворении и акт состояния просителя, составленный по форме, требуемой в его отечестве*(443).
в) От иностранца мужеского пола, подлежащего воинской повинности в своем отечестве, требуется свидетельство в том, что он отбыл эту повинность или свободен от нее. Впрочем, это свидетельство требуется только от подданных тех государств, с которыми Россия заключила картельные конвенции о выдаче лиц, подлежащих конскрипции.
Министр внутренних дел может удовлетворить просителя или отказать ему, хотя бы и были соблюдены все формальности*(444).
Принятие в подданство сопровождается присягой, которая приносится в присутствии губернского правления и при участии духовного лица того вероисповедания, к которому принадлежит иностранец. Но если такого лица не окажется в данной местности, то в этом случае присяга может быть принята старшим членом губернского правления*(445).
Иностранец, принявший присягу, приобретает права того состояния, к которому он вновь приписан. Последствия принятия в подданство распространяются только лично на того, кто принес присягу, и на его жену, потому что она следует состоянию своего мужа. Дети иностранца, рожденные до принятия присяги, хотя бы они были несовершеннолетними, не признаются русскими подданными. По справедливому замечанию Фукара, натурализация есть как бы контракт между государством и лицом, которое принесло присягу, а потому этот договор распространяется только на лиц, которые его заключили, и затем на его нисходящее потомство. Совершеннолетние дети могут сами заявить о своем желании вступить в русское подданство и самостоятельно принести присягу на льготных условиях, указанных ниже, в 184 §. Несовершеннолетние оставляются in suspenso до совершеннолетия, и затем им предоставляется объявить, желают ли они вступить в русское подданство или нет*(446).
Исключение составляют жены иностранцев, принявших русское подданство. Они следуют состоянию своих мужей. С изменением состояния мужа, изменяется и состояние жены, если только это изменение не ограничивает прав мужа. Так, если он лишается всех прав состояния, то в этом случае, при несогласии жены следовать за мужем, самый брак расторгается. Но перемена подданства не может быть рассматриваема как ограничение прав лица. Напротив, с точки зрения нашего и всякого другого государства, сообщение прав подданства является льготой, и потому нет никакого основания, чтобы жена не следовала в данном случае состоянию мужа. Она считается присягнувшею вместе со своим мужем*(447).
§ 184. Чрезвычайная натурализация по русским законам, подобно иностранным законодательствам, предполагает сокращение срока предварительного водворения, даже совершенное его уничтожение. Этот срок сокращается:
а) Для иностранцев, оказавших России особенные услуги или известных замечательными талантами, особенными учеными познаниями, или же поместивших значительные капиталы в общеполезные русские предприятия; срок предварительного водворения в этих случаях может быть сокращен по усмотрению министра внутренних дел*(448).
б) Дети русских подданных, бывших замужем за иностранцами, но овдовевших или разведенных, и дети иностранцев, прижитые и получившие воспитание в России или же хотя родившиеся заграницей, но окончившие курс наук в русских высших или средних учебных заведениях, приобретают право принять присягу на подданство России, если того пожелают, или поступить на русскую службу в течение года по достижении ими совершеннолетия. Если они пропустят этот срок, то подчиняются правилам обыкновенной натурализации*(449).
в) Во всякое время и без всякого срока могут принимать русское подданство иностранцы, состоящие на русской службе*(450).
г) Русская подданная, вступившая в брак с иностранцем и через это принявшая иностранное подданство, по смерти мужа или по расторжении брака может во всякое время возвратиться в подданство России. Единственное условие, требуемое от нее государством, состоит в том, что она должна представить начальнику этой губернии, где будет ее местожительство, удостоверение о прекращении ее брака. Начальник губернии выдает ей свидетельство в том, что удостоверение было ему предъявлено. Это свидетельство и служит доказательством возвращения в русское подданство. Присяги в этом случае не требуется*(451).
Отдел второй. Образование сословий в России*(452)
Глава первая. Русские сословия до Петра Великого
§ 185. Под именем сословий разумеются отдельные группы подданных, между которыми сам закон установил наследственные преимущественно различия в правах и обязанностях. Следовательно, сословия, по самой своей природе, являются учреждением государственным. Этим они отличаются, во-1-х, от каст, во-2-х, от классов*(453). Касты в том виде, как они установились в Индии, в Египте и других странах, являются учреждениями религиозными. Они могут иметь политическое и экономическое значение, но по своим общим началам они тесно связаны с религиозными воззрениями и установлениями страны.
Различие классов основывается на естественных условиях, не подлежащих действию государственного законодательства. Различие классов возникает, во-1-х - из различия занятий (класс военных, духовных, ученых, промышленников и т. д.), во-2-х - из условий величины имущества (богатые, бедные), в-3-х - из качества собственности (землевладельцы, капиталисты), в-4-х - из условий количественно-нравственных (образованные и необразованные), в-5-х - из роли, которую играют отдельные лица в экономическом производстве (предприниматели, рабочие).
Различие классов стоит вне государственного законодательства и может на нем не отражаться. С точки зрения государства, все лица, к каким бы классам общества они ни принадлежали, могут быть объявлены юридически равноправными относительно отбывания повинностей, равенства пред судом и уголовным законом и т. д. Следовательно, все классы общества могут составлять однородную массу граждан. Напротив, сословия суть явление государственное. Образование их объясняется именно тем, что государство создает различные права и обязанности, независимо от того, существуют или не существуют известные классы общества.
Называя сословия явлением государственным, мы, однако, не хотим сказать этим, чтобы действительно государству всегда и везде принадлежала инициатива в деле установления сословных различий. Мы говорим только, что различия сословий получают свою санкцию от государственного законодательства и носят характер чисто политический, не имеющий связи с различием классов или с какими-либо религиозными воззрениями.
§ 186. Сословия образуются под влиянием различных условий. В Западной Европе государство только освятило юридические различия, установившиеся гораздо ранее между классами привилегированными и непривилегированными. Феодальные владельцы, имевшие огромное политическое значение до развития центральной государственной власти, вошли в состав нового государства на особых правах. Государство конфисковало в свою пользу их политическую автономию, но узаконило те привилегии, которыми они пользовались в эпоху своего могущества.
В России сословия явились результатом государственной политики, сложились по воле государственной власти. Поэтому сословия могли явиться в России только после окончательного образования государственной власти, после того, как княжеская власть взяла верх над элементами вечевыми и удельными; словом, после того, как московские князья получили действительное первенство, сделались фактически самодержавными.
§ 187. Древняя, домосковская Россия не знала сословий; в ней не было юридически организованных состояний с различными правами и обязанностями*(454). Правда, в древнейшей России, кроме свободных лиц, существовали рабы и так называемые зависимые, т. е. закупы, наймиты и др. Но основание этого различия должно искать не в государственном праве; оно установлено не государственною властью и не по политическим соображениям. Несвободные и зависимые состояния были институтом частного права. Мы даже не имеем права говорить о сословии закупов в том смысле, как мы говорим, напр., о сословии крепостных крестьян: закупничество было, так сказать, индивидуальным состоянием отдельных лиц. Оно возникало из индивидуального гражданского отношения, из договора займа, обеспечиваемого свободою должника. Рабство точно так же было установлением частного права.
§ 188. История образования русских сословий тесно связана с политикою Московского государства. В Древней России сословные различия не могли установиться вследствие отсутствия начал территориального подданства, т. е. подчинения данной массы людей определенной местной государственной власти. Даже сами князья в то время не были оседлы. Бояре и служилые люди были связаны с князем личным соглашением и пользовались правом оставлять князя во всякое время. Им принадлежало право отъезда, которое подтверждалось даже в начале московского периода договорными грамотами, гласившими: "А боярам и слугам межи нас вольным воля". Понятно, что при существовании такой исключительно личной связи каждого служилого человека с князем не могло возникнуть корпорации служилых людей, каких-либо корпоративных стремлений. Каждый договаривается с князем лично за себя. Если он недоволен, то отъезжает и нисколько не заботится о судьбе оставшихся товарищей*(455).
В таком же положении находились и прочие классы народонаселения. Они пользовались правом перехода и могли оставить известное княжество во всякое время.
Отсюда легко понять тот процесс, которым впоследствии стали образовываться сословия, и те условия, при которых возникли сословные различия.
§ 189. История образования наших сословий тесно связана с историей закрепощения народа, которое началось в московском периоде. Московские князья для достижения своих целей нуждались в бессменной службе бояр и в исправном отбывании плательщиками податей и повинностей. Страна требовала полного напряжения всех своих сил для того, чтобы она могла во время татарского ига добиться самостоятельности, после свержения этого ига - добиться своих естественных границ, объединить русскую землю, получить доступ к морям, необходимым для русской торговли и т. д.
Едва только представилась возможность, князья (с Ивана III) воспрещают служилым людям отъезд под страхом уголовного наказания. Со всех тех лиц, которых подозревали в желании уехать из Москвы, стали брать крестные и поручные записи*(456).
Вместе с тем в Московском государстве произошла радикальная перемена относительно экономического положения служилого класса. Старая дружина княжеская (в киевском периоде) содержалась на счет прибытков князя. Князь делился с нею своей казной, одевал, кормил ее. В московское время средства содержания дружины стали иные. На содержание служилых людей князья отдавали известную часть земель. Каждый служилый человек получал так называемое поместье, с которого он и должен был отбывать государеву службу. Таким образом, поместье имело двоякое значение. Во-1-х, оно заменяло служилому человеку денежное жалованье, во-2-х, имело характер тяглого участка, от которого служилый человек не мог отказаться по своей воле. Как только служилый человек "поспевал" на службу, делался "новиком", он должен был явиться на смотр к своему ближайшему начальству, которое и распоряжалось о верстании его поместьем. Дворянин не мог сбежать с поместья*(457). Первоначальная обязанность служить с поместья впоследствии перешла в обязанность служить со всякого недвижимого имущества, следовательно и с вотчин. В этом смысле поместная и вотчинная собственности окончательно смешались.
§ 190. Так постепенно организовалось сословие, которое несло служебное тягло. Этому сословию были противоположны другие сословия, несшие подати и разные повинности с земли, торгов и промыслов. Предметом податного обложения были земля и дворы - особый разряд имуществ, отличный от земель и дворов, которые отбывали повинности государству службой. Это были так называемые тяглые черные земли. Правительство, нуждавшееся в своевременном поступлении податей и в исправном отбывании повинностей, должно было озаботиться тем, чтобы эти земли и дворы не пустели, т. е. чтобы на каждом тяглом участке был свой плательщик. Об этом впоследствии стали заботиться и сами члены общины, связанные круговой порукой. Правительство налагало подати и повинности огулом на целый округ, предоставляя затем раскладку их самой общине, которая отвечала за всю сумму налогов и, при опустении дворов, платила на так называемых убылых людей. Вот почему сами общины ходатайствовали пред правительством о предоставлении им права возвращать тяглых. Строгие правительственные меры помогали им, и закрепощение сельчан и горожан в XVII столетии было уже фактом совершившимся.
В особенности это относится к сельчанам. В деле закрепощения их наше законодательство шло довольно постепенно. Первоначально крестьяне имели право сходить с тех земель, на которых они сидели, во всякое время, бессрочно. Впоследствии, как в княжестве Московском, так и в народоправствах Новгородском и Псковском, начали установляться сроки, по прошествии которых можно было переходить с одной земли на другую. Великокняжеский судебник 1497 г. обобщил разнообразие этих сроков, назначив Юрьев день (осенний) как срок, в который можно было отказываться из-за помещиков, монастырей, вообще из-за всех тех земель, где кто жил. Сравнительно с прежним временем Юрьев день был ограничением, но впоследствии, когда сложилось крепостное право, на него смотрели как на льготу.
§ 191. К концу XVI столетия закрепощение распространилось на всех горожан и сельских обывателей. Но в этой массе закрепощенных черных людей еще не выделяются городские и сельские обыватели. Еще в начале ХVI века название крестьян применялось и к жителям городов*(458). Но с усилением крепостного права городские и сельские общины стремились к разделению. Причины этого стремления кроются, по справедливому замечанию покойного Беляева, в различии капиталов, доставлявших доход здесь и там. "В уездах таким капиталом была земля, в городах - промысел. Земля, по сущности своей, не могла допускать сильного различия в ценности, и поэтому уездные сохи в отношении к качеству земли не могли увеличиваться более как на половину; промысел же, как плод и поприще способностей человека, разнообразился в огромных размерах, ибо и гость, торговавший с Ганзою, Константинополем и Персией, был так же промышленник, как и бобыль, выносивший лапти, сплетенные им накануне". Вследствие этого необходимость индивидуального различия членов городских общин в деле разверстки податей и повинностей выступила наглядно. Городские люди не выдержали бы равномерности уездных сох, имевших ввиду приблизительно однородный и одинаковый капитал. Затем, смешение городов с селами привело бы к тому невыгодному для первых результату, что уездный человек мог бы тогда заниматься всякими промыслами, а подати нести с одной земли; горожанин же должен был нести подати и с земли, и с промыслов. С другой стороны, уездные люди избегали смешения с городами по той причине, что посадские любили сбрасывать лежащее на них бремя на других и привлекать разные слободы и волости к своему тяглу, не позволяя пользоваться его выгодами. В XVII столетии городские и уездные люди строго разграничиваются*(459).
§ 192. Рядом с установлением государственного крепостного права установлялось крепостное право частное. Оно постигло людей, сидевших на владельческих и монастырских землях. Частное крепостное право возникло также из общих государственных соображений, из финансовых нужд правительства, и этим оно отличалось от старого закупничества и позднейшего кабального холопства, как явлений частного права*(460). Действительно, крепостное право в собственном смысле слова было последствием общей системы государственных тягл. Два рода тягла обращали на себя внимание правительства: тягло служебное и, затем, разного рода подати, повинности и оброки. Тягло служебное специально обеспечивалось поместной землей, с которой помещики несли свою службу и доставляли правительству, кроме того, известное количество так называемых даточных людей в размере, исчисленном в московском Поместном приказе и разряде. Поэтому правительство должно было принять меры к тому, чтобы поместья не пустели: иначе помещику не с чего будет служить службу, а государству брать повинности. Крепостное право явилось, таким образом, обеспечением материальных средств владельца, обязанного служить и, кроме того, средством обеспечения исправного отбывания повинностей, лежавших на крестьянах. Впоследствии из факта прикрепления крестьян к земле развилось право в позднейшем смысле этого слова, т. е. как частная власть лица одного сословия над совокупностью лиц другого сословия.
§ 193. Таковы главнейшие фактические данные, объясняющие процесс образования сословий в Московском государстве. Сделаем общие выводы из этих фактов.
Процесс образования сословий в царскую эпоху выражается в закрепощении разных разрядов лиц. Это закрепощение имело двоякий смысл. Во-первых, московские государи организовали систему разных тягл, повинностей, наложением в пользу государства на различные классы общества. Всю массу этих тягл можно подвести под две группы: а) тягл служебных и б) тягл, состоявших в отбывании разных податей и повинностей. Первого рода тягло было наложено на старую дружину, второе - на остальную массу народонаселения. Во-вторых, наложение этих государственных повинностей имело своим последствием ограничение личной свободы тяглых людей, которое явилось средством обеспечения исправного отбывания государственных тягостей. Первоначально ограничение личной свободы имело целью укрепить начала территориального подданства. Оно было направлено против старинного права оставлять княжение и государственную территорию в случае личного неудовольствия на князя или государя. Такой смысл имела борьба против боярского отъезда. Народонаселение делалось, таким образом, частью государственной территории, которую оно не могло оставлять произвольно; затем, ограничения личной свободы пошли дальше. Они направились против права избирать свободно род занятий и переменять место жительства даже в пределах государства. Каждый должен был нести тягло, наложенное на него государством. Он не мог его оставлять, не имел права перейти в другое сословие. Каждый обязан был отбывать свои повинности там, где находился его тяглый участок (земля, двор, поместье), и не мог самовольно оставлять его, чтобы он "не пустовал". Следовательно, каждый чин людей был как бы приписан к особому роду имущества, с которого он нес свои повинности. Тяглу служебному соответствовало поместье, тяглу городскому - тяглый двор, лавка, тяглу сельскому - выть, обжа, вообще земельный участок в уездной земле. В этой системе тягл и заключается разгадка образования сословий и, затем, установления между ними известных иерархических отношений.
§ 194. Повинностям, наложенным на каждый чин людей, соответствовало и различие в правах, которыми они пользовались в государстве. Достоинство сословия определялось достоинством повинности. С государственной точки зрения, больше всего прав должно было давать тягло, имеющее ближайшее отношение к власти, - тягло служебное. Кроме близости к государю, преимущества служилого класса определялись еще и другими обстоятельствами. 1) Служилое сословие несло свое тягло с особого рода имущества - с поместных и вотчинных земель, поэтому оно скоро получило исключительную привилегию владеть такими землями. Мало-помалу правительство формально запретило лицам других сословий приобретение поместий и вотчин, мотивируя это тем, чтобы "земля из службы не выходила". 2) Поместья и вотчины были населены крестьянами, сидевшими на этих землях - первоначально по добровольному соглашению с владельцами, но со времени всеобщего прикрепления сословий к земле крестьяне поступили под частную власть землевладельца, т. е., кроме общего крепостного права, они подчинились еще частному крепостному праву. 3) По общему принципу сословных тягл, установленному в московском периоде, одно тягло не могло быть смешиваемо с другим. Поэтому дворянство, несшее служилое тягло, не могло уже нести никакого другого, т. е. оно было избавлено от прочих податей и повинностей.
Городской и сельский классы составляли вместе разряд податных сословий. Но, как мы видели, постепенно между ними установилось резкое различие.
Городские обыватели несли повинности: а) с тяглых городских дворов и б) с торговых промыслов. Поэтому уже с XVII ст. установилось общее правило, что владеть тяглым двором, производить торг и заниматься промыслом в городе мог только тот, кто состоял в городском тягле. Но попасть в городское тягло при закрепощении сословий было уже трудно. Для этого прежде всего надо было выйти из другого тягла, т. е. из другого сословия. Вот почему городские обыватели приобрели права если не на исключительное, то на преимущественное производство торговли и промыслов в городах, но зато им не принадлежало право поступления на государственную службу.
Наименее привилегий и наиболее повинностей лежало на крестьянах. Крестьянство обратилось в сословие, приписанное преимущественно к земледелию. Но затем на него возлагались и разного рода другие тягла. Можно сказать, что каждая государственная потребность удовлетворялась обыкновенно средствами натуральных повинностей. Поэтому уже в Московском государстве мы встречаем чрезвычайно много разрядов крестьян, приписанных к какому-либо делу, напр., каменному (каменщики), ямскому (ямщики) и т. д.
Таковы перемены, происшедшие с массой прежде свободных людей. Но в Московском государстве удержались и прежние несвободные состояния - кабальные холопы и холопы полные. Они различались самим законодательством от крепостных крестьян*(461). Так Уложение царя Алексея Михайловича признает за крестьянами личные имущественные права, которых у холопов не было. Смешение холопов и крепостных крестьян было результатом ревизии 1719 г.
§ 195. Изложивши, таким образом, процесс закрепощения всех земских сословий, необходимо сказать несколько слов о том положении, которое занимало в древней России сословие, по самому принципу своему отличавшееся от сословий земских. При всеобщем расчленении общества, при образовании более или менее замкнутых корпораций, несших свое особое тягло, прикрепленных до известной степени к своему месту, невольно рождается вопрос, какое же положение занимало среди этих чинов Московского государства духовное сословие, юридическое положение которого, как сословия, до тех пор не было определено.
§ 196. С принятием христианства церковь явилась в Россию с особыми привилегиями, которые обыкновенно принадлежали ей и церковным людям на Западе - в Европе и в Византии. Объяснять, почему церковь должна была занять у нас привилегированное положение, вряд ли представляется необходимым*(462). Церкви предстояло переделать языческое общество не только с формальной стороны, но и со стороны его нравственной природы, из общества языческого сделать общество, живущее идеалами христианскими. С этой точки зрения она должна была приобрести влияние на все слои общества, даже на князей, так как церковь поставила себе задачей внести начала христианства и в область государственной политики. Вот почему церковь постоянно стремилась занять привилегированное положение в государстве, стать вне зависимости от светской юрисдикции, составить из себя особую корпорацию, подчиненную исключительно духовной власти. Это требование было признано князьями и выразилось уже в Церковном уставе Владимира Святого*(463). Пространство духовного суда определялось двумя началами: а) в отношении некоторых дел суду церкви были подчинены все классы общества*(464), , и б) церковному суду подлежали во всех делах так называемые церковные люди. Сюда относятся два разряда лиц: во-1-х, духовные в собственном смысле, т. е. служащие при церкви*(465), и, во-2-х, лица светские, поставленные под защиту церкви, наприм. лекари, слепые, хромые, вдовы и др. Эти люди подчинялись святительскому суду во всяких делах. Ни князь, ни наместники, ни судьи, ни тиуны не должны были вмешиваться в область церковного суда*(466).
Эти начала подтверждались и церковными уставами Ярослава Новгородского, князя Всеволода Мстиславича (1137 г.) и Ростислава Мстиславича Смоленского (1150 г.)*(467).
§ 197. Но все те привилегии, которые установлены церковными уставами, касались единственно церковных людей, т. е. тех лиц, которые так или иначе счислялись между духовными чинами или черного или белого духовенства. Отсюда еще никак не следует, чтобы духовенство представляло из себя такую замкнутую корпорацию, какою оно явилось впоследствии. При отсутствии сословных различий в Древней России даже вряд ли мог быть поставлен вопрос, к какому званию будет принадлежать потомство священно- и церковнослужителей. Если светская власть и касалась духовенства, то главным образом со стороны имущественных отношений. Имущества, владеемые церковью, по общему правилу, не были освобождены от государственных податей и повинностей. Крестьяне, сидевшие на так называемых монастырских землях, должны были отбывать всякие подати в пользу государства. Что таково было действительно общее правило, об этом свидетельствуют жалованные грамоты, освобождающие многие монастыри от обязанности платить что-либо с своих земель в государственную казну. Если бы церковные имущества не облагались сборами в пользу государства, то не для чего было бы издавать эти грамоты.
§ 198. Итак, церковь, как совокупность лиц, имеющих степени священства и принадлежащих к монашескому чину, представляла особую, но не наследственную корпорацию, подчиненную исключительно духовному суду. Этого мало. В духовенстве того времени мы замечаем довольно оригинальное движение: оно само стремится стать по подсудности в непосредственные отношения к князю*(468). Разгадка этого явления заключается в том, что духовенство, в особенности же монастыри, чрезвычайно тяготились местным судом, как светским, так и духовным. Это соображение подтверждают акты Стоглавого собора. Из них мы видим, что высшее духовенство настаивало на том, чтобы епископы, по-прежнему судили в своих епархиях. Монастыри же, напротив, тяготятся епископским судом. Изъятия от этого последнего установлены жалованными грамотами. В них говорится обыкновенно: "А кому будет искати чего на игумене или братии, ино сужу аз сам князь великий или кому я прикажу". Таким образом, для дел духовенства установилась фактически великокняжеская юрисдикция. Заведывание этими делами сосредоточилось в Большом дворце, в особом отделении, которое получило название "приказа переносных дел", потому что сюда переносились дела из областных приказов. Впоследствии это отделение стало называться Монастырским приказом. Церковная юрисдикция передается чисто светскому установлению, которое и судит весь священнический и иноческий чин, главным образом в его гражданских делах, по законам светским*(469).
Это движение законодательства не обошлось без сильного протеста со стороны духовенства, в особенности со стороны патриарха Никона. Борьба его, правда, была неудачна: Собор 1666 г. низложил его. Но в следующем году государство сделало уступку духовенству. Собор 1667 г. настоял на уничтожении Монастырского приказа и установил следующий принцип: "Да не вовлачают отныне священников и монахов в мирские судилища, ниже да судят мирские люди освященного монашеского чина и всякого церковного причта, яко же запрещают правила Св. апостол и Св. отец". Но нельзя сказать, чтобы постановления Собора 1667 г. провели точные границы между церковной и светской юрисдикцией. Отношения между духовным чином - с одной, и государством, с другой стороны, остались вообще довольно неопределенными.
§ 199. В таком же положении находилось и самое духовное сословие. Мы должны прежде всего спросить себя, было ли оно наследственно в том смысле, как оно сделалось наследственным после? Здесь, разумеется, должно отличать факт от права. По праву, как каноническому, так и светскому, духовное звание не было наследственно. Оно не было таковым и в Киевской Руси. Духовенство возбудило вопрос о наследственности своего звания только тогда, когда уже начали образовываться твердые сословные различия между разными разрядами лиц. Со стороны фактической вопрос решается иначе. С одной стороны, наследственности духовного звания препятствовало выборное начало, признаваемое нашею церковью и практикой при замещении приходом священнических и причетнических должностей. Право прихожан выбирать священников и причетников подтверждается Духовным регламентом (1721 года). Множество фактов свидетельствуют о том, что прихожане осуществляли это право. Они выбирали то или другое лицо в кандидаты на священническую должность и затем, вместе с грамотой об избрании, отсылали к епископу, который и рукополагал выбранного*(470). Впоследствии с выборным началом стало конкурировать то, что можно назвать правом патроната. С развитием крепостничества, право представления кандидатов на замещение церковных должностей перешло к владельцу*(471). С другой стороны, нельзя не обратить внимания на стремление самого духовенства сделать свое звание наследственным. Наследственность, можно сказать, сама собою устанавливается в первобытных обществах. Занятия отца естественно переходят и на сына. В особенности это применимо к духовным должностям, требующим предварительной подготовки - грамотности, некоторой начитанности в Священном Писании и т. д. Понятно само собой, что священники наставляли своих детей Священному Писанию, с юных лет учили грамоте и объясняли им порядок церковной службы. Вот почему прихожане и само законодательство смотрели на них как на естественных преемников своих отцов*(472). Прихожане выбирали на церковные должности предпочтительно детей церковно- и священнослужителей.
§ 200. По мере закрепощения сословий круг тех лиц, из которых могли замещаться приходские места, постепенно сокращался. Князья с давних пор старались поставить преграду выходу из разряда податных людей в священство ради тех привилегий, которыми пользовались лица духовного звания. Выпустить кого-либо из черных людей в священнический чин значило потерять плательщика. Поэтому в грамотах, которые давали князья святителям, оговаривалось, чтобы слуг и данных людей в попы или диаконы не ставить. Актами Собора 1667 г. запрещалось также посвящать в попы крепостных людей; если же кто из них и был посвящен, то дети его оставались в крестьянстве*(473). Сами тяглые общины неохотно отпускали от себя в священство, так как они были заинтересованы в том, чтобы земля их не пустовала, иначе им бы пришлось платить излишние подати и повинности.
Стремление духовенства сделать свои места наследственными прямо вытекало из тех привилегий, которые давало священство, и тех материальных выгод, которые можно было получать с прихода. Мало-помалу церковные должности в глазах духовенства становятся частною собственностью того или другого священника или причетника, которую можно передать своим детям по наследству. Приходские места делаются даже предметом гражданских сделок: их продают, отдают в аренду и т. п.*(474) Протест против юридической наследственности прихода, впрочем довольно слабый, возникает только со стороны епископской власти. При этом она руководствовалась тем соображением, что приходы должны замещаться достойными людьми, а не лицами, права которых основываются только на том, что они происходят от лица, в данное время занимающего известную церковную должность.
§ 201. Несмотря, однако, на то, что наследственность духовного звания успела укрепиться довольно сильно, судьба потомства священнического оставалась долгое время неопределенной. Юридическое положение детей священно- и церковнослужителей определилось окончательно только в 1869 году. Во времена же московские этому препятствовало то обстоятельство, что количество приходов, которое могло занимать потомство наличного духовенства, было до известной степени ограничено. Многие из лиц духовного звания оставались без места. Они числились при церкви, фактически не неся никаких определенных занятий. По родителям же своим они не были записаны ни в какое тягло. Из этого-то, между прочим, разряда лиц и образовались государевы вольные, гулящие люди.
В царствование Алексея Михайловича мы встречаем уже попытки правительства так или иначе сделать вольных гулящих людей полезными государству. В 1659 г. вышел грозный указ, повелевавший всех священнических и причетнических сыновей, которые не умеют грамоте, брать на службу*(475). Указ этот возбудил крайнее неудовольствие в духовенстве, и правительство поспешило его отменить. В указе об отмене помещены и мотивы издания первого указа. Они прямо свидетельствуют о приближении будущей бури*(476).
§ 202. Организация сословий в Московском государстве, несмотря на различие отдельных состояний, представляла, однако, полное единство основания. Вся система сословий была основана на начале тягл. Каждое сословное различие объяснялось различием тягл. В оправдание всякого права можно было привести хоть какую-нибудь, хотя бы самую ничтожную, повинность. Поэтому в московское время мы не можем говорить о привилегиях в тесном смысле слова, не можем потому, что привилегия, по самому существу своему, есть право, основанное не на общих началах государственного законодательства, а на начале, отличном от него. Привилегия есть изъятие из общего права. История образования привилегированных сословий в собственном смысле слова открывается с Петра Великого. Конечно, не Петр Великий создал то сословное различие, какое мы видим в XVIII ст., но его меры в значительной степени подготовили его.
Глава вторая. Образование русских сословий со времени Петра Великого
А. Отношение Петра Великого к сословиям вообще
§ 203. Петр Великий нуждался в закрепощенных сословиях даже больше, чем московское правительство. Реформа, задуманная им, требовала беспримерного напряжения всех государственных сил. Поэтому преобразователь оставил сословную организацию почти в том же виде, в каком получил ее от своих предшественников. При нем дворянство должно было служить еще больше, чем служило прежде. В прежнее время оно отбывало служебное тягло далеко не постоянно. На дворянстве лежала обязанность являться на службу только во время войны. Затем от войны до войны большинство служилого сословия распускалось. С развитием поместной системы, как способа вознаграждения за службу, у служилого сословия в местности начинают являться интересы, которых не имела старая "дружина", кормившаяся подле князя. Только часть служилого люда направлялась в Москву с целью составить себе выгодное общественное положение службою. Другие стремились к себе в поместья*(477). Петр Великий преобразовал войско, организовал постоянную армию, которая прежде всего должна была наполняться служилым сословием, дворянством. - За уклонение от службы грозили штрафы, телесные наказания, конфискация имущества*(478). В 1722 г. нетчикам дворянам и недорослям грозит лишение всех прав состояния - шельмование. "Неявившиеся на срок будут шельмованы и с добрыми людьми ни на какое дело причтены быть не могут, а ежели кто таковых ограбит, ранит, что у них отымет или до смерти убьет, то челобитья не принимать и суда не давать, а движимое и недвижимое их имения отписаны будут на нас бесповоротно"*(479). Тягла других сословий также увеличились.
Но если общая организация сословий оставалась та же, то в частностях произошли важные перемены, влиявшие на будущую судьбу наших сословий.
§ 204. Главная из этих перемен состояла в новой организации податной системы. Финансовая система Московского государства не обеспечивала, по мнению Петра, интересов казны. Он видел недостаток ее в предмете податного обложения. В те времена облагались податями и повинностями земельные участки, дворы, лавки и т. д. Следовательно, для того, чтобы брать подати с определенного лица, надо было приписать его к известному тяглу - земле, промыслу и т. п. Но далеко не все лица были расписаны по тяглам. Вольные гулящие люди, как не имеющие определенных занятий, не несли государственных повинностей. Холопы, как несвободные, как частная принадлежность владельцев, были также избавлены от податей. При беспрерывно увеличивавшемся размере повинностей становилось невыгодным владеть тяглым имуществом. Отсюда - всеобщее бегство. Все это, конечно, отзывалось на интересах государства. - Петр Великий обложил податями самую личность плательщика. Он ввел подушную подать, которая ложилась на всякого, где бы он ни был. Благодаря ей перемешались холопы и крестьяне, исчезли прежние гулящие люди. Ревизия 1719 г. образовала настоящий податной класс, резко отличавшийся от неподатного. С этого времени явились так называемые ревизские души, занесенные в подушный оклад, отличные от других, не записанных сюда. Платеж подати сделался отличительным признаком каждого лица, принадлежащего к податному классу. Свобода от повинностей стала означать благородного человека, в отличие от низшего, обложенного податями. Подушная подать установила существеннейший признак отличия лиц привилегированных от непривилегированных, именно класса податных от неподатных*(480). Различие этих классов постепенно узаконяется самим Петром Великим, хотя, по-видимому, законодательство его и было направлено против старого недостатка московской России, именно - замещения различных служебных мест по породе, - принцип, который прямо вел за собой явление, известное под именем местничества.
Б. Образование привилегий дворянства
§ 205. Петр Великий нанес, по-видимому, решительный удар породе учреждением Табели о рангах (24 января 1722 г.). Табель о рангах, т. е. роспись чинов, которые постепенно должен был проходить всякий служилый человек, имела двоякое значение. Во-1-х, она устраняла, в принципе, замещение тех или других должностей по породе, дававшей в прежнее время право без предварительной службы занимать высшие места в государстве. Петр объявил, что никто не может получить высшего чина, а следовательно, и места, не пройдя низших степеней. С чином соединялись известные общественные преимущества и различные почетные привилегии. Таким образом, даже социальное положение человека определялось не его породой, а чином. Вот почему прежнее чванство происхождением весьма скоро заменилось чванством чинами. Затем, табель о рангах заключала в себе еще одно существенное условие, поколебавшее понятие того родового дворянства, которое образовалось в московское время: чин открывал доступ к дворянству*(481). В Табели о рангах установлено различие между военной и гражданской службой. Обер-офицерский чин давал право потомственного дворянства*(482). Чины статские сообщали потомственное дворянство только с восьмого класса*(483). Прочие чины вели к личному дворянству*(484).
Итак, круг тех лиц, которые могли приобрести дворянское звание, чрезвычайно расширился. Каждый чин давал право на дворянство, которое, таким образом, не могло сделаться замкнутым сословием.
Но если Петр Великий расширил способы приобретения дворянского звания, то из этого не следует, чтобы он не сообщал дворянам новых привилегий. Эти последние усваивались собственно за чинами, но через посредство их переходили на дворянина и его нисходящее потомство.
Законодательство Петра Великого, если можно так выразиться, оформило "корпус" дворянства. До него служилый класс состоял из разных "чинов" людей, бояр, окольничьих, думных дворян, стольников, жильцов и дворян разных разрядов. Теперь оно получает общее наименование шляхетства*(485), с прибавкою благородного названия, до тех пор присвоенного только членам царского дома*(486). Дворянским фамилиям сообщаются и внешние знаки отличия, свойственные западно-европейскому рыцарству - гербы*(487). Вместе с тем установляется пожалование титулами княжеским, графским и баронским. До Петра Великого у нас не было титулов, в собственном смысле слова, т. е. наименований, влекущих за собою известные преимущества, например, право титуловаться сиятельством и т. д. Название князя было, по верному замечанию г. Романовича-Славатинского, породным. Оно усваивалось потомками бывших удельных князей - Рюриковичей, князей литовских - Гедиминовичей, князей азиатских. Титул этот не жаловался вновь никому. "А вновь московский царь, - говорит Котошихин, - из бояр и из ближних и из иных чинов людей, князем учинити не может никого, кроме боярств и иных чинов людей*(488), потому что не обычай тому есть и не повелось". Петр Великий начал жаловать новые титулы графа*(489) барона*(490) и старый титул князя*(491). Вместе с титулами явились и их предикаты: сиятельство, светлость*(492). К этим почетным преимуществам не замедлили присоединиться и реальные.
Как при самом Петре Великом, так и впоследствии подтверждается право дворян на исключительное владение крепостными крестьянами*(493). Затем служебное тягло, во имя которого дворянство пользовалось различными привилегиями, стало постепенно смягчаться, пока не дошло до полного уничтожения. После смерти Петра Великого тотчас же раздались голоса в пользу того, что дворянство не следует держать на службе, что это вредит хозяйству*(494). Смягчения правил дворянской службы не замедлили явиться. Указом 1736 года установлены следующие правила: один из братьев или сыновей шляхетских всегда остается в доме, и ему дается на волю служить по гражданской службе в местности или не служить, но под условием - послать за себя на службу крепостного человека, остальные кадеты - от 7 до 20 лет должны учиться; с 20 лет они поступают на службу и служат 25 лет, после чего получают отставку, возвращаются домой, но вместо себя посылают даточных людей*(495). Этот указ был шагом к совершенному освобождению дворянства от службы.
§ 206. Привилегированность дворянского состояния начинает проявляться и во многих других отношениях. Образуются особые шляхетные корпуса для специальной подготовки детей дворян к военной службе*(496). Затем, мало-помалу развился обычай записывать дворянских детей на службу с самых юных лет, вследствие чего они выслуживались ранее лиц других сословий*(497). Помимо того, высшая аристократия могла приобретать придворные чины и затем занимать высшие места на службе военной и гражданской без предварительного прохождения низших степеней этой службы*(498). К числу условий, подготовивших привилегированное положение дворянства, относится и указ об единонаследии 1714 г. Он был издан с целью: во-1-х, предохранить дворянские имущества от раздробления, и, во-2-х, привлечь кадетов, не наследующих после отца, на службу*(499). Этот указ имел чрезвычайно важные последствия. До издания его в принципе оставалось различие между поместьем и вотчиной. Поместье считалось такою землею, в которой владелец должен был нести службу. Указ об единонаследии смешал поместья и вотчины. В 1730 г., после отмены единонаследия, эти понятия окончательно исчезли: остались только недвижимые имущества, исключительно владеемые дворянством*(500).
§ 207. Решительное влияние на образование наших сословий имело законодательство Екатерины II. Задача его заключалась в том, чтобы создать сословие, пользующееся известными привилегиями независимо от какого бы то ни было тягла, и, затем, в податных классах установить почетные и менее почетные занятия и, сообразно этому, распределить между ними права.
В деле организации привилегированного дворянского сословия императрица фактически была предупреждена Петром III. Он издал 18 февраля 1762 г.*(501) жалованную дворянству грамоту, освободившую дворян от обязательной службы. Вместе с тем, им дано право поступать на службу иностранных государств. Мотивы издания грамоты следующие: Петр Великий побуждал дворянство учиться и служить; но в настоящее время дворянство так привыкло к своему служебному значению, так охотно идет на службу, что нет уже никакой необходимости в тех суровых мерах, к которым прибегал преобразователь России; на этом основании и ввиду оказанных дворянством прежних услуг, с него снимается обязанность службы. Это был последний акт в ряду предшествовавших царствованию Екатерины II. Привилегированность дворянского сословия сложилась окончательно.
Екатерина II подтвердила вольности дворянства. В Наказе комиссии для составления нового уложения, воспроизводящем в значительной степени идеи Монтескье, прямо указывается, во-1-х, на необходимость дворянского сословия, во-2-х, на необходимость привилегированного его положения. По идее Монтескье, дворянство есть именно посредствующая власть между монархом и остальным народом; это тот посредствующий корпус, который делает монархию умеренной и сообщает ей характер законности. В этом отношении Монтескье выражается чрезвычайно категорично: нет монархии, говорит он, нет и дворянства; уничтожьте дворянство, и вы будете иметь или деспотию, или республику*(502).
Так же смотрела на дворянство и Екатерина II. По ее мнению, дворянское название есть особенное нарицание в чести (un titre d'honneur), отличающее простых людей от тех, кои оным украшены*(503). Следовательно, дворянству сообщается особенная сословная честь как следствие благородного происхождения*(504). Идеи, высказанные Екатериной в Наказе и в Жалованной грамоте, вполне совпали с мыслями депутатов, собранных в комиссию для составления нового уложения. Все они настаивали на том, что в России по необходимости должно быть проведено строгое различие между всеми состояниями и что в особенности дворянство должно быть отличено от других всевозможными привилегиями, которые бы действительно сообщили ему то достоинство, какое оно должно иметь, в монархии*(505).
§ 208. Раз императрица установила тот принцип, что дворянские привилегии все вытекают из начала сословной чести, законодательством о дворянском сословии должно было снять с дворянина то, что не согласовалось с достоинством крови, благородством происхождения.
1) Дворянское достоинство не допускало применения к дворянину общих законов о государственных повинностях: дворянин был изъят от служебной повинности, от личных податей и квартирной повинности*(506).
2) Дворянское достоинство не допускало применения к дворянину общих уголовных законов: дворянин был изъят от телесного наказания в обширном смысле кнута - бритья головы, заключения в кандалы и пр.*(507). Он не мог быть лишен своего звания без высочайшей конфирмации*(508).
3) Дворянское достоинство требовало, чтобы с дворянами, служащими в нижних воинских чинах, поступали как с обер-офицерами*(509).
4) Имущество дворянина, которое прежде принадлежало ему под условием службы, стало теперь свободной и полной его собственностью*(510).
5) Все эти привилегии были объявлены наследственными, т. е. независимыми от личной службы потомков дворянина*(511):
Дворянские привилегии, организованные императрицей Екатериной II, явились идеалом для остальных сословий. Выйти в дворянство значило достигнуть всего того, чего мог желать тяглый человек, именно - полного освобождения от тягла, полного обеспечения своей личности. Но выход в дворянство был возможен только для отдельных лиц, и то при благоприятных условиях. Остальные сословия в целом их составе должны были довольствоваться лишь некоторыми из привилегий дворянства, по степени их чести. Понятие сословной чести явилось мерилом степени сообщения дворянских привилегий. Оно провело различие между вполне и отчасти привилегированными сословиями и так называемым подлым народом.
В. Сословие городских обывателей
а) Городские обыватели при Петре Великом
§ 209. Некоторые дворянские привилегия были распространены на сословие горожан. Города, как центры промышленности и торговли, считались источником народного и государственного богатства. Обеспечивая привилегированность торгового класса, государство вместе с тем думало улучшить условия торговли и тем увеличить средства казны. Поэтому еще в царскую эпоху принимались многие меры в этом направлении. Но систематический вид они приняли со времени Петра, с изданием Регламента коммерц-коллегии, 1719 г., и Регламента главному магистрату, 1721 г.
Петр Великий, во время своих заграничных поездок, убедился в том влиянии, какое имели западные города на богатство страны. Поднять русскую торговлю сделалось одною из его главных забот. Этой цели он думал достигнуть двумя способами: во-1-х, правительственным попечением о торговом флоте, и, во-2-х, о купечестве*(512). С правительственной точки зрения, попечение о купечестве должно было состоять в лучшей его организации, т. е. в обеспечении условий его внешнего устройства, "в улучшении торговых уставов и устройстве гильдий и полиции"*(513). Купечеству давались привилегии настолько, насколько это нужно было для интересов торговли. Рассматривая торговый класс как средство для достижения фискальных целей, Петр Великий продолжал смотреть на городских обывателей как на исключительно тяглое сословие*(514). Промышленность и торговля являлись как бы некоторой службой государству, принадлежность к тяглу горожан считалась обязательной.
Меры Петра для образования промышленного и торгового класса имели важное последствие в том отношении, что они отделили сословие городских обывателей от жителей городских вообще*(515). Затем, все горожане в теснейшем смысле или так называемые регулярные граждане разделены на две гильдии. В первой должны были состоять банкиры, знатные купцы, городские доктора, аптекари, шкиперы купеческих кораблей и "сим подобные, из которой первой гильдии или первостатейные состоят и от другого подлого гражданства привилегиями и преимуществы суть отменны". Во вторую гильдию поступали те, которые "мелочными товарами и харчевыми всякими припасами торгуют, также рукомесленные, резчики, токари, столяры, портные, сапожники и сим подобные". Это были собственно гильдейские люди. По образцу западноевропейских государств, они отделялись от массы простого народа, живущего дневным трудом*(516).
б) Законодательство Екатерины II и ее преемников
§ 210. Если Петр Великий думал поднять города через лучшую организацию торгового состояния, заимствованную им из Западной Европы, то Екатерина II хотела провести самую идею западноевропейского среднего сословия, которое она отождествляла с сословием городских обывателей. По мнению ее, среднее сословие, или, как она называла его, средний род людей есть класс лиц, выдвинувшихся из остальной массы разными достоинствами, кроме служебных, ведущих к дворянству. Если основанием дворянской чести является доблесть служебная, основанием прав среднего сословия должно быть добронравие и трудолюбие, проявленные в занятиях городскими промыслами. К городским занятиям и промыслам "Наказ" 1767 г. относит: художества, науки, мореплавание, торговлю и ремесла*(517).
Городские депутаты, преимущественно от купечества, принимавшие участие в комиссии для составления нового уложения, очень настойчиво требовали для себя разных привилегий. В особенности же они настаивали на том, чтобы, во-1-х, городское сословие было избавлено от некоторых общих государственных повинностей, и, во-2-х, чтобы городскому сословию было присвоено исключительно право торговли и промыслов. Многие из этих требований и были в действительности удовлетворены последующим законодательством*(518).
§ 211. По городовому положению 1785 г.*(519) средний род людей является состоянием привилегированным во имя добронравия и трудолюбия*(520). Эти качества оцениваются с точки зрения государственной пользы*(521). Не должно думать, однако, что городские обыватели суть именно лица, которые по своим правам и обязанностям подходят под понятие среднего рода людей. По некоторой непоследовательности, - и в этом заключается важная услуга Екатерины всему последующему законодательству, - городовое положение определило понятие городского обывателя не вполне согласно со своим основным началом. Под городскими обывателями оно разумеет всех тех, "кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или домы, или иное строение или места, или землю имеют, или в гильдии, или в цехи записаны, или городскую службу отправляли, или в оклад записаны и по тому городу носят службу или тягость"*(522). Отсюда видно, что понятие городского обывателя распространяется далеко не на одних среднего рода людей. Мало того; Екатерина называет настоящими городскими обывателями именно тех, которые имеют в городе дом или иное строение, или место, или землю, вообще недвижимую собственность. Но владение недвижимостью есть признак, независимый ни от каких сословных различий.
§ 212. Установляя такое обширное понятие городской общины, Екатерина II по необходимости должна была разграничить городских обывателей, т. е. отличить городского обывателя вообще, настоящего горожанина, который владеет в городе недвижимостью, от тех, которые по правам своего состояния подводятся под понятие среднего рода людей. Это отличие и выразилось в разграничении городских обывателей вообще от городских обывателей в особенности.
Последние образовали из себя сословие городских обывателей. Вся масса их не представляла, однако, однородного целого. Городовое положение распространило между ними права не в одинаковой степени. Привилегии, данные городским обывателям, распадались на два разряда: одни из них касались прав дворянского состояния, распространяемых и на городских обывателей; другие относились к производству торговли и городских промыслов. И те, и другие распространялись между отдельными группами городских обывателей по следующим основаниям:
1) По объявлению капитала, с которого объявивший обязывался платить пошлины в казну и тем приобретал право на поступление в гильдию.
2) По приписке к организованному ремеслу, через что приобретались права и обязанности цехового.
3) По особенным занятиям и отличиям, сообщавшим обывателю право именитого (впоследствии почетного) гражданства.
4) По принадлежности к низшему разряду городских обывателей - к посадским людям*(523).
§ 213. На этих основаниях легко уже установить различие между городскими обывателями и их разрядами.
а) Лица, не объявившие капитала, не приписавшиеся к цеху и не посвятившие себя особенно почетному, с точки зрения закона, занятию, составляли однообразную массу посадских, впоследствии мещан в тесном смысле слова. Мещанское общество каждого города было вполне тяглою единицею. Посадские люди не были избавлены от податей и повинностей и не пользовались никакими преимуществами, исключая прав на некоторые мелкие промыслы и торги*(524).
б) Лица, записавшиеся в цехи, не получали через это особых прав состояния. Они состояли или в мещанстве, если не объявили капитала, или в гильдейском купечестве, по объявлении капитала. Но они приобретали исключительное право на производство ремесл; только цеховой мастер имел право открыть ремесленное заведение, с определенным количеством подмастерий и учеников и с вывеской*(525).
в) Лица, объявившие за собой капитал выше 1,000 руб., поступали в одну из трех купеческих гильдий, которые пользовались уже разными преимуществами, как по торговле, так и по изъятию от действия общих законов*(526). Но эти преимущества не были наследственны. Они принадлежали купцу только до тех пор, пока он состоял в гильдии*(527).
г) Городовое положение открыло доступ к некоторым особым привилегиям лицам, получавшим название именитых граждан. Именитое гражданство по Городовому положению приобреталось: 1) продолжительною и беспорочною службой по городским выборам; 2) значительными капиталами и торговыми оборотами (капиталисты, объявившие капитал на 50 т. p., банкиры, занимающиеся переводом денег и объявившие за собою капитал от 100 до 200 т. руб., оптовые торговцы, судохозяева, отправляющие за море свои корабли); 3) образованием (ученые, имеющие академические или университетские аттестаты, художники трех художеств: живописцы, скульптуры и композиторы, состоящие членами академии или имеющие академические свидетельства о своем звании и искусстве). Эти основания давали именитым гражданам некоторые права дворянского состояния - свободу от податей, различные права по торговле и т. д. без записки в гильдии*(528).
Именитое гражданство уничтожено манифестом императора Александра I в 1807 г.*(529). Но император Александр I вовсе не желал умалить значения купеческого состояния. Напротив, манифест 1807 г. исходит из желания дать купечеству вообще особенные права, притом такие, наличность которых исключала бы необходимость существования именитого гражданства. С этою целью манифест учреждает первостатейное купечество*(530). Император Николай I, возвратясь к мысли Екатерины II, учредил почетное гражданство Законом 10 апреля 1832 г.*(531). Отсюда видно, что все городские обыватели, в собственном смысле (кроме иностранных гостей), подразделялись на четыре разряда: 1) именитых граждан; 2) гильдейское купечество; 3) цеховых или ремесленников и 4) посадских или мещан. Таким образом городское общество соединяло в себе все разряды лиц, начиная с тяглых и кончая людьми, которые по своим вольностям приближались к дворянскому состоянию.
Г. Судьба крестьянского сословия
§ 214. ХVIII столетие застало крестьян в самых различных видах. Крепостное право, установленное первоначально государственными мерами, прикрепило крестьян к тем землям, на которых они сидели до того времени. Сообразно различию этих земель и сами крестьяне получили разные наименования; мы встречаем крестьян дворцовых, черносошных (государственных), монастырских, помещичьих, вoтчинных и т. д. Кроме того, были разного рода приписанные крестьяне, количество которых возросло в особенности с XVIII столетия, когда Петр Великий стал приписывать поселян к горному делу, фабрикам и т. д. Словом, крестьяне обращаются в тяглую силу, несущую все государственные повинности. Рядом с этим ухудшается и юридическое их положение. Они постепенно теряют и те права, которые в прежнее время предоставлялись всем крестьянам, не исключая помещичьих, крепостных.
Ревизия 1719 г., даже независимо от намерений Петра Великого, имела решительное влияние на усиление крепостного права, и пространственно и качественно. Частное крепостное право распространилось на большее количество лиц, и затем само положение крепостных сделалось хуже, чем оно было до ревизии*(532).
Ближайшие последствия ревизии заключались в том, что она уничтожила различие между двумя разрядами лиц, строго различавшихся еще по Уложению царя Алексея Михайловича, именно между крепостными крестьянами и полными и кабальными холопами. Ревизия как бы приравняла крестьян к холопам, и этим содействовала развитию помещичьей власти. Правда, через это бывшие холопы возвысились до положения крестьян, следовательно ревизия уничтожила существование полного рабства в России. Но дальнейшее развитие одного из этих двух последствий зависело от условий времени, а они были таковы, что дали возможность развиться именно дурным последствиям.
Пространственное развитие крепостного права вытекало, кроме того, из общего стремления правительства уничтожить разряд тех людей, которые не были записаны ни в какое определенное тягло; таковы государевы вольные гулящие люди и кабальные холопы, т. е. полусвободные лица, не принадлежащие ни к холопству, ни к крестьянству, но временно ограниченные в правах своего состояния в видах обеспечения долга. Нуждаясь в тяглом народонаселении, стремясь к тому, чтобы подушная подать легла по возможности на всех, еще Петр Великий начал борьбу с вольными гулящими людьми.
Указом 1722 г. велено было всех гулящих писать в солдаты; негодные к службе должны были искать себе какого-нибудь определенного занятия; иначе им грозили галерные работы*(533). Дальнейшие меры закрепощения явились в последующие царствования. В 1729 г. отменено прежнее кабальное холопство. Правительство издало распоряжение: всех кабальных людей вместе с их детьми немедленно писать в подушный оклад за теми помещиками, к которым они приняты в услужение*(534). Та же участь постигла и так называемых государевых вольных гулящих людей. Через несколько месяцев после издания только что приведенного указа о кабальных людях последовало предписание, чтобы вольные гулящие люди или поступали в военную службу, или, за негодностью, записывались за кого-либо в подушный оклад; в противном случае их ссылали в Сибирь на поселение*(535). То же самое подтверждено и при второй ревизии*(536). Таким образом, закрепощение идет чрезвычайно быстро. Прежние вольные гулящие люди и полусвободные уже не признаются законом. Самое их имя исчезает из законодательства. Остаются только крестьяне, записанные в подушный оклад.
§ 215. Вместе с распространением крепостного права количественным происходило ограничение прав крестьян, как помещичьих, так и непомещичьих. Во-первых, вообще всем крестьянам было запрещено приобретать недвижимые имения, даже ненаселенные. В 1730 г. 25 октября вышел указ, подтверждающий старое правило, которое запрещало боярским людям, монастырским слугам и крестьянам приобретать недвижимые имения, как в городах, так и в уездах*(537). В 1746 г. это постановление было обобщено*(538). Межевая инструкция 1754 г. воспрещает владеть землями разночинцам. В 1758 г. предписывалось тем владельцам, которым запрещено иметь недвижимости, продать их в полугодовой срок*(539). ж во владении, такие недвижимые отписать на Ее Императорское Величество". (Беляев, 284 - 285)" Воспрещение крестьянам приобретать недвижимые имения отменено только в царствование Александра I*(540).
Затем, регламентом каммер-коллегии 1731 г. крестьяне лишены права вступать в подряды и откупа*(541). Это ограничение просуществовало до 1774 г.*(542). Нечего говорить о том, что наше законодательство постоянно подтверждало ограничения для всех свободных людей, кроме дворян, относительно права покупки крестьян для каких бы то ни было целей. Между крестьянством со времени Петра Великого было в обычае покупать людей для поставки за себя в рекруты. С 1739 г. у всех монастырских и дворцовых крестьян отнято это право.
Затем, крестьянам всех наименований безусловно запрещено обязываться векселями*(543). Но ограничения гражданских прав наиболее коснулись крестьян крепостных. Должно заметить, что еще по Уложению царя Алексея Михайловича крепостные крестьяне отличены от холопов как полных, так и кабальных. Отличие это состояло в том, что за крестьянами признавались известные гражданские права. Крестьяне до Петра Великого были поставлены в крепостную зависимость от помещика ради обеспечения доходов последнего, чтобы помещик мог бездоимочно отбывать государеву службу.
Следовательно, помещик имел право на известные доходы с крестьян. Но для крестьянства не вытекало отсюда лишения каких бы то ни было гражданских прав. Поэтому уложение 1649 г. признает за крестьянами собственность, право вступать в различные подряды от своего имени или имени общества и т. д. Мало того, так как поместья и вотчины рассматривались государством как тяглые участки, с которых помещик должен отбывать государеву службу, так как исправное отбывание крестьянством тех повинностей, которые оно несло по отношению к государству, обусловливалось благосостоянием крестьян, то само правительство было заинтересовано в том, чтобы помещики не пустошили свои поместья, не разоряли их. По свидетельству Котошихина, правительство строго следило за тем, чтобы помещики не грабили своих крестьян. В случае злоупотреблений помещичьей власти, оно отбирало от них поместья и "отдавало добрым людям, а не таким разорителям"*(544). Крестьяне имели возможность подавать жалобы на злоупотребления со стороны помещиков*(545). Следовательно, правительство не прерывало связи с крестьянством.
§ 216. С введением подушной подати отношение крестьян к правительству видоизменилось коренным образом. Причина этого изменения заключалась в перенесении ответственности за исправное отбывание податей с крестьян на помещика. Правительство как бы договорилось с помещиком, что если он будет исправно вносить в государственную казну все подати, причитающиеся с его имения, то остается полным хозяином своей земли и крестьян и правительство не имеет никакого основания вступаться в его дела*(546). При таком условии должны были быстро ограничиться права крестьянства и по закону и в особенности на практике.
Правда, de jure, еще во времена Петра Великого крестьяне пользовались некоторыми правами и преимуществами. Петр Великий неоднократно и резко восставал против злоупотреблений помещичьей власти, например против продажи крестьян без земли и враздробь. Крепостные могли самостоятельно заниматься различными крестьянскими промыслами, вступать в подряды с казною и т. д. Но на практике злоупотребления помещичьей власти развились чрезвычайно сильно*(547). Петр Великий, нуждаясь в армии, оставил крестьянам одну льготу - право поступать на военную службу. Ввиду злоупотреблений помещичьей власти эта льгота была очень важна для крестьян. Указ 1742 г. отменяет ее*(548). В 1747 г. разрешено помещикам продавать своих крестьян в рекруты*(549); следовательно, дано право на продажу людей врознь, против чего восставал Петр Великий.
Чтобы еще более укрепить власть помещиков, в 1760 г. им предоставлено право ссылать крестьян на поселение в Сибирь*(550). Затем, на основании указа 17 января 1765 г., помещики получили право отдавать своих крепостных людей в каторжные работы*(551). Наконец, в 1767 г. у крестьян отнято единственное средство оградить себя от произвола помещичьей власти - право подавать челобитные на помещиков*(552).
§ 217. Говоря об усилении крепостного права при Екатерине II, нельзя не обратить внимания на постановку этого вопроса в знаменитой "Комиссии для составления нового уложения" 1767 г. Мнения, высказанные здесь, могут служить довольно верным мерилом политического миросозерцания тогдашнего русского общества в лице влиятeльнейших его представителей.
Сама императрица довольно прозрачно высказала свои мнения о крепостных крестьянах в своем "Наказе". Можно безошибочно сказать, что она была против освобождения крестьян в той форме, как оно совершилось в 1861 г., т. е. в виде одновременной эманципации крепостных, посредством общей законодательной меры. "Не должно, - говорит "Наказ", - вдруг и через узаконение общее делать великого числа освобожденных"*(553). "Но, - продолжает императрица, - законы могут учредить нечто полезное для собственного рабов имущества*(554). Французский подлинник "Наказа" объясняет нам смысл этого "собственного рабов имущества"; во французском подлиннике помещено выражение pecule, равное латинскому peculium.
Это место "Наказа" наводит на то заключение, что императрица желала возбудить реакцию против неограниченности помещичьей власти, в силу которой крестьянин утратил всякие имущественные права, всякую возможность работать на себя, иметь что-нибудь свое. Правильность такого заключения подтверждается другими местами "Наказа".
Императрица возражает против имущественной бесправности земледельцев, во-первых, по общим экономическим соображениям. "Не может быть, - говорит она, - хорошо обработанных земель там, где земледелец не имеет ничего собственного"*(555). "Это, - продолжает "Наказ", -основано на очень простом правиле: "каждый человек заботится о том, что принадлежит ему, больше, чем о том, что принадлежит другому, и он вовсе не заботится о том, в чем опасаться может, что другой у него отнимет"*(556). Подобное же мнение высказывает императрица и при рассмотрении условий размножения народонаселения в государстве. По ее мнению, система оброков, налагаемых помещиками на своих крестьян, гибельно отражается и на интересах земледелия, и на росте народонаселения*(557). "Весьма было бы нужно", говорит "Наказ", "предписать помещикам законом, чтобы они с большим рассмотрением располагали свои поборы и те бы поборы брали, которые менее мужика отлучают от его дома и семейства: тем бы распространилось больше земледелие, и число бы народа в государстве умножилось"*(558). "Наказ" говорит на эту тему довольно долго и в тоне грозного предостережения законодательной комиссии. Нельзя не привести здесь этих превосходных замечаний, тем более что они вряд ли когда-нибудь потеряют свое значение.
"Везде, - говорит "Наказ", - где есть место, в котором можно выгодно жить, тут люди размножаются. Но страна, которая податями столь отягчена, что рачением и трудолюбием своим люди с великою нуждою могут найти себе пропитание, со временем должна обезлюдеть. Где люди не для чего иного убоги, как только что живут под тяжкими законами, а земли свои почитают не столько за основание к содержанию своему, как за предлог к удручению, в таких местах люди не размножаются... Многие, пользуясь удобностию говорить, но не будучи в силах испытать в тонкость о том, о чем говорят, сказывают: "Чем в большем подданные живут убожестве, тем многочисленнее их семьи". Так же и то: "Чем большия на них наложены дани, тем больше они приходят в состояние платить оные". Сии суть два мудрования (sophismes), которые всегда пагубу наносили и всегда будут причинять погибель монархиям"*(559).
§ 218. Но эти идеи "Наказа" не произвели должного впечатления на "Комиссию", члены которой боролись главным образом за привилегии высших сословий. Немногие голоса раздались здесь в пользу крепостных. Таково мнение депутата*(560) Михаила Тошкевича, предлагавшего воспретить продажу крестьян без земли, как несогласную с достоинством европейского государства*(561). Затем депутат Алейников*(562) внес в комиссию предложение о воспрещении, по крайней мере, купцам, приказным и казакам владеть дворовыми людьми*(563). Алейников имел в виду, главным образом, предотвратить распространение крепостного права в Малороссии. По поводу сделанных ему возражений*(564), он нашел повод высказаться вообще против крепостного права в следующих красноречивых словах: "Хотя помянутые господа депутаты и представляют, что казачьим войсковым атаманам и полковым командирам без крестьян быть предосудительно; но это они показывают напрасно; ибо мы видим целую Европу, которая в крепостных крестьянах никакой нужды не имеет*(565). И не большее ли будет предосуждение всем господам депутатам и всему нашему государству перед другими европейскими странами, когда, по окончании сей высокославной комиссии, узаконено будет покупать и продавать крестьян как скотину, да еще таких же христиан, как мы сами?"
Оратор напомнил, затем, некоторые статьи "Наказа" о цели государства, о равенстве пред законом и т.д.*(566), и продолжал: "Вникая в данный от ее императорского величества "Наказ", мне кажется, что прошения господ депутатов о крестьянах противны приведенным мною правилам, потому что их желание клонится не к государственной и не к общественной пользе, а к собственной их шляхетской и старшинской корысти"*(567).
Большинство комиссии не только не говорило ничего против крепостного права, но даже явно стремилось к его распространению. Купечество энергически настаивало на сообщении ему права владеть крепостными людьми, в особенности для выгод заводского и фабричного дела*(568). Затем оно всемерно старалось отнять у крестьян вообще право торговли, даже в самых скромных размерах.
§ 219. По прекращении собраний Большой Комиссии в Москве (14 декабря 1767 г.) она была переведена в Петербург*(569). Здесь депутат Коробьин*(570), сославшись на известные нам статьи "Наказа"*(571), предложил ограничить власть помещиков над имением их крестьян и оградить законом собственность последних. Мнение Коробьина было подано по поводу рассмотрения вопроса о бегстве помещичьих крестьян и о мерах к его прекращению. Депутат объяснял, "что есть много таких помещиков, которые берут с крестьян большие подати, чем бы следовало; есть и такие, которые, войдя в значительные долги, отдают людей своих для зарабатывания денег на уплату одних процентов и через то отлучают их от земледелия; находятся, наконец, и такие, которые, увидев у крестьян какое-либо небольшое, своим трудом добытое имущество, его отнимают. Все эти случаи, по мнению депутата, и бывают причиною, что крестьяне, желая избавиться от отягощения, оставляют и свои дома, и помещика"*(572).
По поводу мнения Коробьина высказалось двадцать депутатов, из которых 18 было против его предложения, а только 3 за. Большинство признавало предлагаемую меру вредною государству. Кроме того, они напали на действительно слабую сторону проекта, грешившего тем, чем вообще грешат все полумеры. Именно Коробьин, полагая нужным ограничить власть помещика над имуществом крестьянина, полагал, однако, нужным сохранить владельческие права на личность крепостных. Большинство полагало невозможным разъединить эти два вида прав. "Один из возражателей, депутат Протасов*(573), сказал, между прочим, что если принять мнение Коробьина, то не останется другого способа, как сделать крестьян свободными, если бы на то монаршее было соизволение; но и в таком случае, по его мнению, это нужно сделать исподволь"*(574).
После знаменитой "Комиссии" правительство осталось на почве полумер.
§ 220. Итак, чем сильнее развивались привилегии сословий, построенных на понятии особой, западноевропейской чести, тем туже и туже завязывался узел крепостного права. Эта политика правительства не замедлила сказаться повсеместными волнениями крестьян, поставившими государство на край гибели. Правда, впоследствии Екатерина II принимала некоторые меры для обуздания произвола помещичьей власти. Так, можно привести немалое количество указов, где императрица с негодованием говорит о злоупотреблениях помещиков, предписывая надлежащим властям обуздывать виновных. В учреждении о губерниях наместникам повелевалось наистрожайше следить за тем, чтобы тиранства и жестокости во вверенных им областях не было. Но все эти меры имели более нравственный, чем юридический характер.
Манифест императора Павла I, от 5 апреля 1797 г., изданный им в день коронации, впервые положил некоторую границу власти помещика над трудом крестьянина. Манифест воспрещал принуждать крестьян к работе в воскресные дни, а остальные дни недели разделял поровну между помещиком и крестьянином*(575). Конечно, исполнение закона о трехдневной работе, равно как и других правил, ограничивающих власть помещика, обусловливалось бдительным надзором со стороны правительства и правом жалоб со стороны крестьян. Ни то ни другое условие не было, однако, обеспечено как следует. Долгое время еще реакция против крепостного права выражалась в виде пресечения отдельных случаев вопиющего злоупотребления власти помещиков.
При тогдашних условиях должно было считать весьма важным успехом появление небольшого кружка людей, открыто выступивших против крепостного права, в самом его принципе. Сначала эти протесты исходили от отдельных лиц. Таков был Радищев*(576). При Александре I, оппозиция приняла более правильный, систематический характер*(577). Сам император от души ненавидел это учреждение. Противники и защитники крепостного права высказывали свои мнения открыто и письменно*(578). Нельзя не признать благотворного влияния этой полемики на развитие общества. Но она не привела пока к серьезным практическим результатам. Немногие в то время понимали, что единственное средство против крепостного права есть полная его отмена актом законодательной власти. Еще меньшее число лиц понимало, что возможность общественного развития России обусловливается предварительным освобождением крестьян. Либеральное большинство времен Александра I добивалось прежде всего политических вольностей для высших классов*(579). Едва ли не одни братья Тургеневы видели в отмене крепостного права краеугольный камень будущих реформ*(580). Но и эти аболиционисты видели в занимавшей их реформе только ее юридическую, так сказать, сторону, т. е. освобождение личности крестьянина. Экономическая сторона вопроса, т. е. наделение крестьян землею, осталась пока в стороне. Наконец, огромное большинство тогдашней либеральной партии настаивало на постепенности и величайшей осторожности, с какими, по его мнению, должно было освободить крестьян*(581).
§ 221. Под влиянием таких воззрений, при оппозиции таких сильных защитников крепостного права, император Александр I не решился приступить к его уничтожению определенными, активными мерами. Он пожелал вызвать реакцию против этого института в среде самого дворянства. Инициатива в деле постепенного освобождения крестьян должна была принадлежать помещикам: закон должен был только указать к тому способы. Такой смысл имел известный закон о свободных хлебопашцах*(582), 20 февраля 1803 г.*(583).
Указ 1803 г. состоялся по поводу записки графа Румянцева, пожелавшего освободить своих крестьян на известных условиях, выраженных в форме договора между владельцем и крестьянами. Утвердив представление Румянцева, император предоставил делать то же и другим владельцам, находя, "что утверждение таковое земель в собственность (крестьянам) может во многих случаях представить помещикам разные выгоды и иметь полезное действие на ободрение земледелия и других частей государственного хозяйства". Но помещики туго пользовались этим правом. До 1855 г., следовательно в 52 года, уволено в разряд свободных хлебопашцев всего 115,734 души 384 владельцами*(584). Понятно, что не с этой стороны можно было ждать отмены крепостного права. Кроме малоплодотворного Указа 1803 г., при Александре I последовала эманципация крестьян в Остзейском крае (1819 г.). Но освобождение здесь состоялось без земли, что и привело местных крестьян в неудовлетворительное положение.
Испытав неудачу в деле совершенной отмены крепостного права, правительство Александра I решилось остаться на почве паллиативных мер - ограничения прав помещичьей власти и пресечения жестокого обращения с крестьянами. Еще Екатерина II, в своем учреждении о губерниях, возложила на государева наместника обязанность "пресекать всякого рода злоупотребления, а наипаче роскошь безмерную и разорительную, обуздывать излишества, банкротство, беспутство, мотовство, тиранство и жестокости"*(585). Мало того, еще Петр Великий предписывал брать в опеку ("под-начал") лиц, мучающих и разоряющих своих крестьян*(586). Но это предписание осталось без действия, как это видно из 256 ст. "Наказа" Екатерины II: "Петр I узаконил в 1722 г., чтобы безумные и подданных своих мучащие были под смотрением опекунов. По первой статье сего указа чинится исполнение; а последняя для чего без действа осталось - неизвестно"*(587). Ho и учреждение о губерниях не открыло прямых способов для приведения "в действо" закона Петра. Александр I в начале своего царствования обуздывал жестокости экстралегальными мерами. Так, некто Яцына был признан недостойным владеть имением во всю свою жизнь, и имение его было разделено между его детьми*(588). Позже, в 1817 г. были установлены общие, недостаточные впрочем, правила о наложении опек за жестокое обращение с крестьянами*(589). Понятно, само собою, что эти меры не достигали цели. Не говоря уже о том, что местная администрация неохотно боролась с дворянством, самое понятие крепостного права было до такой степени неопределенно, что отыскать в действиях помещика признаки злоупотребления своею властью было довольно трудно*(590).
§ 222. Царствование императора Николая I началось при неблагоприятных политических условиях. Новый император встретился с вооруженным восстанием; в связи с этим движением находились и народные толки о скором освобождении крестьян. Подавив восстание, император счел необходимым положить конец и слухам о свободе крестьян. В 1826 г. был издан манифест, торжественно объявивший, что "всякие толки о свободе казенных крестьян от платежа податей, а помещичьих крестьян и дворцовых людей от повиновения их господам, суть слухи ложные, выдуманные и разглаженные злонамеренными людьми из одного корыстолюбия, с тем, чтобы посредством сих слухов обогатиться на счет крестьян, по их простодушию"*(591). Манифест велено было читать в воскресные и праздничные дни по церквам, на торгах и ярмарках в течение шести месяцев со дня его получения. Начальникам же губерний и полиции предписано принимать строгие меры против лиц, распускающих ложные слухи.
Но из этого никак не следует, чтобы император Николай не имел серьезного намерения облегчить участь крестьян. Напротив, в его царствование издано столько распоряжений об ограждении крестьян против помещиков, как ни в одно из предшествующих царствований. Всего, с 1826 по 1855 г., издано до 108 различных постановлений*(592). Деятельность правительства за это время еще ждет подробной исторической оценки. Но, насколько позволяют судить известные уже факты, можно придти к следующему заключению. Правительство решилось не ставить вопроса об освобождении крестьян открыто и принципиально, как это сделано в нынешнее царствование. Но, затем, вопрос о положении крепостных был постоянным предметом негласного суждения особых комитетов, учреждавшихся по высочайшим повелениям*(593). Результатом этих совещаний были постановления различного содержания: одни из них клонились к определению порядка наблюдения за жестокими помещиками и взыскания с них; другие - к ограничению прав помещика в частностях; третьи - имели в виду открыть дворянству возможность, по доброй его воле, вступить на путь постепенного улучшения быта крестьян и их освобождения от крепостной зависимости.
История этих мер представляет два периода, раздельным пунктом которых служит вступление в дело графа Киселева, то есть 1835 год. До 1835 г. правительство ограничивалось изданием некоторых мер для ограничения помещичьей власти и контроля над нею. Первая из них явилась почти одновременно с упомянутым выше манифестом императора Николая. Именно 19 июня и 6 сентября 1826 г. изданы были два рескрипта на имя министра внутренних дел. Поводом к рескрипту 19 июня были сведения, дошедшие до государя о поступках некоторых помещиков, "несогласных с примерами, которыми помещики должны быть руководимы, их обязанностями христиан и верноподданных". Рескрипт предписывает дворянам "христианское и законное обращение с крестьянами"; наблюдение за этим возлагалось на предводителей дворянства, под строгою их ответственностью. Рескрипт 6 сентября посвящен подробному определению порядка наблюдения за действиями помещиков*(594). В том же году, 6 декабря, был учрежден, под непосредственным ведением государя, негласный комитет с весьма широкою задачею: пересмотра законов о всех государственных состояниях, в том числе и о крепостных крестьянах*(595). В этот комитет поступила, между прочим, записка графа Сперанского о крепостном состоянии. Комитет действовал до 1830 г. Сохранилось известие, что он выработал целое положение о новом устройстве всех состояний в государстве. Но, вследствие оппозиции великого князя Константина Павловича, событий польской и французской революций, проект остался без утверждения и дальнейшего движения. Насколько известно его содержание, он не обещал никакого коренного изменения в быте крестьян. Он заключал в себе 1) облегчительные правила для отпуска крестьян на волю, т. е. дальнейшее развитие начал известного нам указа 1803 г., и 2) некоторые ограничения помещичьей власти, например воспрещение продажи крестьян без земли, на своз и т. д. Несмотря на неудачу этого комитета, в период времени от 1826 по 1834 г. издано несколько узаконений, направленных к ограничению власти помещиков. Таковы: новые правила о наложении на дворян опеки за жестокое обращение с крестьянами; запрещение принимать крепостных без земли в обеспечение и удовлетворение частных долгов и отчуждать их по купчим и дарственным записям отдельно от семейств их и т. д.
§ 223. Второй период в истории законодательных мер по крестьянскому делу открывается прибытием графа Киселева из княжеств Молдавии и Валахии, которыми он управлял несколько лет и где ему удалось устроить быт сельского состояния. Граф явился в Россию с обширными замыслами о коренном преобразовании крестьянского быта. Прежде всего его идеи была применены к устройству быта государственных крестьян. Положение этой обширной отрасли русского крестьянства, находившейся в заведывании министерства финансов и органов полиции, было действительно жалко. Правительство пришло к мысли подчинить их особому ведомству, облеченному обязанностью попечительства над государственными крестьянами, на твердом основании специальных законов. Результатом этого плана было образование сначала V Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, а затем, 26 декабря 1837 г., министерства государственных имуществ*(596). Таким образом, крестьянский вопрос был поднят с иной стороны, и деятельность нового управления должна была отразиться и на судьбе крестьян владельческих. В 1839 г. был составлен второй секретный комитет для пересмотра известного закона о свободных хлебопашцах*(597). Основанием для всех суждений названного комитета был проект графа Киселева об обязанных поселянах, составленный им применительно к началам, принятым уже при устройстве сельского сословия в Валахии. Цель, указанная комитету, была двоякая: 1) определить, на каком основании можно впредь дозволять помещикам увольнять своих крестьян, и 2) рассмотреть, какие меры будут признаны решительнейшими для составления инвентарей по каждой губернии. Прежде всего, конечно, возник вопрос, должно ли новое положение о крестьянах быть общим и обязательным законом или же должно остаться на почве указа 1803 года, т. е. предоставить установление новых отношений доброй воле владельцев? Мнения в комитете разделились. В 1841 г. государь объявил. что он не имел намерения дать предполагаемому дополнению к указу 1803 г. силу обязательного закона, и повелел принять главным его основанием собственное желание помещиков. Результатом деятельности комитета был указ 2 апреля 1842 г. об обязанных поселянах*(598), которым предоставлено помещикам заключать с крестьянами договоры на отдачу им участков земли в пользование за условные повинности, с принятием крестьянами, заключавшими договор, название обязанных крестьян. Но им воспользовалось всего три лица*(599).
В последний раз вопрос о крепостном праве, в общем его объеме, был поднят в 1846 г., когда был составлен пятый, по счету, комитет для рассмотрения записки министра внутренних дел Перовского об уничтожении крепостного права в России*(600). Основные положения проекта заключались в следующем. Освобождение крестьян должно быть осуществлено через постепенное ограничение прав владельца, но, во всяком случае эта свобода не может быть полной. Крестьянин должен быть привязан к земле, а помещик сохранит над ним известную степень "политической" власти. Комитет имел всего одно заседание, и постановления его остались без последствий.
Остальные комитеты (2, 3 и 6) были учреждаемы для отдельных вопросов. Именно 2-й и 3-й комитеты имели целью обсуждение мер к улучшению быта дворовых людей и уменьшению их числа*(601). Суждение всех означенных комитетов, как общих, так и специальных, не остались без полезных практических последствий. Власть помещиков потерпела некоторые ограничения. Так, в 1841 г. воспрещено продавать крепостных людей отдельно от семейств, а в 1843 г. без земли. С другой стороны, несколько расширены права крестьян. Закон старался, во-первых, облегчить им выход из крепостного состояния. Так, в 1847 г. крестьянам имений, продающихся с публичных торгов за долги, предоставлено право выкупать себя с землею. По выкупе они имели право поступить в разряд государственных крестьян и приобретали право собственности на землю. Это начало подтверждено и развито в положении о порядке описи, оценки и публичной продажи имуществ, изданном в 1849 г. Мера эта грозила сделаться весьма серьезной, так как, кроме дозволения крестьянам выкупать себя при продаже имения, 11-го августа 1847 г. министерству государственных имуществ было предоставлено покупать на счет правительства продающиеся с публичных торгов частные населенные имения*(602). Но эта мера продержалась недолго. Тульский губернский предводитель дворянства представил государю о вреде "кредиту дворянства", причиняемом означенным постановлением. Записка предводителя послужила поводом к образованию шестого комитета (1848), который положил отменить правила 1847 г.*(603).
Затем, по истечении многих лет, за крестьянами была признана некоторая доля имущественной правоспособности. В 1848 г. крепостным крестьянам предоставлено покупать и приобретать, с согласия их помещиков, в собственность недвижимые имущества (кроме населенных).
Узаконения сороковых годов были последними важными мерами времен императора Николая. Февральская революция, политическое брожение в Германии и несчастная Крымская война отвлекли внимание правительства от внутренних дел. Крепостное право перешло в новое царствование несколько ограниченное, подчиненное известному контролю, но не потрясенное в своих основах. Оглядываясь в настоящее время назад, нельзя, быть может, не радоваться, что освобождение крестьян не совершилось при господстве тогдашних воззрений. Во-первых, ни один из государственных людей того времени не помышлял об освобождении крестьян с землею. Понятие крестьянина-собственника было чуждо тогдашним воззрениям. Во-вторых, если бы даже освобождение крестьян и совершилось, если не с выкупом их надела в собственность, а с наделом в пользование, то и в этом случае возникал серьезный вопрос об устройстве быта освобожденных, об организации их управления. Принципы, господствовавшие в то время, внушали серьезные опасения, как это доказал опыт. Идеи одного из либеральнейших людей той эпохи, графа Киселева, воплотились в устройстве управления государственными крестьянами. Трудно найти образчик большей государственной регламентации не только начал общего благочиния, но и сельской промышленности, даже домашней жизни крестьянина. Применение этой системы было предоставлено всемогущей администрации, под влиянием которой государственные крестьяне пришли в положение, мало отличавшееся от положения крепостных крестьян. Нельзя не радоваться, что не это положение послужило образцом для устройства быта крестьян помещичьих, а, напротив, положение 1861 г. послужило образчиком для преобразования управления государственными крестьянами.
§ 224. В несколько иные условия было поставлено крестьянское дело в северо-западном и юго-западном краях. В этих, возвращенных от Польши, губерниях общая важность крестьянского вопроса увеличивалась политическими соображениями. Православный крестьянин-малоросс или белорус был здесь естественным союзником русского правительства против католических шляхты и духовенства. Поддержать крестьянина - значило создать надежный оплот против всегда возможного здесь мятежа. Важность крестьянского вопроса в этих местностях сознавалась, но, к сожалению, практическое выражение этого сознания не везде было удовлетворительно. По усмирении польского мятежа признано было необходимым ослабить в западном крае влияние дворянства и, с этою целью, точнее определить взаимные отношения крестьян и владельцев. С этою целью правительство решилось восстановить в этих местностях старую систему инвентарей. В юго-западном крае, находившемся в управлении энергического генерал-губернатора Д. Г. Бибикова, означенное намерение осуществилось в 1848 г. Но в Белоруссии и Литве, несмотря на страшное положение крестьян, несмотря на энергические настояния Бибикова, сделавшегося с 1852 г. министром внутренних дел, вопрос затянулся. Приведение в действие правил, составленных уже в 1842 г., было приостановлено; дело длилось до 1855 г., когда, 14 мая, было предписано составить новые инвентарные правила. Но эта работа также не имела успеха. Высочайшее повеление 14 мая имеет, однако, важный исторический интерес по связи этого дела со всеобщим крестьянского вопроса в 1857 г. Об этом будет сказано ниже.
§ 225. Император Николай I сошел в могилу в самый разгар несчастной Крымской войны. Преемнику его предстояла задача вывести Россию из ее трудного положения. Конечно, до окончания войны нечего было и думать о внутренних реформах, как бы настоятельны они ни были. Но настоятельность крестьянской реформы была такова, что ее необходимо было ожидать в ближайшем будущем. Еще во время войны слухи о близком освобождении были распространены в массе крестьянства. Манифест о народном ополчении (29 января 1855 г.) дал результаты довольно грозного характера. "По прочтении его в церквах и после особого воззвания Синода в народе распространился слух, что помещичьи крестьяне, которые добровольно пойдут в ополчение, получат через это волю с их семействами". Слух этот усердно поддерживался и распространялся разными неблагонамеренными людьми. Он сделался источником многочисленных волнений в разных местностях России.
Ничто, однако, не предвещало не только близкой развязки вопроса, но и возбуждения его. По отзыву современников, масса дворянства была убеждена, что в новое царствование крепостное право будет крепче, чем когда-нибудь. Уверенность эта продолжалась довольно долго, ибо никто не знал истинных намерений нового государя. Нужно, однако, заметить, что дворянство не осталось без некоторого предварения. По заключении Парижского мира*(604), в дворянство начали проникать слухи о намерении государя отменить крепостное право. Слухи эти сопровождались разными нелепыми и обидными для чести России комментариями; утверждали, что отмена крепостного права предписана одною секретною статьею Парижского трактата.
Прибыв в конце марта 1856 г. в Москву, государь обратился к местным предводителям дворянства с следующими знаменательными словами: "Я узнал, господа, что между вами разнеслись слухи о намерении моем уничтожить крепостное право. В отвращение разных неосновательных толков по предмету столь важному, я считаю нужным объявить вам, что я не имею намерения сделать это теперь. Но, конечно, и сами вы знаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собою начнет отменяться снизу. Прошу вас, господа, думать о том, как бы привести это в исполнение. Передайте мои слова дворянству для соображения".
Нельзя было не видеть в этих словах доказательства бесповоротного намерения государя не только улучшить быт крестьян, но отменить крепостное право. Между тем прошло еще полтора года, прежде чем общество поняло всю их силу. Остаток 1856 г. посвящен был необходимым приготовительным действиям*(605). В начале 1857 г. (3 января), открыты были, под личным председательством Государя, заседания особого комитета по крестьянскому делу*(606). Появились и частные проекты об отмене крепостного права*(607). В течение 1857 г. их набралось до 100. Благодаря настойчивости великого князя Константина Николаевича, в комитете выработались определенные воззрения на крепостное право, хотя срок, с которого должно было приступить к улучшению быта крестьян*(608), еще не был назначен. Но решительный толчок дан был делу побочным, по-видимому, обстоятельством.
§ 226. Еще во время коронации министр внутренних дел вел негласные переговоры с предводителями дворянства о предстоящей реформе. Наиболее склонными к этому делу оказались предводители северо-западных губерний. Вследствие этого виленский генерал-губернатор Назимов получил секретную инструкцию войти в соглашение с местным дворянством по данному вопросу. Осенью 1857 г. Назимов явился в Петербург с результатами довольно неудовлетворительными в отношении начала Крестьянской реформы, предложенных дворянством*(609), но удовлетворительными в том смысле, что правительство могло призвать местное дворянство к более официальному и гласному обсуждению вопроса. Этого случая оно и не упустило. 20 ноября 1857 г. последовал на имя Назимова высочайший рескрипт следующего содержания: "Убедившись, что намерения представителей дворянства губерний Ковенской, Виленской и Гродненской соответствуют видам правительства", государь разрешил дворянским сословиям приступить к составлению проектов об улучшении быта крестьян. В каждой губернии должен быть открыт приуготовительный комитет*(610), работы которого, по окончании их, передаются в общую комиссию в г. Вильне*(611). При работах своих комитеты должны руководиться следующими началами: 1) помещикам сохраняется право собственности на всю землю, но крестьянам оставляется их усадебная оседлость, которую они, в течение определенного времени, приобретают в собственность посредством выкупа. Сверх того, им предоставляется в пользование определенное количество полевой земли, за которую они платят оброк или отбывают работу помещику; 2) крестьяне должны быть распределены на сельские общества, помещикам же предоставляется вотчинная полиция, и 3) при устройстве крестьян должно быть обеспечено исправное отбывание ими податей и повинностей*(612). Этот оборот дела был неожиданностью для общества. Но не прошло месяца, как эта частная, по-видимому, мера сделалась общею. Правительство сочло полезным, при особом циркуляре министра внутренних дел*(613), препроводить ко всем начальникам губерний копию с рескрипта Назимову и дополнявшего его министерского циркуляра "на случай, если бы дворянство N губернии изъявило желание", подобное желаниям дворянства виленского. Вместе с тем правительство деликатно, но ясно показало, что означенные копии посылаются не для одного "сведения" дворянства. Во-первых, Государь, в разговоре с представлявшимся ему воронежским губернатором Синельниковым*(614), упомянув о своем рескрипте Назимову, присовокупил: "Я решился привести это дело к концу и надеюсь, что вы уговорите ваших дворян мне в этом помочь"*(615). Затем поступило ходатайство от петербургского дворянства о дозволении ему приступить к составлению предположений об улучшении быта крестьян*(616). Оно послужило поводом к образованию комитета дворян С.-Петербургской губернии, которому дан был наказ, сходный с началами, изложенными в рескрипте Назимову*(617).
После этих мер нельзя было уже сомневаться в исходе дела. Освобождение крестьян сделалось как бы фактом совершившимся. Не все ему радовались, но почти никто в нем не сомневался. Литература и общество оживились после долгого сна. Журналы, старые и вновь основавшиеся*(618) получили возможность обсуждать все стороны предстоявшей реформы, и все*(619) сошлись на следующих началах: необходимости немедленной отмены крепостного права, наделении крестьян усадебною и полевою землею, организации мирского самоуправлении и совершенном устранении помещичьей власти.
§ 227. Дворянские общества также не могли медлить. Первым отозвалось на призыв государя нижегородское дворянство*(620). За ним последовало московское, хотя с довольно странною оговоркою*(621). Прочие дворянские общества присоединились к ним в течение 1858 г. По получении ответных рескриптов государя повсеместно были открыты предварительные губернские комитеты, а 21 апреля 1858 г. к начальникам губерний препровождена была подробная программа занятий комитетов, составленная и одобренная в главном комитете по крестьянскому делу*(622). Сущность этой программы состояла в следующем. На губернские комитеты первоначально возлагались обязанности: 1) изыскать способы к улучшению быта помещичьих крестьян на основаниях, указанных в высочайших рескриптах, и 2) начертать общее об этом положение. Засим в программе говорилось, что по исполнении этой работы и по высочайшем утверждении положений комитеты будут призваны к приведению их в действие; наконец, им же, но в уменьшенном составе, предполагалось поручить составление общего сельского устава. Ввиду этих задач деятельность губернских комитетов должна была разделиться на три периода: 1) определение в особом проекте главных начал для улучшения быта помещичьих крестьян; 2) действительное исполнение этого положения по высочайшем его утверждении; 3) составление сельского устава*(623).
Но комитеты пережили только первый период и выполнили первую часть предположенной задачи. Приведение в действие положения возложено было на другие учреждения*(624). Но первая часть работы была выполнена весьма быстро. Шесть комитетов кончили свои работы к 1 января 1859 г. Последний комитет, пермский, был закрыт 4 сентября 1859 г.*(625).
§ 228. "Положения", выработанные в комитетах, должны были подвергнуться пересмотру в главном комитете по крестьянскому делу. Предварительное рассмотрение их положено было возложить на особую комиссию, составленную из 4 лиц*(626). В тот момент, когда одни губернские комитеты уже представили свои работы, а другие доканчивали их, 18 октября 1858 г., под личным председательством государя, состоялось первое заседание главного комитета, имевшее целью определить порядок занятий как самого комитета, так и комиссии. Заседания 19, 24 и 29 ноября того же года замечательны тем, что комиссии указаны были основания, которыми она должна была руководствоваться при рассмотрении проектов губернских комитетов. Они важны в том отношении, что из них видно, к каким воззрениям пришло правительство после годового размышления и предварительного ознакомления с предметом. Главные из этих начал суть следующие: 1) крестьяне по освобождении их должны перейти в разряд свободных сельских обывателей; 2) они распределяются в сельские общества с своим мирским управлением; 3) власть над личностью крестьянина сосредоточивается в мире и его избранных; 4) необходимо стараться, чтобы крестьяне постепенно делались поземельными собственниками. Для этого следует: а) сообразить, какие именно способы могут быть предоставлены со стороны правительства для содействия крестьянам к выкупу поземельных их угодий, и б) определить условия прекращения срочно-обязанного положения крестьян*(627).
Вместе с утверждением этих начал, обнаружилось одно важное обстоятельство. Работы, представленные губернскими комитетами, по несогласию основных своих положений*(628) и по неудовлетворительности начал, выставленных во многих из них, не могли служить основанием для составления общего положения*(629). Для приведения их в систему, для изготовления общего положения, нужны были труды, которых нельзя было возложить на комитет и состоявшую при нем комиссию. Посему для этой особой цели 17 февраля 1859 г. положено было учредить редакционные комиссии*(630). Это обстоятельство открывало широкий простор для деятельности человека, искренно преданного крестьянскому делу, - Якову Ивановичу Ростовцеву*(631). Он был назначен председателем комиссий и сразу окружил себя лучшими силами того времени, в числе которых достаточно назвать Н. А. Милютина, Ю. Ф. Самарина, кн. Б. А. Черкасского и других. Составленная из таких лиц, опираясь на горячо преданного делу и пользовавшегося заслуженным доверием государя председателя, комиссии могли действовать прямо и смело. По существу различных вопросов, подлежавших рассмотрению комиссий, они были вновь разделены следующим образом: первая комиссия разделена на отделения юридическое*(632) и административное*(633); вторая комиссия получила название хозяйственной*(634).
Я. И. Ростовцев не успел довести возложенной на него задачи до конца. Он скончался, после тяжкой болезни, 7 февраля 1860 г. Место его занял граф В. Н. Панин*(635). Комиссии работали при довольно трудных обстоятельствах; кроме объема и сложности своей задачи, им приходилось преодолевать много внешних препятствий, отражать разные интриги, иногда хитро и искусно направленные. Несмотря на это, в сентябре 1860 г. комиссии кончили свои предварительные работы и приступили к кодификации нового "Положения". Для этой, чисто, впрочем, внешней цели к редакционным комиссиям был прикомандирован от II Отд. Соб. Е. И. В. канцерии A. H. Попов. В начале октября задача комиссий была окончена, и 10 этого месяца последовало их закрытие.
Заседания Главного комитета, на рассмотрение которого должны были поступить работы редакционных комиссий, начались 10 октября, т. е. в день, назначенный для закрытия комиссий. Видно, что правительство решилось не терять ни одного дня. Председателем комитета, за болезнью кн. Орлова, сделался В. кн. Константин Николаевич, энергии которого крестьянское дело было многим обязано в самом начале. Ta же энергия была обнаружена им и теперь. Заседания комитета происходили почти ежедневно до января 1861 г. Журнал Главного комитета, в окончательном его виде, был подписан 14 января и поступил в государственный совет. Рассмотрение "Положений" началось здесь 28 января, под личным председательством государя. Февраля 16 работы были окончены, а 19 февраля Государственный секретарь поднес к подписи государя знаменитый и всем памятный манифест. Наконец, 5 марта, в воскресенье, Манифест был прочтен в церквах столицы, и русский народ узнал, что крепостное право, существовавшее у нас двести шестьдесят восемь лет, отменено навсегда и для всех.
§ 229. Новые начала, проведенные в "Положении" о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, имели решительное влияние и на крестьян других наименований. Во-первых, еще до освобождения крепостных крестьян, указом 20 июня 1858 г. удельные крестьяне были сравнены в личных и имущественных правах со всеми свободными сельскими обывателями. Затем, 26 августа 1859 г. эти права распространены на крестьян государевых и дворцовых имений. С изданием "Положения" 1861 года преобразования пошли еще глубже. Административное и экономическое устройство вновь освобожденных крестьян сделалось типом для переустройства быта всех других поселян. Правительство заявило, что устройство и управление всего сельского или крестьянского состояния в государстве должно быть приведено к одним общим началам. С этою целью в составе Государственного совета был учрежден в 1861 г. Главный комитет об устройстве сельского состояния*(636). Плоды этой политики не замедлили обнаружиться. Так, 18 января 1866 г. состоялся указ о передаче управления государственными крестьянами в ведомство общих учреждений. Затем, 24 ноября 1866 г. повелено было приступить к поземельной реформе государственных крестьян, на началах, сходных с положением бывших крепостных крестьян*(637).
Е. Духовенство
а) Черное духовенство
§ 230. Русское духовенство разделяется на монашествующее, или черное, и приходское, или белое. Мы уже видели, в каком неопределенном положении застала духовенство реформа Петра Великого. Стремясь к строгой организации сословий, преобразователь так или иначе должен был покончить с этой неопределенностью. Определить юридически положение черного духовенства не представлялось затруднительным, потому что это состояние не наследственно. Монашествующее духовенство в отдельности не получало никаких особенных привилегий: на него распространялись те же права, которые были даруемы духовенству белому (напр., свобода от личных податей, изъятие от телесного наказания и т. д.). Для законодательства имел значение только вопрос о приобретении прав монашествующего духовенства. Важность этого вопроса определялась чисто финансовыми соображениями. Правительство заботилось о том, чтобы никто из тягла своею волею не выходил, чтобы в податях и службе государству ни в чем убыли не было. Поэтому все указы, касавшиеся монашествующего духовенства, в сущности имели один смысл - подчинить процесс поступления в черное духовенство строжайшему контролю правительства, и не только правительства местного, напр. местной епархиальной власти, но власти центральной, облеченной почти законодательными правами, Синода. Так, еще в 1723 г., 28 января, вышел указ, которым запрещалось поступать в монашество лицам всех состояний*(638). Этот указ, в сильно измененном виде, был подтвержден в 1725 г. Екатериною I. Новым указом воспрещалось лицам всех состояний (за исключением вдовых священников и дьяконов) поступать в монашество без разрешения Синода*(639). В царствование Анны Ивановны ограничения права поступать в монашество сделались еще сильнее. Правительство, по-видимому , возвратилось к мысли Петра Великого - искоренить монашество. На основании указа 1734 г.*(640) постановлено не постригать в монашество никого, кроме вдовых священников и дьяконов и отставных солдат. Воспрещение это было подкреплено угрозой ссылки и конфискации имущества, Для большего контроля в местностях повелевалось самый обряд пострижения производить не иначе, как настоятелями и соборно, ввиду того что до правительства дошли слухи, будто иеромонахи постригают в монашество собственною властью, отчего происходят многие злоупотребления. В 1738 г., специально по отношению к Киево-Печерскому монастырю, дозволено принимать в монашество с разрешения кабинета ее величества и Синода. В царствование императрицы Екатерины II, именно с 1762 г.*(641), возвратились к прежней системе, т. е. лицам всех состояний дозволено поступать в черное духовенство под условием синодского разрешения*(642). Указ 1778 г. воспретил постригать в монашество несовершеннолетних, ввиду того, что вследствие излишнего благочестия зачастую отдавались в монастыри лица самого юного возраста.
Все эти указы в сущности выражали ту же мысль, которая впоследствии формулирована в Своде законов, т. е. что никто не может поступить в монашествующее духовенство: во-1-х, без разрешения Святейшего Синода, во-2-х, без дозволения своего начальства или разрешительного приговора своего общества, и в-3-х, не достигнув совершеннолетнего возраста. Эти постановления, как увидим ниже, изменены в последнее время.
Таким образом, история собственно монашествующего духовенства не представляется и не могла представиться особенно пространною. Правительство не имело тех сложных мотивов, которые бы побуждали его более строго следить за условиями приобретения монашеского сана.
б) Духовенство белое, или приходское
§ 231. В иное положение было поставлено белое духовенство*(643). Во-1-х, оно имело потомство, положение которого нуждалось в определении ввиду начавшегося разбора сословий и строгого разграничения сословных обязанностей. Во-2-х, в среде самого духовенства насчитывалось очень много лиц, не отнесенных законом к духовному званию; таковы, например, церковнослужители, причетники. С точки зрения государства, организующего сословия, представлялось чрезвычайно важным решить вопрос о том положении, которое должно занять белое духовенство с своим потомством в ряду других состояний. В этом случае правительство руководилось, прежде всего, финансовыми интересами, обеспечением доходов казны.
Мы рассмотрим, прежде всего, порядок приобретения духовных должностей; затем - вопрос о наследственности духовного звания и условиях выхода из этого сословия и, наконец, развитие гражданских прав духовенства.
§ 232. Относительно порядка замещения духовных должностей в допетровской Руси не было никаких строго установившихся правил. Это было время борьбы самых различных начал выборного, наследственного и, наконец, в виде исключения, назначения со стороны местной иерархии. Тот и другой порядок определения в церковные должности, по выбору прихожан и по праву наследственному, перешли и в XVIII век. "Трудно сказать, который из них был употребительнее и сильнее в практике; на огромном пространстве России, в различных местностях, под влиянием разнообразных местных условий, отношения между ними были чрезвычайно разнообразны. Все-таки к концу XVIII века уже ясно можно видеть, что наследственность церковных мест рано или поздно должна была непременно восторжествовать над выборным порядком"*(644). Действительно, возможность выборов фактически ограничивалась образованием тяглых сословий. Выбор прихожан, по самой необходимости, должен был падать на лиц духовного знания. К этому условию в XVIII веке присоединилось еще одно чрезвычайно важное обстоятельство - требование специального образования, получаемого в духовных школах. Духовные школы, в свою очередь, скоро обратились в замкнутое сословное установление*(645). Требование это повело к положительному воспрещению возводить на священнослужительские степени неученых, хотя бы об этом и били челом прихожане. Напротив, получивших образование в духовных школах дозволено ставить и помимо выбора прихожан. Таким образом, выборное начало должно было постепенно вымирать, хотя его и признает духовный регламент. Первоначально, в царствование Петра Великого, само правительство до известной степени поддерживало начало выбора, но не ради признания автономии прихода, а в силу чисто фискальных соображений*(646). В выборах первоначально видели гарантию против обмана со стороны лиц, которые, по выражению Духовного регламента, "желают водраться в духовный чин". Это начало подтверждено Духовным регламентом и признавалось еще и впоследствии*(647). Но иерархи постепенно ослабляют значение его, настаивая на праве поставлять священнослужителей своей властью, сообразно с достоинством и степенью образования каждого лица. Выборное начало еще более утратило свое значение в царствование императора Павла I. По поводу происходивших тогда волнений крестьян, в распространении которых были заподозрены и многие духовные лица, Святейший Синод получил именной указ, повелевавший духовному начальству наблюдать за тем, чтобы священнический сан получали люди совершенно надежные, учительные и благонравные; развратные в таком сане отнюдь терпимы не были*(648). На этом основании постановлено, чтобы назначение на священнические должности зависело исключительно от епархиального начальства. Мало того, Синод применил общее политическое запрещение подавать просьбы скопом и заговором и к заручным прошениям прихожан 24 июня 1797 г.*(649); все постановления духовного регламента о заручных выборах и челобитьях прихожан были отменены; прошения об определении на церковные места велено было подавать за подписанием одних только желающих поступить в священно- и церковнослужительские чины, с приложением от прихожан одобрений о честном их поведении. Впоследствии и самые одобрения как со стороны прихожан, так и местного землевладельца потеряли всякое значение. Совокупность всех этих постановлений привела к 74 ст. Уст. консистории, где сказано, что "рукоположение в священнический сан есть дело, принадлежащее непосредственному рассмотрению и разрешению епархиального архиерея".
§ 233. Результат этого чисто духовно-административного назначения на священнические и дьяконские должности выразился в установлении наследственности духовного звания, но наследственности весьма условной. Потомство священно- и церковно-служителей долгое время не получало каких бы то ни было особенных гражданских прав, и положение его в обществе было крайне неопределенно.
Собственно законодательство Петра Великого не признавало наследственности мест в том виде, как она развивалась первоначально*(650). Как Духовный регламент, так и основанные на нем указы противодействовали началу наследственности духовных должностей ввиду недостойности тех лиц, к которым часто переходили эти должности. Правительство хотело, чтобы они замещались людьми учеными, в пении и чтении искусными, и, ввиду этого, узаконяло право выборов прихожан. Но принцип личного достоинства, за который стояло законодательство, противоречил финансовым интересам государства. Он не мог иметь широкого применения, потому что доступ в духовное звание был закрыт, по крайней мере, для лиц податного класса. Так, в 1744 г. сам Св. Синод ходатайствовал пред сенатом, чтобы праздные места в приходах велено было замещать только духовными людьми. С другой стороны, правительство воспрещало выход из податного состояния. Единственным сословием, из которого могло еще пополняться духовенство, оставалось дворянское сословие. Но это последнее считало для себя унизительным принадлежать к духовному чину*(651). Отсюда понятно, что самый контингент тех лиц, из которых могли выбираться духовные, был очень невелик. Развитию наследственности духовных мест много способствовало фактическое укрепление их за сиротами духовного звания, т. е. за дочерями тех лиц, которые были священниками или дьяконами в известном приходе*(652). Это была одна из мер общественного призрения*(653).
§ 234. Несмотря на замкнутость духовного сословия, вопрос о том, могли ли быть уверены все те лица, которые находились в духовном звании и из которых замещались церковнические и священнослужительские места, что они и их дети навсегда останутся в священстве, был в высшей степени спорен в ХVIII столетии. Первоначально церковнослужители не считались даже духовными лицами. На них распространялось бритье бороды (1705 г.), они состояли в окладах наравне с другими светскими лицами. Церковники были утверждены в духовном звании только в 1722 г. Затем, вследствие того, что еще не были изданы надлежащие церковные штаты, которые бы привели в соответствие число духовных лиц с действительными церковными нуждами, самое юридическое положение духовенства, имевшего священнический или дьяконский сан, было далеко неопределенно. Отсутствие штатов повело к тому, что при многих церквах состояло излишнее количество духовных лиц. Священники без мест образовали многочисленный класс, так называемый "волочащихся", "крестовых попов". Излишнее накопление людей в духовном чине вело ко многим злоупотреблениям, обращавшим серьезное внимание правительства*(654). Оно установило принципом, что только действительная служба дает право принадлежать к духовному званию. Этот принцип логически вел к необходимости определить, сколько должно состоять притом или другом приходе священников и церковников, т. е. установить штаты*(655). Издание штатов мотивировалось при Петре Великом тем, чтобы "государеве службе в настоящих нуждах не было умаления", В 1718 г. вышло высочайшее повеление, "чтобы быть церквам определенным у скольких дворов". Это повеление получило силу только в 1722 г., когда вышли первые приходские штаты.
Штатные разборы духовенства сошлись с другим, более серьезным разбором, именно ревизией 1719 г. При этом правительство преследовало две цели: во-1-х, записать как можно большее количество лиц в подушный оклад, во-2-х, всех лиц, которые не были приписаны к тяглу, завербовать в солдаты. Первая ревизия ясно показала всю неопределенность положения, с одной стороны, детей священно- и церковнослужителей, с другой - волочащихся попов, которые не были в действительной службе*(656).
По мысли Петра Великого, наличное духовенство, найденное ревизиею на действительной службе, и его потомство должно было составить единственный контингент для замещения церковных должностей. Все лишнее должно было поступить в подушный оклад. Для отделения этого необходимого от "лишнего" ревизоры должны были произвести строгий разбор духовенству. Ревность ревизоров увлекла их далеко за пределы указанной им цели, к очевидному ущербу даже служащего духовенства. Св. Синод вступился за его права. Он указывал правительству на то, что его разборы ведут к оскудению духовного чина. Синод имел основание ссылаться на это, потому что исполнители петровских указов записывали в подушный оклад даже духовных лиц, занимающих места. Разборы духовенства назначались и после Петра. Правительство не выработало никаких определенных правил о выходе из духовного звания; на службу дети священнослужителей и церковников принимались неохотно. Вследствие этого в среде духовного сословия накоплялось чрезвычайно много лишних людей. Противодействием этому накоплению и служили разборы. Особенно страшный разгром духовного чина произошел в царствование Анны Ивановны, суровость которого была вызвана не только финансовыми соображениями государства, но и политическими мотивами "бироновщины"*(657). Не менее тяжело отразилась на духовенстве и вторая ревизия, произведенная при императрице Елисавете, в 1743 г. Ревизорам велено было произвести строгий разбор между действительно служащим духовенством и его потомством, с одной стороны, и "мнимыми" церковниками, волочащимися попами и т. д., с другой стороны. Последних и велено положить в оклад.
§ 235. Несмотря на это стремление духовной администрации к обособлению подведомственного ей сословия, светская администрация, издавна, за великим недостатком людей, принуждена привлекать юношей из духовного состояния в другие школы и на иные поприща государственной службы. В особенности нуждалась в людях медицинская профессия. Случались "вызовы" и от других ведомств*(658). Императрица Екатерина II предоставила детям священнослужителей возможность выхода из духовного звания (16-го ноября 1779). С изданием учреждения о губерниях 1775 г. открылось множество новых мест, вместе с тем явилась крайняя нужда в лицах для замещения новых должностей. Вследствие этого, в 1779 г. вышел именной указ императрицы, предписывающий лишних церковнослужительских детей и семинаристов определять в наместнические канцелярии по сношению с одними епархиальными архиереями, с тем, однако, важным ограничением, что из семинаристов епархиальной власти дозволялось увольнять только тех, которые дошли до риторического класса*(659). Масса духовного юношества устремилась на эти вновь открытые должности. Затем, от времени до времени правительство приглашало лиц духовного звания поступать в медицинские факультеты и академию для замещения большого числа вакантных мест врачей в войсках.
Эти меры правительства в значительной степени парализовались нежеланием духовного начальства увольнять из своего ведомства учащееся юношество. Кроме того, даже за открытием возможности выхода в гражданскую службу, в среде духовенства все еще оставалась масса лиц, не принадлежащих собственно ни к какому званию*(660). Если разборы духовенства не грозили уже детям священнослужителей и церковникам в той мере, как это было прежде, но нечто вроде разборов встречается и после Екатерины II. Так, в царствование императора Павла I издаются распоряжения, снова ограничивающие выход из духовного звания. В 1797 г. у епархиального начальства отнято право увольнять церковников без разрешения Синода. Впрочем, это ограничение касалось, главным образом, студентов философии и богословия. Впоследствии, и Синод лишился права дозволять выход из духовного звания без разрешения верховной власти. Лишние церковники стали забираться в военную службу*(661). Внезапные наборы из лиц духовного звания предпринимались и в последующие царствования, до императора Николая I, когда был произведен последний такого рода набор*(662) (1831 г.). Прежние разборы духовенства заменились обязанностью уволенных из духовного звания людей избирать себе род жизни, под страхом известных невыгодных последствий за неисполнение этой обязанности*(663).
§ 236. Политику правительства до отношению к духовенству можно резюмировать следующим образом. Во-первых, право поступления в духовное звание ограничивалось тем, что никто не мог поступать в это звание из податных классов без увольнения от своего общества и разрешения епархиального архиерея, который мог дать это разрешение по соображении личных качеств просителя и потребностей в священно- и церковнослужителях. Во-вторых, выход из духовного звания был обставлен следующими условиями: 1) лица, обучающиеся в духовно-учебных заведениях, не могли быть уволены без особенного разрешения епархиального начальства; 2) лица, живущие при отцах своих праздно, а также исключенные из духовных училищ за тупость и нерадение, должны были избирать себе род жизни, т. е. поступать в одно из податных сословий, что, конечно, рассматривалось как невыгода для этих лиц*(664). Все эти начала оставались не тронутыми до Реформы 1869 г.
§ 237. Если при определении состава духовенства и условий принадлежности к нему законодательство наше часто колебалось, то при определении содержания его прав правительство держалось политики довольно однообразной. Начиная еще со времени Петра Вeликого, духовенство становится сословием привилегированным; на него распространяются некоторые права дворянского состояния*(665). Так, еще при Петре оно было избавлено от подушного оклада и рекрутства. Первоначально, при введении подушной подати и народной переписи, повелено было внести в оклад всех церковников и детей священнослужителей; самих же священников и дьяконов писать пока на особых списках*(666). В 1721 г. потребовалось, однако, окончательно решить вопрос о последних. По представлению военной коллегии, на вопрос: класть ли в оклад "градских и уездных протопопов, попов и дьяконов", сенат отвечал: "согласно в расположение на полки протопопов, попов и дьяконов в оклад до указа не класть, а доложить о том Царского Величества"*(667). Вопрос остался поэтому нерешенным окончательно, и действительно, служащее духовенство могло быть новым указом зачислено "в оклад". Синод, в том же году, представил сенату энергическое возражение, в котором полагал необходимым исключить из оклада не только служащих духовных лиц, но и их детей. С подобным же ходатайством Синод обратился и к государю*(668). Вследствие этого состоялся известный нам Указ 1722 г.*(669).
Означенное представление Синода замечательно еще в том отношении, что в нем весьма определенно проводится мысль о приравнении духовенства к "шляхетству", т. е. о причислении его к привилегированным сословиям. Но на первый раз Синоду удалось отстоять свободу духовенства только от подушного оклада. Оно продолжало нести еще некоторые повинности. К числу их принадлежал тяжелый воинский постой. Он был снят в 1724 г. по тому соображению, что "во время отправления правила к священнослужению такому постою быть неприлично"*(670). Не успело духовенство избавиться от постоя, как по поводу введения нового устройства полиции*(671) оно было обременено разными полицейскими службами. Так, еще в 1726 г. московское духовенство представляло своему начальству, что "московская полицеймейстерская канцелярия наряжает их как в ночное, так и в денное время, по караулам к рогаткам; окроме того, они должны являться с пожарными орудиями на пожары и исполнять обязаны вкупе с гражданством по полицеймейстерской инструкции все другие полицейские обязанности; потому в служениях во св. Божиих храмах и мирских требах бывает не без остановки и т. д. Московская дикастерия, препровождая это прошение в Синод, замечала: "За назначением священно- и церковнослужителей к рогаточным караулам в бытность попов, дьяконов и церковников в караулах чинится зазрение духовенству от инославных"*(672). Но прошло еще десять лет, прежде чем Синод успел выхлопотать освобождение духовенства по крайней мере от "дневок и ночевок" на съезжие дворы и "посылок к колодникам и к офицерам в домы для работ". Повинности же караульная и пожарная оставались на духовенстве до царствования Елисаветы*(673).
В течение этого времени развиваются постепенно различные привилегии духовенства по суду*(674). Но, несмотря на эти преимущества вопрос о сословном положении духовенства, в самом принципе, оставался неразрешенным и в таком виде перешел в царствование Екатерины II. Созванная ею "Комиссия для составления нового уложения" должна была, между прочим, рассуждать и о сословиях. Ей предстояло решить трудный вопрос: куда надлежит отнести духовенство? "Наказ" самой императрицы говорит об этом вопросе вскользь. Она, очевидно, имела намерение причислить духовенство к среднему роду людей, т. е. к городскому состоянию, как это видно, между прочим, из 381 ст. "Наказа"*(675). Мнения депутатов о жесте, приличном духовенству, сходились с воззрениями "Наказа". Специальная комиссия "О государственных родах"*(676) в проекте своем разделила всех жителей государства на три рода: благородный, средний, или мещанский, и нижний. В состав среднего рода должно было войти и белое духовенство*(677).
Но против этих воззрений восстал депутат от Синода, а вместе и от всего духовенства*(678), митрополит Гавриил*(679). Он, вместе с Синодом, требовал исключения духовенства из среднего класса и поставления его наряду с дворянством. Синод поддерживал свое требование теми соображениями, что "духовные, по самому званию своему, суть пастыри и учители народа, и потому должны пользоваться особым почетом и уважением; византийскими императорами духовные поставлены в число благородных и т. д.". К этим соображениям Гавриил прибавил от себя следующие: "Не честолюбие и не тщеславие заставляют духовенство добиваться общественных прав и преимуществ, а прямая, житейская необходимость. Как ни желательно, чтобы всякий помышлял о том, что он сын церкви и обязан чтить своих духовных пастырей, но опыт показывает, как далеки бывают люди от подобного настроения, особенно когда в них действует страсть, и духовному лицу, в ответ на слово увещания и назидания, не раз придется услышать: "Да ты то же, что кузнец, что рыболов и т. п.". Унижение, с которой стороны ни будь, всегда унижает, и подавленные духом теряют нравственную силу и не могут приносить обществу той пользы, которой она вправе была бы ожидать при других, более благоприятных условиях"*(680).
"Неблагоприятные условия", о которых говорил митрополит, очевидны. История XVIII века полна известиями о тех унижениях и оскорблениях, каким подвергалось духовенство. Многие из светских людей "отваживаются попам и дьяконам не только словами причинять бесчестье, но и бить их немилосердо, но и многие чинить ругательства, как-то неоднократно таковые экземпели по делам оказались", гласили мнения некоторых членов Синода*(681). Ради ограждения духовенства от подобных "экземпелев" духовно-гражданская комиссия предлагала даже сравнить, в отношении взысканий за обиды, митрополитов с фельдмаршалами, архиепископов с генерал-аншефами, епископов с генерал-поручиками, иеромонахов и протопопов соборных с секунд-майорами, белых священников с поручиками, дьяконов с прапорщиками и т.д.*(682).
Вопрос, поднятый в комиссии, остался без определенного разрешения, но привилегии духовенства продолжали расти. За избавлением от личных податей и повинностей последовало избавление иеромонахов и священников от телесного наказания. На первый раз эти лица были ограждены от телесного наказания со стороны своего собственного, духовного начальства, в 1767 г. Именно Синод, усмотрев, "что во многих епархиях и монастырях священнослужителям за происходящие от них проступки, от духовных командиров, как бы и в светских командах подлому народу, телесные чинятся наказания и пристрастные расспросы, через что духовенство, а особливо священнослужители, теряют должное по характеру своему от общества почтение, пастве же их подается немалый соблазн и причина к презрению", воспретил чинить телесные наказания означенным лицам*(683). В 1771 г. это запрещение было распространено и на дьяконов*(684). Но духовенство не избавилось через это от телесных наказаний по приговорам светских судов, не избавилось даже после издания жалованной грамоты городам, по которой именитые граждане и купцы освобождались от него. Уже при Павле I Синод представил государю ходатайство об избавлении священников и дьяконов от кнута, "ибо чинимое им наказание в виду самых тех прихожан, кои получают от них спасительные тайны, располагает народные мысли к презрению священства"*(685). Павел утвердил это представление, но оно не было приведено в исполнение, так как вскоре после того телесное наказание было восстановлено и для дворянства*(686). Окончательное освобождение священников и дьяконов от телесного наказания последовало при императоре Александре I в 1801 г.*(687). В 1808 г. льгота эта распространена и на их семейства*(688). Но церковнослужители не воспользовались привилегиею старшего духовенства. Она не распространена на них и Св. зак. изд. 1857 г.*(689). Только в 1863 г. церковники и дети их отнесены к лицам, избавленным от телесного наказания*(690).
При Павле I установилась и новая привилегия духовенства - право получать ордена. Привилегия эта была весьма важна в том отношении, что пожалование ордена сообщало потомственное дворянство, а следовательно, и право владеть населенными имениями. Совокупность преимуществ духовного состояния, в ее целости, по ныне действующему праву, будет рассмотрена ниже. Но и из приведенных фактов ясна причина, по которой духовенство, в Своде законов, поставлено непосредственно после дворянства и выше остальных сословий.
Отдел третий. О приобретении и утрате прав состояния
Глава первая. О приобретении и сообщении прав состояния
А) О приобретении и сообщении прав дворянского состояния
а) Отдельные разряды дворянского состояния
§ 238. Понятие о дворянском состоянии вообще дает 14 ст. IX т. Св. зак. "Сюда вошли 1 и 91 ст. жал. дв. гр. 1785 г." Первая часть ее определяет самый принцип дворянского состояния. Здесь мы читаем:
"Дворянское название есть следствие, истекающее от качеств и добродетели начальствовавших в древности мужей, чем обращая самую службу в заслугу,*(691), приобрели потомству своему нарицание благородное".
Из этих слов можно, по-видимому, вывести то заключение, что наше законодательство хотело создать из дворянства замкнутое наследственное сословие*(692). Но такому заключению противоречит 91 ст. жалов. дв. гр., где говорится: "Багородными разумеются все те, кои или от предков благородных рождены, или монархом сим достоинством пожалованы"*(693). Затем, как жалованная грамота, так и Свод законов признают еще и те виды дворянства, которые приобретаются на основании Табели о рангах 1722 г. Жалованная грамота открыла доступ к дворянству всем тем лицам, которые получили установленный чин. Кроме того, она признает и пожалование орденами как условие приобретения дворянского звания. Из этих разнообразных элементов составилось потомственное дворянство.
Помимо потомственного дворянства, жалованная грамота установила еще так называемое личное дворянство. Понятие о нем возникло вследствие предложенного Екатериной II толкования 15 п. Табели о рангах. Здесь говорится о тех лицах не из дворянского звания, которые состоят в первых восьми рангах гражданской службы. Дети этих лиц, по табели, не суть дворяне. Отсюда жалованная грамота и вывела то заключение, что существует разряд лиц, которые пользуются преимуществами дворян, не сообщая их своим детям. Личное дворянство не имеет степеней.
Потомственные дворяне, согласно способу приобретения своего звания, подразделяются на шесть разрядов: в первую книгу, или первый разряд, велено записывать лиц, которые пожалованы в дворянское достоинство монархом; это так называемое действительное дворянство; во вторую книгу вносятся лица, приобревшие дворянство чинами по службе военной; в третью - дворяне по чинам, полученным на гражданской службе; к четвертому разряду отнесено так называемое иностранное дворянство, то есть те дворянские роды, которые вышли из иностранных государств и были признаны в своем дворянском достоинстве русскими государями; пятый разряд составляют титулами отличенные роды*(694); в шестую книгу записываются древние благородные дворянские роды.
Древним родом жалованная грамота признавала всякий дворянский род, могущий доказать свою принадлежность к дворянскому сословию в течение ста лет; при этом предполагается, что первоначальное происхождение дворянского рода скрыто во мраке времени. Столетний срок считается до момента издания жалов. двор. гр.*(695). Следовательно, появление новых древних дворянских родов невозможно.
Ни жалованная дворянская грамота, ни Свод законов не проводят никакого юридического различия между поименованными разрядами дворян. Различие между ними проявляется разве только в учебном ведомстве; уставами наших привилегированных учебных заведений: пажеского корпуса, лицея и училища правоведения - разрешено принимать сюда только детей лиц, записанных в шестую родословную книгу дворянства, и сыновей чиновников не ниже четвертого класса.
б) Способы приобретения дворянства
§ 239. Первоначальных способов приобретения потомственного дворянского звания, т. е. имеющих значение для первого приобретателя дворянства, три: пожалование, получение чина и пожалование российского ордена.
Пожалование от монарха не может быть определено никакими юридическими условиями, так как это есть акт милости. Монарх может возводить в дворянское состояние всякое лицо, оказавшее какие-либо услуги государю и государству.
Порядок приобретения дворянства чином обставлен различными требованиями, которые с издания Табели о рангах постепенно повышались нашим законодательством. По Табели о рангах каждое лицо, получившее на военной службе первый обер-офицерский чин, приобретало вместе с тем потомственное дворянство. Лица, состоящие на гражданской службе, с получением первого классного чина переходили в разряд личных дворян. Чин коллежского асессора сообщал право потомственного дворянства. Эти начала удержаны в общих чертах жалованною дворянскою грамотою и оставались без изменения до царствования императора Николая I. Правда, по проекту графа Сперанского, утвержденному императором Александром I, доступ к потомственному дворянству был несколько затруднен тем, что для получения чина коллежского ассессора предписывалось сдать особенный экзамен. Но мера эта вызвала всеобщее неудовольствие и была скоро отменена*(696).
Условия приобретения дворянства через чин изменены манифестом 1845 г. На основании новых правил первый классный чин по службе гражданской давал право на почетное гражданство. Лица, получившие чин девятого класса при отставке, делались личными дворянами. Чин пятого класса на действительной службе сообщал право потомственного дворянства. В 1856 г. эти условия вновь подверглись изменению и выразились в 19 ст. IX т. Св. ак. На основании последней потомственное дворянство приобретается на действительной службе военной - получением чина полковника, по флоту - капитана 1-го ранга, по гражданской службе - чином действительного статского советника. Эти чины дают дворянство сами собою, "без особливого подтверждения в сем состоянии"*(697).
Пожалование орденом также считается одним из условий приобретения дворянского состояния. В жалованной грамоте к числу доказательств, свидетельствующих о принадлежности лица к дворянам, отнесен и тот факт, что "кавалерский российский орден особу украшал"*(698). По 36 ст. IX т. Св. Зак., потомственное дворянство приобретается пожалованием российского ордена. При этом не поясняется, какие именно ордена и каких степеней имеет в виду означенная статья. Относящиеся сюда условия можно вывести как из статутов орденов, так и из различных постановлений об отдельных правах состояния.
Некоторые ордена безусловно сообщают право потомственного дворянства. Так, напр., орден Св. Владимира, даваемый за особые заслуги, по статуту этого ордена, без различия степеней, ведет к потомственному дворянству. Затем, все ордена первой степени (Андрея Первозванного, Александра Невского и Белого Орла) дают потомственное дворянство, потому что они жалуются только лицам первых трех классов. Относительно низших степеней, Анны и Станислава, законодательство наше долго колебалось, пока не установилось того общего правила, что пожалование орденов Станислава и Анны второй и третьей степеней сообщает личное дворянство.
Независимо от этого, наше законодательство устанавливает известные ограничения по разрядам лиц, которые могут быть пожалованы орденами. Так, наприм., все лица, принадлежащие к римско-католическому духовенству, какой бы орден они ни получили, приобретают через это только личное дворянство. Те же последствия установлены и для чинов башкирского войска. Лица купеческого звания, вследствие пожалования их орденами, получают права почетного гражданства*(699).
К специальным условиям приобретения потомственного дворянства надо отнести следующие. Когда отец и дед состояли на службе и приобрели на ней чины, дающие звание личного дворянства, и служили не менее 20 лет каждый, то внуку, по достижении 17-летнего возраста, при поступлении на службу, дозволяется просить о возведении его в потомственные дворяне. Затем, о возведении в потомственное дворянство могут просить старшие султаны сибирских калмыков, прослужившие три трехлетия по выборам*(700). Что касается иностранных дворян, т. е. лиц, имеющих диплом на дворянское звание от чужеземных государей, то они могут просить о признании их русскими дворянами: во-1-х, в случае каких-либо услуг, оказанных ими на службе русскому государю и государству; во-2-х, под непременным условием принятия русского подданства*(701). Без этого последнего условия иностранец не приобретает дворянства, хотя бы он состоял на службе и получил чин, дающий право быть дворянином.
§ 240. Дворянское состояние сообщается рождением и браком*(702).
Лица, приобревшие потомственное дворянство одним из указанных выше способов, передают его всем своим законным детям. До 1874 т. наше законодательство распространяло, однако, силу этого правила только на тех лиц, которые родились после приобретения их отцом прав дворянского состояния. В особенности же это ограничение касалось лиц, вышедших из податного состояния. Они не сообщали дворянства тем из детей своих, которые родились в податном состоянии. Высочайше утвержденным мнением Государственного совета, 4 апреля 1874 г., эти ограничения отменены как по отношению к дворянству, так и относительно почетного гражданства. Ранее еще этого они были отменены по отношению к духовенству. Таким образом, каждое лицо, ставшее в привилегированное по своему званию положение, сообщает его своим детям, в каком бы состоянии они ни родились.
Наше законодательство предусматривает и тот случай, когда лицо утверждается в чине действительного статского советника после своей смерти. В этом случае дворянство сообщается детям умершего под тем только условием. чтобы лицо, получившее чин, приобрело его на действительной службе и затем, по годам своей службы, имело законное право на этот чин. Те же правила соблюдаются и при пожаловании орденом*(703).
Дворянское звание сообщается браком жене, из какого бы состояния она ни происходила*(704). Правила, установленные относительно сыновей в случае смерти их отца, применяются и относительно жены и дочерей*(705).
§ 241. Что касается способов приобретения личного дворянства, то по Табели о рангах оно сообщалось первым классным чином, полученным на гражданской службе. Манифест 1845 г. видоизменил эти условия. В настоящее время личное дворянство приобретается, во-1-х, через пожалование по особенному Высочайшему усмотрению*(706); во-2-х, получением на действительной службе: военной - чина обер-офицера, гражданской - чина 9-го класса или при отставке чина действительного статского советника, полковника или капитана 1-го ранга; в 3-х, через пожалование орденов - Анны второй, третьей и четвертой степеней, Станислава - второй и третьей степеней.
Личное дворянство составляет принадлежность только того лица, которое его получило. Оно не может распространяться на детей. Закон делает исключение из этого правила в пользу жены на том основании, что она следует по состоянию своего мужа. Брак личного дворянина на недворянке сообщает ей право личного дворянства, которое не утрачивается ею и по выходе замуж за лицо недворянского происхождения. Затем личный дворянин, при соблюдении известных условий, может ходатайствовать о возведении в дворянство одного из своих сыновей*(707). Вообще же, дети личного дворянина получают право почетного гражданства*(708).
Б. О приобретении прав духовного состояния
§ 242. Наше духовное сословие с давних времен разделяется на 1) монашествующее, или черное, и 2) белое, или приходское духовенство. Эти два разряда духовных лиц различаются Сводом законов, и различие их отражается, между прочим, на приобретении прав духовного состояния.
а) О поступлении в монашествующее духовенство
§ 243. Черное духовенство состоит из лиц, которые по закону, как каноническому, так и светскому, отреклись от мира и прекратили с ним все отношения. Наше законодательство признает силу монашеских обетов. Юридические последствия принятия монашества выражаются в прекращении для монашествующего всех его имущественных отношений к частным лицам и финансовых обязанностей к государству. Ввиду важности этих последствий, законодательство обставляет поступление в монашество известными ограничительными условиями:
1) В прежнее время принятие монашеского сана обусловливалось разрешением Святейшего Синода. Это правило вошло и в Свод законов*(709), но впоследствии было отменено*(710). В настоящее время пострижение в монашество поставлено в зависимость от согласия епархиального архиерея.
2) Лица, желающие поступить в монашество, должны иметь определенный возраст, именно - мужчины 30, а женщины 40 л.*(711). В этом возрасте предполагается вполне строгое отношение лица ко всем своим действиям.
3) Законодательство требует, чтобы принятие монашеского обета не принесло ущерба семейным отношениям постригающегося, гражданским обязательствам и интересам самого государства. Поэтому желающие принять монашество, буде они принадлежат к податному классу, должны иметь увольнительные приговоры от своих обществ, которые выдаются только в том случае, если на этих лицах нет казенных и частных взысканий, если они не состоят на воинской очереди и если родители их согласны на такой приговор*(712). Служащие должны представить увольнение от своего начальства. Затем, безусловно воспрещается принимать в монашество мужа при живой жене, впредь до расторжения брака на законном основании. Если муж и жена желают постричься вместе, то принимается в расчет, нет ли у них детей, не достигших совершеннолетия. Запрещено также принимать малолетних детей, которые в старину часто отдавались в монастыри, и лиц, обязанных долгами и состоящих под судом*(713).
Как ни строги эти условия, тем не менее наше законодательство дает возможность на поступление в монастыри даже в противность тем ограничениям, которые указаны выше. Оно дозволяет епархиальным архиереям своею властью и по собственному усмотрению разрешать принятие известного лица в монастырь в качестве послушника*(714).
б) Приобретение прав белого духовенства
§ 244. Поступление в белое духовенство разрешается лицам всех вообще свободных состояний*(715). Но затем наше законодательство проводит существенное различие между податными и неподатными классами. На основании 270 ст. IX т. Св. зак., "лица податных состояний допускаются к поступлению в белое духовенство не иначе как по удостоверению епархиального начальства: 1) в недостатке по его ведомству лиц духовного звания к замещению должностей, 2) в том, что поведение и образование желающего поступить в оное соответствуют духовному званию". Эта статья закрыла доступ в духовное звание лицам из податного класса или, по крайней мере, сделала его затруднительным. Исключение из этого правила установлено только для Якутской и Приморской областей Восточной Сибири, где дозволено принимать в духовное звание туземцев податного состояния*(716). Вообще, духовное звание приобретается посвящением в одну из степеней священства. По закону 1869 г., к духовным должностям отнесена также должность псаломщика. Затем, права белого духовенства приобретают лица, принятые в число штатных церковников (дьячков, пономарей и др.).
Духовное состояние сообщается через брак жене и через рождение детям. По ст. 272, "священно- и церковнослужители через законный брак сообщают права их состояния своим женам, которые сохраняют сие звание и во вдовстве, пока не переменят оного новым замужеством". Редакция этой статьи не совсем ясна. Из нее не видно, что собственно должно разуметь под новым браком: замужество ли с лицом высшего состояния, или брак с человеком податного класса?
Это сомнение должно бы разрешаться 5 ст. IX т. Св. зак., относящеюся ко всем состояниям. Здесь говорится:
"Муж высшего состояния сообщает права сего состояния жене, если она только не из лиц, лишенных по судебным приговорам всех прав состояния или всех особенных, лично и по состоянию присвоенных им, прав и преимуществ. Жена не сообщает своего состояния ни мужу, ни детям; но сама, в определенных законом случаях. сохраняет, вполне или с некоторыми ограничениями, права высшего состояния, если они принадлежали ей до замужества, по происхождению, или приобретены ею через брак".
Но сила 5-й статьи ограничивается, по-видимому, в применении к духовенству. Именно разд. II т. IX Св., в отделе о правах духовенства, постановлял между прочим, что освобождение священнослужителей от телесного наказания распространяется и на их жен и вдов, "доколе сии последние новым супружеством состояния своего не переменят"*(717). Постановление это утратило свое специальное значение ввиду освобождения от телесного наказания лиц женского пола вообще*(718). Но дух, в котором оно было составлено, изъясняет 272 ст. в том смысле, что вдовы духовных лиц, через второе замужество с лицом низшего состояния, теряют прежние права.
Священно- и церковнослужители сообщают известные права состояния и своему законному потомству. По закону 1869 г. дети их не обязаны, как прежде, избирать себе рода жизни. Они принадлежат, по самому праву рождения, к потомственным почетным гражданам*(719). Дети причетников, не имеющих ученых степеней и звания, по окончании полного курса в семинарии и академии приобретают права личного почетного гражданства*(720).
B. Условия приобретения прав городских обывателей
§ 245. Мысль Екатерины II создать городское общество, в смысле юридического лица, осуществилась не вполне. Относительно условий участия в общественном управлении города, действительно, все лица, принадлежащие к составу городских обывателей, образуют однородную массу граждан. Но, по отношению к отдельным правам состояния, наш закон различает понятие городского обывателя вообще от так называемых городских обывателей в особенности. Права городских обывателей вообще приобретаются: а) давнею оседлостью, причем предполагается, что и предки данного лица принадлежали к этому разряду горожан; б) рождением; в) поселением; г) местом нахождения недвижимой собственности; д) запискою в гильдии и цехи и е) отбыванием в пользу города службы или повинности*(721). Из этой массы городских обывателей вообще выделяются городские обыватели в особенности. К ним относится совокупность тех лиц, которые, по правам своего состояния, образуют разряд так называемых среднего рода людей*(722). Сюда входят: 1) почетные граждане, 2) гильдейское купечество, 3) ремесленники или цеховые, 4) мещане или посадские и, наконец, 5) в некоторых городах западного края так называемые вольные люди, а в столицах - рабочие. - Эти разряды лиц составляют собственно класс городских обывателей*(723).
До издания городового положения 1870 г. это означало, что только лица, причисленные к среднему роду людей, пользуются правами городских обывателей личными и по имуществу и одни только участвуют в общественном управлении. Они составляли как бы городскую корпорацию, которой вверялось управление городом. Вот почему наше городское управление до 1870 г. имело совершенно сословный характер. Участие в городских выборах обусловливалось принадлежностью к одному из разрядов городских обывателей в особенности. Дворянин или лицо духовного звания могли иметь в городе собственность, нести с нее различные повинности в пользу города и, несмотря на это, не пользовались правом участия в городском управлении. А между тем как приведенная статья, так и Городовое положение 1785 г. вовсе не имели того смысла, какой придало им наше законодательство. Отдавая управление городом исключительно в руки "среднего рода людей", оно смежало права личные, принадлежащие каждому состоянию лиц особо, с правами корпоративными, общественными. Личные права городских обывателей, конечно, должны принадлежать тем разрядам лиц, которых сам закон относит к "действительным гражданам". Лица других званий, имеющие в городе собственность, оседлость и т. п., сохраняют права своего состояния, но через это не лишаются права участия в местном управлении. Допустить противное было бы несправедливо по той причине, что городское общественное управление организуется ввиду удовлетворения разным хозяйственным нуждам и пользам города и его благоустройства, т. е. таких интересов, которые одинаково близки всем городским обывателям безотносительно к их сословным различиям. Притом, 425 ст. причисляет лиц, поименованных в 423 ст., к составу городского общества; следовательно уже самая логика требовала признания за ними права участия в общественном управлении города. Новое городское положение изменило значение 425 ст. В настоящее время городовое общество, со стороны участия его в общественном управлении, слагается из всей массы лиц, владеющих в городе собственностью, обложенною какими-либо сборами в пользу городской казны (1 ст. гор. пол.). 425 ст. имеет ныне практическое применение только в том смысле, что права личные и по имуществу городских обывателей принадлежат исключительно тем лицам, которые составляют сословие среднего рода людей.
а) Почетные граждане
§ 246. Почетное гражданство учреждено в 1832 г. Сущность его заключается в том, что лицам, входящим в состав этого звания, предоставляются известные личные льготы первостатейного купечества, без предварительной записки в гильдии. Вот почему права почетного гражданства могут сообщаться потомственно.
Идея почетного гражданства находится в теснейшей связи с идеями именитого гражданства, установленного еще Екатериной II.
При этом Екатерина имела в виду возможность образования в России особого рода среднего состояния, по примеру среднего сословия Западной Европы, в особенности Франции.
Почетное гражданство разделяется на потомственное и личное*(724). Рассматривая условия приобретения потомственного почетного гражданства, надо различать, во-1-х, между способами первоначального приобретения и, во-2-х, способами производными, по рождению.
1) Закон знает некоторые разряды лиц, которые, по самому своему рождению, записываются в потомственное почетное гражданство. Сюда относятся: а) законные дети личных дворян; б) дети священнослужителей, в каком бы звании они ни родились*(725); в) дети церковнослужителей, если последние окончили полный курс в академии или семинарии с известными степенями или званием; г) дети чиновников, получивших известные ордена, сообщающие личное дворянство.
2) Некоторые лица пользуются правом ходатайствовать*(726) о причислении себя к потомственным почетным гражданам. Эта привилегия установлена для лиц торгового сословия, ради поощрения тех, которые состояли в торговом звании беспорочно в течение многих лет и приобрели себе известное отличие от правительства за услуги, оказанные государству. О причислении к потомственному почетному гражданству могут ходатайствовать: а) коммерц- и мануфактур-советники, их вдовы и дети; б) лица, получившие орден после указа 1826 г., 30 октября; в) купцы, пробывшие 20 лет в первой гильдии*(727) и г) лица купеческого звания, получившие вне порядка службы чин. Эта льгота распространяется и на лиц, имеющих ученые степени доктора или магистра, приобретенные в одном из русских университетов, на артистов и художников, по истечении известного срока после получения диплома, и на иностранных ученых и художников.
Личное почетное гражданство приобретается, во-первых, образованием*(728), во-вторых, рождением*(729), в-третьих, чинами, полученными на гражданской службе*(730). Самое зачисление в почетное гражданство производится через Правительствующий Сенат*(731).
Лица, имеющие права потомственных почетных граждан, передают свое звание детям и женам; личное почетное гражданство составляет индивидуальную принадлежность того, кто им пользуется, - оно не сообщается детям. Последние, на основании общих постановлений, обязаны избрать себе род жизни, т. е. приписаться к одному из податных состояний, если они по образованию или по другим условиям не приобрели права причислиться к привилегированным сословиям.
б) Купечество
§ 247. Купеческое состояние, по самому существу своему, не наследственно; оно не может сообщаться рождением. Приобретение его условливается взятием установленного торгового свидетельства. Вообще, свидетельства на право торговли разделяются на два разряда: на свидетельства купеческие и промысловые. Первые отличаются тем, что кроме прав торговых, т. е. права производить торговлю в тех или других размерах, сообщают еще права купеческого состояния. За некоторыми исключениями, купеческие свидетельства могут выдаваться всем лицам*(732), под условием платежа особой пошлины. Закон различает два рода сборов за право торговли: купцы первой гильдии должны платить повсеместно 265 p., лица, записанные во вторую гильдию, вносят плату по особенным пяти разрядам местности, где они производят торговлю. Купечество пользуется особыми правами, исчисленными как в IX т. Св. зак., так и в торговом уставе.
Если купеческое звание не наследственно, т. е. не сообщается потомству, то, с другой стороны, в одном купеческом свидетельстве может быть записано очень много лиц, связанных между собою известными родственными отношениями. Здесь могут числиться: 1) жена*(733); 2) сыновья неотделенные, т. е. не взявшие самостоятельно купеческих свидетельств; 3) незамужние дочери; 4) усыновленные приемыши до совершеннолетия*(734); по достижении же совершеннолетнего возраста они обязаны или приписаться к тому состоянию, к которому принадлежат по рождению, или взять самостоятельное купеческое свидетельство; 5) внуки от сыновей; 6) незамужние сестры; 7) дети от первого брака - сыновья до совершеннолетия, а дочери до замужества*(735). В случае смерти главы семейства, юридическое положение тех лиц, которые числились в одном с ним свидетельстве, видоизменяется. Если после умершего остались несовершеннолетние и малолетние дети, им предоставляется право, через своих опекунов, взять общее на всех свидетельство*(736). Взрослые сын или дочь, по смерти отца, могут перевести его свидетельство на свое имя и записать сюда всех лиц, подходящих под правила 67 ст.*(737). Счет родственных отношений идет в этом случае от них, а не от лица умершего родителя; вследствие этого многие лица должны отпасть сами собою. В полном своем составе они могут сохраниться только в том случае, когда вдова покойного возьмет купеческое свидетельство на свое имя*(738). Если отец при жизни передаст торговлю в руки одного из своих сыновей, то он может быть записан в одно с ним свидетельство*(739).
Признавая купеческое состояние ненаследственным, "Положение о пошлинах" установляет, однако, различие между а) лицами мужского пола и б) лицами женского пола. Первые, с выбытием из купеческого свидетельства, перестают пользоваться как торговыми, так и личными правами, пока не возьмут торгового свидетельства на свое имя. Вторые (вдова и дочери), оставшись вне купеческого свидетельства, сохраняют личные, принадлежавшие им по свидетельству, права; но они не могут пользоваться торговыми правами, пока не возьмут установленного свидетельства на свое имя*(740). Права купеческого состояния сообщаются и усыновлением. Порядок усыновления обставлен следующими условиями:
1) Право усыновления принадлежит купцу, купеческому брату или сыну, числящимся в купеческом свидетельстве и не имеющим детей.
2) Предметом усыновления может быть приемыш, находящийся на воспитании у одного из означенных лиц.
Притом приемыш должен быть или подкидышем неизвестного происхождения, или воспитанником, отданным его родителями на воспитание усыновляющему. Следовательно, лица, означенные в 1-м п., не могут усыновить своих собственных незаконнорожденных детей.
3) Окончательное разрешение на усыновление дается Правительствующим Сенатом.
4) Усыновленные указанным порядком вступают во все права законных детей усыновивших их лиц. Исключения установляются, однако, для купцов, имеющих звание потомственного почетного гражданства. Они могут сообщать усыновленным права состояния купечества, но не почетного гражданства, которые приобретаются исключительно порядком, указанным выше*(741).
в) Мещане
§ 248. Мещанское общество каждого города представляет совокупность податных лиц, связанных круговой порукой для обеспечения исправного отбывания в пользу государства податей и повинностей. Ясно само собою, что приписка к податному сословию обставлена иными требованиями, чем приобретение прав привилегированных состояний. Во-первых, по общему принципу нашего законодательства, каждое лицо, не принадлежащее к одному из привилегированных званий, обязано избрать себе род жизни, т. е. причислиться к какому-нибудь податному классу. Эта обязанность простирается на всех лиц, не лишенных прав состояния по судебному приговору, ссылкою в Сибирь. Но, с другой стороны, каждое податное общество, как совокупность лиц, связанных круговой порукой по отношению к отбыванию государственных повинностей, обязанных содержать бедных, следить за нравственностью членов общества и имеющих право исключать из своей среды лиц явно порочных, - самим законом ставится в возможность делать выбор между желающими поступить в его состав. Необходимость примирить эти два противоположные начала и определяет постановления нашего законодательства об условиях приписки к податному сословию. По общему правилу, к городскому состоянию могут приписываться все лица, имеющие право или обязанность избрать себе род жизни. Но для зачисления в мещанское общество требуется: а) увольнительный приговор от того податного класса, в котором прежде состоял желающий причислиться, и б) приемный приговор мещанского общества.
На основании 437 ст. IX т. Св. зак. (по прод. 1871 г.), в тех местностях, где приведено в действие новое городовое положение, на причисление к городскому состоянию требуется согласие подлежащего мещанского или ремесленного общества. Все дела этого рода производятся через ремесленную и мещанскую управы. - Но, затем, закон указывает целый ряд лиц, которые, при известных условиях, могут приписываться к мещанству без приемного приговора от мещанского общества. Во-1-х, мещанское общество не вправе отказать в приеме тем лицам, которые внесут годовую подать вперед. Женщины точно так же освобождаются от испрошения приемного приговора*(742). Затем, сюда относятся - ямщики, уволенные из этого звания*(743), питомцы воспитательного дома, незаконнорожденные, не приписанные ни к какому податному состоянию, иноверцы, принявшие православие, лица бывшей польской шляхты, дети приказнослужителей, уволенные церковники, получившие отставку нижние воинские чины, и исключенные из придворного ведомства*(744). Все эти лица обязаны, однако, 1) внести вперед годовую подать; 2) представить за себя поручительство нескольких благонадежных граждан, мнения которых принимаются в расчет мещанскою управою при перенесении дела на сход мещанского общества. Кроме того, означенные лица подлежат условиям предварительного водворения. Если в течение срока испытания за ними окажутся какие-либо явные пороки или экономическая несостоятельность, общество может отказать в приеме.
Мещанское звание наследственно. Оно сообщается жене, если она не принадлежала к высшему сословию, и детям. Затем, мещане могут передавать права своего состояния подкидышам и приемышам через приписку их к своим семействам*(745).
г) Цеховые
§ 249. Ремесленное общество не везде подразделяется на цехи; в некоторых местностях, где введено упрощенное цеховое устройство, оно существует без подразделения на разряды, составляет однообразную массу ремесленников. Приобретение прав цехового обставлено, во-1-х, общими условиями поступления в мещанское состояние, к которому собственно и причисляются цеховые; во-2-х, началами ремесленной полиции, во имя которой учреждены цехи, следующими особыми требованиями ремесленного устава, без соблюдения которых никто не может быть принят ни в число полноправных граждан цеха мастеров, ни в подмастерья.
Цехи подразделяются на вечные и временные. Приписка к первым совершается на неопределенное время. Зачисление во временный цех может быть произведено, во-1-х, без изменения прав состояния, во-2-х, оно, по существу своему, срочно. - Условия поступления в цеховые определяются именно тем, на каких основаниях лицо желает принадлежать к ремесленному обществу. На неограниченное время могут поступать сюда те лица, которые имеют право зачислиться в мещанство. С этой стороны приписка к цеху обставлена теми же самими условиями, как и поступление в мещанское общество. От лица, желающего причислиться к вечному цеху, требуется увольнительное свидетельство от прежнего общества и приемный приговор общества ремесленного. Самая процедура приписки производится через ремесленную управу, состоящую под заведыванием ремесленного старшины*(746). Для приобретения звания мастера известного ремесла лицо подвергается особому предварительному испытанию.
Временно, без перемены прав состояния, в цехи могут записываться: 1) мещане и разночинцы; 2) крестьяне на срок своих паспортов и 3) иностранцы*(747). Купцам дано то преимущество, что они могут приписываться к цеху и производить разного рода ремесла при помощи работников, не изменяя своего состояния*(748). В этом случае купец, не становясь цеховым, имеет право самостоятельно управлять своим заведением; но не должен держать учеников, так как для этого требуется приобретение звания мастера. При вступлении в цех ремесленник приносит особую присягу*(749).
Г. Порядок приобретения прав сельских обывателей
§ 250. До 1861 г. вся масса сельских обывателей подразделялась на многочисленные разряды; они различались по земле, на которой были поселены, и по тяглу, к которому были приписаны. Наиболее крупное деление составляли: а) крестьяне, водворенные на землях казенных, и б) крестьяне, приписанные к землям частных владельцев. Первые носили общее наименование государственных крестьян, вторые назывались помещичьими или крепостными крестьянами. В состав тех и других входили более мелкие подразделения. Некоторые крестьяне были поселены на землях монастырей и архиерейских домов и отбывали в их пользу разные повинности - это крестьяне монастырские и архиерейские. Далее, со времени Петра Великого, крестьяне приписывались к различным коллегиям, казенным фабрикам и заводам. Приписанные к адмиралтейств-коллегии для охранения лесов, принадлежащих казне, назывались лашманами. Затем, ямщики составляли особенное общество для отбывания государственного ямского тягла. Они существовали в Новгородской, Петербургской, Псковской и Тверской губерниях. В Западном крае те из крестьян, которые несли службу при польских королях, назывались панцырными боярами. В царствование Алексея Михайловича образовался особый разряд сельских обывателей, под именем пахотных солдат и т. д. - Крестьяне, водворенные на владельческих землях, точно так же носили разные наименования, смотря по степени зависимости от помещика, по месту поселения, губерниям, областям и т. п. Особенный разряд сельчан отбывал повинность непосредственно на содержание императорской фамилии, это именно удельные крестьяне*(750).
После издания Положения 19 февраля 1861 г. разнообразие разрядов сельских обывателей значительно сокращено. Образцовое управление, выработанное Положением 19 февраля для крестьян, вышедших из крепостной зависимости, по мысли законодателя, должно было распространиться и на другие разряды государственных крестьян. Вследствие этого главному комитету по устройству сельского состояния в России*(751) вменено в обязанность выработать единообразные условия для крестьян всех наименований. Указом 18 января 1866 г. все крестьяне разных наименований, состоявшие в заведывании министерства государственных имуществ, в губерниях, управляемых на общем основании, были переданы в ведение общегубернских и уездных установлений, а также местных по крестьянским делам учреждений, на следующих основаниях:
1) Означенные крестьяне сохраняют все те права, коими они пользовались до издания постановления 18 января 1866 г., а равно не отменяются и те особые преимущества, которые дарованы некоторым из состоящих в ведении управления государственными имуществами разрядам сельских обывателей, на основании особых о каждом из них положений.
Сюда относятся: панцырные бояре, однодворцы и многие другие сельские обыватели, получившие особые привилегии еще при прежней разверстке сословий.
Многие из отдельных разрядов лиц, причислявшихся в прежнее время к служилому классу, при размещении по новым сословиям не могли доказать своей принадлежности к дворянству. Поэтому они были отчислены в разряд податных состояний, но на особых правах. Эти привилегированные классы крестьян, конечно, не могли распространяться дальше, т. е. приписка к ним новых лиц невозможна.
2) В селениях означенных (государственных) крестьян образованы сельские общества и волости, на основании Положения 19 февраля*(752). Отсюда понятно, что и порядок приобретения прав состояния государственных крестьян поставлен в те же условия, как и приобретение прав сельского состояния для крестьян, вышедших из крепостной зависимости.
В 1862 и следующих годах постепенно уничтожаются различные привилегии и других разрядов крестьян. Так, напр., коннозаводские крестьяне уравниваются во всех своих правах с крестьянами государственными*(753).
Той же участи подверглись пахотные солдаты, охтенские поселенцы и лашные крестьяне. Ямщики также получили общее устройство со всеми другими разрядами сельских обывателей*(754). Следовательно, в настоящее время можно говорить приблизительно об общем порядке приобретения прав крестьянского состояния, указанном в Положении 19 февраля 1861 года*(755).
Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, установляет двоякий род поступления в разряд сельских обывателей. Оно различает: 1) поступление в разряд сельских обывателей вообще и 2) приобретение прав сельского состояния, с причислением поступающего лица к составу определенного сельского общества.
Крестьянство, как совокупность податных обществ, члены которых связаны между собой круговою порукою при отбывании государственных повинностей, должны иметь известное ручательство в том, что лицо, желающее приписаться к данному сельскому обществу, не затруднит его по отбыванию повинностей. Притом общество обязано наделить вновь поступающего члена известным участком земли. Отсюда понятно, что каждое лицо, приписывающееся к сельскому обществу, должно заручиться согласием этого последнего на принятие; это согласие выражается в формальном приемном приговоре*(756).
Некоторые разряды лиц могут, однако, приписываться к сельским обществам и без приемного приговора. Сюда относятся крестьяне-собственники, т. е. те из сельских обывателей, которые, не принадлежа к определенному сельскому обществу или выйдя из него, приобрели себе самостоятельно участки земли на праве личной собственности. Такие крестьяне могут приписываться для отбывания государственных податей и повинностей к известным сельским обществам прямо через волостного старшину, но с тем условием, чтобы владеемые ими участки земли не были ниже нормального крестьянского надела, как он определен Положением 19 февраля, и не отстояли далее 15 верст от того общества, к которому приписывается лицо*(757).
Затем, положение о крестьянах знает разряд лиц, которые могут, не причисляясь к сельскому обществу, прямо приписываться к волостям. Эта самостоятельная приписка к волости установляется, во-1-х, для нижних военных чинов, как отставных, так и бессрочно-отпускных; во-2-х, для лиц всех вообще свободных податных состояний, мещан, бывших дворовых людей и т.д.*(758).
Причисление к волостям обставляется некоторыми общими для всех лиц податных состояний условиями и некоторыми льготными условиями для особых разрядов податных людей.
От всех лиц податного состояния требуется: 1) увольнительный приговор от того общества, где они состояли прежде. Приговор об увольнении выдается по свидетельству волостного старшины той волости, к которой желает приписаться лицо, в том, что волостной сход согласен принять поступающего; 2) для окончательного перечисления из одного оклада в другой необходим приемный приговор волостного суда, который представляется в казенную палату. Особенные льготы установлены для безземельных крестьян и дворовых людей. Они могут приписываться ко всякой волости без увольнительного приговора от прежних своих обществ. Кроме того, если они желают вновь поступить в ту волость, где состояли прежде, то не требуется и предварительного согласия волостного схода*(759).
Крестьянское состояние сообщается, во-1-х, всем законным детям податного лица; во-2-х, жене, если она не принадлежала к одному из привилегированных сословий; в-3-х, приемышам, следовательно, и незаконнорожденным детям, лишь бы они были приписаны к семейству крестьянина*(760).
Глава вторая. Об утрате, ограничении, восстановлении и перемене прав
состояния
§ 251. Потеря и ограничение прав состояния являются последствиями судебного приговора за преступление. По общему правилу, изображенному в 9 ст. IX т. Св. зак., "никто не может быть лишен прав состояния или ограничен в сих правах иначе как по суду за преступление".
Лишение и ограничение прав состояния впервые введено в наше законодательство Петром Великим. Уложение царя Алексея Михайловича не знало такого наказания. В то время самые тяжкие преступления не влекли за собой извержения из гражданского общества. С Петра Великого явилось так называемое шельмование. То начало, о котором говорит 9 ст. IX т. Св. зак., ясно выражено в дворянской жалованной грамоте и городовом положении Екатерины II. Отсюда оно перешло в другие части законодательства, касающиеся прочих состояний*(761). Приговор о лишении прав состояния поражает исключительно то лицо, по поводу которого он состоялся. Он не простирается ни на жену, ни на детей осужденного, если они не участвовали в соделанном им преступлении. Эти лица сохраняют права своего состояния даже в том случае, если они последуют в ссылку за своим отцом или мужем*(762).
Ограничение в правах состояния имеет последствием утрату права: а) поступать в государственную или общественную службу*(763); б) быть свидетелем; в) третейским судьей; г) опекуном или попечителем и д) поверенным в чьих либо делах*(764). Кроме этих общих последствий, ограничение в правах состояния влечет за собой и утрату прав привилегированного состояния. По ст. 238 IX т. Св. зак. "преступления, разрушающие дворянское достоинство, суть те, за которые виновные приговариваются к лишению всех прав состояния или к потере всех особенных, лично и по состоянию обвиняемого присвоенных ему, прав и преимуществ". То же самое относится и к почетным гражданам*(765). Уложение о наказаниях подтверждает, что, с потерею всех особенных прав и преимуществ, обвиняемый лишается почетных титулов, дворянства, чинов и всяких знаков отличия*(766). Кроме того, ему воспрещается "записываться в гильдии и получать какого-либо рода свидетельства на торговлю"*(767).
От потери всех особенных прав и преимуществ законодательство наше отличает еще потерю некоторых личных прав и преимуществ. Наказание это далеко не равномерно для лиц отдельных состояний. Так, для священнослужителей оно ведет за собою утрату духовного звания навсегда, а для церковнослужителей - исключение из духовного звания. Для лиц прочих состояний означенное наказание состоит в ограничении права вступать в государственную службу (для дворян), также участвовать в выборах и занимать общественные должности*(768).
От потери и ограничения прав состояния должно отличать приостановку этих прав. Она имеет место по отношению к личным правам и преимуществам: 1) вследствие безумия или сумасшествия, законным порядком засвидетельствованного; 2) по причине так называемого безвестного отсутствия. Некоторые общественные права приостанавливаются по отношению к лицам, находящимся под следствием и судом, и несостоятельным должникам, которые впредь до определения рода несостоятельности, лишаются права участвовать в общественных выборах. Подобные же последствия влечет за собою исключение из состава дворянских, мещанских и сельских обществ за пороки*(769). Лица, подвергшиеся исключению по приговорам своих сословных обществ, не могут участвовать в земских избирательных съездах*(770), в городских выборах*(771) и дворянских собраниях*(772).
§ 252. Восстановление права состояния, утраченного по суду за преступление, зависит от верховной власти, которая одна облечена правом помилования. В качестве акта свободного милосердия, объем и порядок восстановления прав не подчиняются никаким легальным условиям; пределы и пространство восстановления прав определяются каждый раз особо, в самом акте помилования, который и является сингулярным законом, простирающим свое действие или на одно лицо, или на определенный разряд лиц*(773).
Исключительные права верховной власти в этом отношении определены еще законодательством Петра Великого. Именно 18 ст. Табели о рангах постановляла следующее: "Те, которые за тяжкие преступления отставлены, публично на площади наказаны или хотя только обнажены или пытаны были, оные лишены от имевшего титла и ранга, разве они от Нас за какие выслуги паки за собственною Нашею рукою и печатью в совершенную их честь восстановлены: и о том публично объявлено будет"*(774) В том же году были опубликованы правила "О публичном прощении" офицеров*(775). Затем, в 1730 г., в инструкции канцелярии конфискации, было объяснено, что хотя суды и коллегии могут на основании законов налагать штрафы, "однако ж облегчение и отставление штрафов токмо от Е. И. В. высочайшей власти зависит, ибо сие к случаям милости принадлежит и часть права помилования в себе содержит"*(776). Эти и следовавшие за ними постановления в Уложении о наказаниях*(777) Уложение о наказаниях признает тот общий принцип, что помилование может быть только действием монаршего милосердия, а потому исходит непосредственно от верховной власти. "Сила и пространство действий сего милосердия, как изъятия из законов общих, определяются в том самом высочайшем указе, коим смягчается участь виновных или же даруется им совершенное прощение".
§ 253. Перемена прав состояния вытекает из факта перехода лица в другое сословие. Условия перехода из одного состояния в другое касаются главным образом лиц податных классов и духовенства, как белого, так и монашествующего.
а) Условия выхода из духовного звания
1) Наше законодательство признает юридическую силу монашеских обетов. Права и обязанности, вытекающие из этих обетов по отношению к государству, считаются принудительными для самих монахов. Вот почему выход из монашеского звания влечет за собою невыгодные последствия. На основании 254 ст. IX т. Св. зак. По просьбам о сложении монашества поступается следующим образом: 1) просящий о снятии монашеского сана увещевается о сохранении обета, во-первых, через монастырского настоятеля с старшею братиею; во-вторых, через особенно от епархиального начальства назначенных по дознанной способности лиц; в-третьих, в полном присутствии консистории. 2) На сии увещания употребляется шесть месяцев. 3) Тот, с кого снято монашество по его непреклонному желанию, поступая в первобытное гражданское состояние, не может уже быть определен в гражданскую службу*(778). 4) Он не может иметь также жительства, ни приписаться к какому-либо обществу в той губернии, где жил монахом, равно как и в обеих столицах, во все то время, в продолжение которого, по церковным правилам, состоит он под эпитимиею для очищения своего поступка, т. е. в течение семи лет. 5) В выполнение всего этого берется с него подписка, под опасением за нарушение оной быть отосланным в Сибирь на всегдашнее пребывание, без разрешения и там вступить в службу".
2) Белое духовенство, по отношению к выходу из своего звания, поставлено в те же условия, как и монашествующее. Священнослужители, пожелавшие оставить свой сан, подвергаются трехмесячному предварительному увещанию. После этого им дозволяется выйти из духовного состояния с разрешения Св. Синода. Затем, они не могут занимать никаких общественных и государственных должностей - диаконы в течение 6 лет, священники - 10 лет. Они возвращаются в то состояние, которое им принадлежало первоначально; вместе с тем от них отнимаются все преимущества и отличия (ордена, чины и пр.), которые они приобрели по службе.
Церковные причетники (дьячки, псаломщики и пономари) и церковные служители (певчие, звонари, сторожа), уволенные из духовного звания по собственному желанию, или за излишеством и неспособностью, или по одному только подозрению в преступлении или проступке, возвращаются в то состояние, к которому принадлежат по рождению или права которого приобрели по образованию; притом те из них, которые по рождению не пользуются правами дворянства или почетного гражданства, а по образованию не приобрели права на вступление в гражданскую службу, обязаны приписываться к городскому или сельскому состоянию*(779).
Отсюда видно, что для церковных причетников и церковных служителей последствия одинаковы и в том случае, когда они добровольно покидают свое звание, и тогда, когда они исключаются из него по подозрению в каких-либо пороках. Но по отношению к священникам и диаконам законодательство наше установляет другие последствия. Священнослужители, увольняемые из духовного звания, подлежат действию особых правил, помещенных в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений (Св. зак. т. ХIУ). На основании 282 ст. этого Устава (по прод. 1872 г.) "священнослужители, лишенные за пороки и неблагочинные поступки духовного сана, на основании законов церковных, по приговору духовного начальства, отсылаются, в случае неисправления в низших должностях дьячков, пономарей и псаломщиков, в местное губернское правление, с подробным объяснением вины, за которую лишены священнослужительского сана. Губернские правления сообщают казенным палатам о записке сих людей, буде они не из дворян и не пользуются правами почетного гражданства, в мещане или крестьяне, по их желанию, а тем, которые в духовном звании были из дворян или пользуются правами почетного гражданства, или же кои получили дворянское достоинство по орденам, оставляются принадлежащие им права состояния, но не возвращаются только чины, до поступления в духовное звание полученные. Им запрещается как въезд в обе столицы и жительство в оных, так и поступление в государственную или общественную по выборам дворянским и городским службу; в военную же службу могут они быть принимаемы только рядовыми. Сии запрещения имеют силу: в отношении въезда и жительства в столицах в течение 7 лет, и в отношении поступления в службу: для диаконов - в течение 12-ти и для священников - в течение 20 лет". Если мещанские или крестьянские общества не согласятся принять указанных в этой статье лиц, тогда последние водворяются в Якутской области*(780).
б) Перемена прав купеческого звания
Права городского состояния изменяются через переход в другое состояние*(781). Прежде они видоизменялись через поступление на службу, по правилам, указанным в уставах о службе (см. ниже). Засим, права купеческого состояния утрачиваются 1) невозобновлением в срок торгового свидетельства и 2) вследствие торговой несостоятельности.
в) Перемена податного состояния*(782) До издания нового устава о воинской повинности, права лиц податного состояния изменялись вследствие взятия их на военную службу. В настоящее время закон признал иное начало. Именно, по 25 ст. Уст. о воинской повинности, все лица, состоящие на действительной службе, сохраняют все личные и имущественные права своего состояния. Вследствие этого лица податных сословий продолжают числиться в составе своих обществ. Тем не менее, они освобождаются во время нахождения на службе от подушных податей и сборов и от отбывания натуральных повинностей*(783). Добровольный переход и выход из податного состояния подчиняется следующим условиям:
1) Желающий выйти из состава своего общества и поступить в другое, обязан получить увольнительный приговор от первого. Этот приговор дается только в том случае, когда на просителе нет: а) казенных недоимок до 1 января следующего года; б) частных взысканий, предъявленных на крестьян волостному правлению; в) желающий уволиться должен быть свободен от суда и следствия; г) на переход в другое общество должно быть дано согласие родителей увольняемого; д) семейство увольняемого (малолетние и лица, неспособные к работе) должны быть обеспечены в своем содержании.
2) Для перехода в другое общество необходим приемный приговор этого общества.
Особенные льготные условия установлены для тех лиц податного звания, которые желают перейти в купечество. Ст. 562 говорит: "Переход мещан в купечество своего или других городов совершается по взятии ими на свое имя купеческого свидетельства и по предъявлении, при взятии оного, квитанции, свидетельствующей о полной уплате ими всех следующих с них, по первоначальному их званию, повинностей"*(784). Это правило распространено и на лиц других податных состояний*(785). Особая льгота установлена также для лиц, имеющих право, на основании 462 и 463 ст. IX т. (см. выше), причисляться к мещанским обществам без согласия последних. Им предоставляется право переходить в другие общества и сословия без увольнительных приговоров обществ, по удостоверениям одних дум и заменяющих их учреждений, что к перечислению означенных лиц не имеется препятствий*(786).
Отдел четвертый. О правах подданных вообще и по состояниям в
особенности
Глава первая. Предварительные замечания
§ 254. Права подданных, как они выражаются в действующем русском законодательстве, могут быть разделены на две группы: на права, принадлежащие всем лицам, без различия состояний, и на права, условливаемые принадлежностью их обладателя к тому или другому сословию. Для доказательства того, что мы имеем право рассматривать занимающий нас вопрос именно с такой двоякой точки зрения, необходимо определить значение, какое имели в России привилегии. Надо решить вопрос: составляют ли наши сословия совершенно замкнутые классы общества, разделенные законодателем в отношении их прав и обязанностей, или мы можем найти некоторые точки соприкосновения между отдельными состояниями, можем говорить о правах, общих для всех подданных?
Историческая роль привилегий в русском законодательстве резко отличается от роли этих привилегий в законодательствах западноевропейских государств. Сословия Западной Европы в сущности были остатками старого феодального суверенитета, принадлежавшего, до образования государства в новом смысле слова, духовенству и дворянству как высшим классам общества, т. е. совокупности разных феодальных владельцев, и, кроме того, привилегированным разрядам лиц в отдельных городах, напр. цеховым мастерам, гильдейскому купечеству, в противоположность низшим классам городского населения. Королевская власть, подчиняя себе феодальное общество, на первый раз была сильна настолько, чтобы сломить политическое могущество феодальной аристократии, конфисковать ее державные права - право законодательства, различные финансовые права, напр. право чеканки монеты, установление податей, право на суд и т. д. Но за феодальными владельцами и другими привилегированными классами, имевшими прежде такое политическое могущество, была оставлена совокупность прав, не относящихся существенно к атрибутам верховной государственной власти, в качестве уступки привилегированному обществу. Поэтому можно сказать, что привилегии высших классов западноевропейского общества были не чем иным, как остатком прежнего полновластия массы феодальных владельцев над низшими классами народонаселения.
Напротив, в русской истории мы не видим таких классов общества, которые мешали бы развитию государственной власти, с которыми она должна была бы вести борьбу, лишать их политического могущества. У нас не было сильной землевладельческой аристократии, которая бы составляла одну корпорацию и отстаивала свои права против верховной власти, точно так же, как не было бюргерства, этой цеховой аристократии, не было духовенства как политической силы. Если наши государи и вели борьбу за утверждение самодержавия, то вели ее против земской силы, т. е. веча, которое не было совокупностью различных сословных корпораций; вече представляло весь народ. Затем установилось крепостное право для всех классов общества одинаково. Из этого государственного крепостного права, из системы тягл выросли и наши сословные различия. Личная свобода исчезла из законодательства. На место прежней дружины, вообще вольного народонаселения, явилось служилое сословие, тяглые люди, сироты или холопы.
С XVIII ст. начинается у нас развитие сословных привилегий. Если первоначальный процесс образования наших сословий мы можем назвать процессом закрепощения народа, то движение, начавшееся с издания первой жалованной грамоты дворянству (18 февр. 1762 г.), может быть названо откреплением, постепенным снятием с разных сословий государственных тягл, в том смысле, как они были выработаны старым законодательством. С дворянства снимается обязательная служба. Ему сообщается особая сословная честь. Сословию городских обывателей также дается своего рода честь, выделяющая его из других сословий. И та, и другая честь сообщается сверху; она есть нечто пожалованное от монархов, путем законодательства.
Правда, привилегированное положение одних классов ухудшило положение других, не имевших "чести"; но эта последняя была первым проблеском личной свободы в русском обществе. Начала, выраженные в жалованных грамотах дворянству и городам, должны были делать все большие и большие успехи вместе с развитием русского законодательства*(787). Так, Екатерина II в жалованной грамоте дворянству сказала: "Телесное наказание да не коснется до благородного". Отсюда естественный переход к словам: "Телесное наказание да не коснется человека, во имя его человеческого достоинства". Можно сказать, что закон 17 апр. 1863 г., уничтоживший телесные наказания как уголовную меру, был логическим последствием привилегий, выставленных в жалов. двор. грам. Самое появление лиц, избавленных, в силу своей сословной чести, от всех податей и повинностей, разложило старое податное население на свободных и несвободных и показало всю несостоятельность различий между податным и неподатным классами. Совокупность привилегий создала тип свободного человека, воплотившийся в "дворянине". Мало-помалу эти привилегии должны были распространиться на все классы общества, из привилегий сделаться общим правом. И действительно, мы видим, что они сообщаются все большей и большей массе лиц и постепенно становятся достоянием всех и каждого*(788). Сословные различия мало-помалу сглаживаются нашим законодательством. Совокупность так назыв. прав состояния, выражавших первоначально привилегии разных лиц, переходит в общие права всех подданных. Таково первое основание, по которому мы должны говорить о правах подданных вообще.
Второе основание заключается в том, что наше законодательство, в особенности в последнее время, признало за обществом много таких прав, которые не выражаются и не могут быть выражены в форме прав состояния. Постановления о печати, степень признания веротерпимости в государстве, свобода экономической деятельности - все эти вопросы касаются подданных вообще и потому должны быть рассмотрены безотносительно к различиям состояний.
Но, затем, нельзя сказать, чтобы в нашем законодательстве изгладились все сословные привилегии; некоторые из них удержались до настоящего времени. Самым капитальным различием, до сих пор разделяющим наши состояния, является различие между податными и неподатными классами. С этим различием связаны почти все остальные.
Мы изложим прежде всего личные и имущественные права всех подданных, без различия состояния; затем рассмотрим отличия между состояниями, сохранившиеся между отдельными классами общества.
Но законодательство наше, кроме личных и имущественных прав, признает за лицами всех состояний еще общественные, корпоративные права, именно право участия в местном управлении - сословном (дворянском и крестьянском) и общественном (земском и волостном). Роль обществ, которым предоставляются эти права, будет рассмотрена во второй части этого курса, в учении об органах управления.
Глава вторая. Права и обязанности русских подданных вообще
§ 255. Излагая общие права всех состояний, необходимо указать: а) признанные законом меры к ограждению личных и имущественных прав всех и каждого; б) те формы, в которых, по нашему законодательству, может проявляться деятельность отдельного человека как к в области экономической, так и в области умственной и религиозной.
A. Обеспечение прав личности
§ 256. По общему принципу, признанному всеми законодательствами, каждое лицо должно пользоваться всеми правами, приобретенными им по закону, до тех пор, пока не совершит поступка, нарушающего существенные условия общежития. При наличности такого поступка, следующее за него возмездие должно быть определено судом.
Это начало выражается русским правом в 9 ст. IX т. Св. зак., где сказано, что никто не может быть лишен принадлежащих ему прав или ограничен в своих правах иначе как по суду за преступление. По силе 90 ст. Улож. о наказ., "наказания за преступления и проступки определяются не иначе как на точном основании постановлений закона".
Следовательно, лишение или ограничение чьих-либо прав может быть результатом одного из действий, предусмотренных уголовным законодательством и обложенных тою формою наказания, которая называется лишением или ограничением прав состояния. Применение уголовного закона предоставляется суду, т. е. тому органу государственной власти, компетенция которого простирается на все случаи, предусмотренные уголовными законами.
Этим наше законодательство признает, во-1-х, тот существенный принцип каждого развитого законодательства, что никто не может быть изъят из компетенции своих естественных судей (les juges naturels), никто не может подлежать за свои деяния какой-либо исключительной юрисдикции*(789); во-2-х, что сами органы суда в деятельности своей связаны известными формами, установленными в видах ограждения личных прав.
§ 257. Суд есть единственное компетентное место для рассмотрения всех действий, заключающих в себе признаки преступления*(790). Этот общий принцип ограничивается: 1) существованием так называемой административной юстиции и 2) специальной подсудностью некоторых дел и лиц.
1) Закон признает за разными административными и общественными установлениями известную долю карательной власти, применяемой главным образом к так называемым полицейским нарушениям, которые не влекут за собой ограничения каких-либо прав.
На основании 1124 ст. Уст. угол. суд., административному ведомству подлежат нарушения уставов казенного управления, т. е. нарушения административных правил, ограждающих интересы казны. Они не влекут за собой лишения или ограничения прав. По Уст. угол. суд. они не требуют даже предварительного следствия. Наличность их может быть засвидетельствована простым протоколом, составленным известными должностными лицами административного управления на месте совершения проступка. Сюда относятся: 1) нарушения по управлению акцизным сбором с питей, табака и свеклосахарного песка; 2) нарушения по управлению таможенному; 3) по местному управлению; 4) по ведомству почтовому; 5) по уставу о производстве торговли и промыслов. Все эти нарушения должны быть прекращаемы административною властью без предварительного следствия и влекут за собой взыскание штрафа.
По силе 1214 ст. того же устава, ведению администрации подлежат нарушения общественного благоустройства и благочиния. Взыскания в этих случаях налагаются или административными учреждениями, или установлениями общественными. Сюда относятся разные случаи: 1) нарушения устава врачебного; 2) нарушения устава карантинного; 3) нарушения постановлений о торговом мореплавании; 4) устава биржевого; 5) устава ремесленного; 6) правил о порядке собраний общественных и сословных; 7) устава о народной переписи; 8) устава о содержащихся под стражей; 9) устава о частной золотой промышленности*(791).
2) Кроме исключительной юрисдикции имеются еще специальные законы, применяемые установлениями специальных же ведомств. Так, общие судебные учреждения могут придти в столкновение с компетенцией судов военных, духовных и т. д. Эти изъятия признаются всеми законодательствами, так как каждое из них допускает известную долю административной юрисдикции и исключительную подсудность разного звания людей по специальному роду дел. При известных условиях они могут стать в противоречие с выставленным выше общим принципом.
Кроме указанных изъятий, установленных законом в пользу административной власти, последняя облечена еще одним важным правом, ограничивающим силу 9 ст. IX т., 90 ст. Улож. о наказ. и 1 ст. Уст. уг. суд. Именно XIV т. Св. зак. относит к мерам предупреждения и пресечения преступлений, следовательно не к мерам наказания, следующие акты: отдачу под надзор полиции, воспрещение жительства в столицах и иных местах и высылку иностранцев за границу. При таком взгляде законодательства на означенные меры оно могло предоставить и предоставило принятие их администрации, "без формального производства суда"*(792).
Ввиду этих ограничений общего, выставленного выше, начала нам предстоит рассмотреть, как относится юрисдикция общих судов к компетенции судов специальных в случае их столкновения. Разрешение этого вопроса зависит от разрешения другого: кто является судьею компетенции того или другого установления в случае пререкания общих судов с судами специальными? Наше законодательство, подобно другим, исходит из того правила, что общий суд имеет преимущество пред всеми остальными судами, т. е. что всякое дело подлежит действию общего закона и ведению общего суда, donec probatur contrarium. Отсюда понятно, что общие суды должны быть сами судьями своей компетенции. Ни одно административное ведомство, ни военные, ни духовные суды, не вправе изъять дело из ведомства общего суда, пока этот последний сам не откажется от его производства.
Это начало составляет главное условие силы и достоинства суда, а равно тех гарантий, которые суд может дать всем подданным.
Указанный принцип установляется во всей подробности 231 ст. Уст. уг. суд. Здесь мы читаем: "Каждое судебное место само решает, подлежит ли дело его ведомству, и ни в каком случае не должно представлять суду высшему о разрешении своих сомнений о подсудности". Окончательное разрешение пререканий между судами общими и специальными (военного или духовного ведомств) предоставлено Общему собранию кассационных департаментов Правительствующего Сената*(793). То же самое начало проводит наше законодательство и относительно пререканий между судебными установлениями и правительственными местами.
"Всякое сомнение о том: подлежит ли возникшее в суде дело рассмотрению правительственных или судебных установлений, разрешается судом, от коего зависит принять дело или признать его не подлежащим судебному производству*(794). Раз известное дело принято судом к своему производству, административное установление, претендующее на свою компетенцию в этом деле, может возбудить пререкание о подсудности через прокурора суда, с указанием оснований, по которым оно считает дело подлежащим своему разбирательству*(795).
Последствия возбужденного пререкания состоят в следующем: 1) дело по протесту правительственного установления поступает на рассмотрение судебной палаты, если оно возбуждено в одном из судов, состоящих в ее округе; 2) производство дела в том суде, где пререкание возникло, приостанавливается впредь до разрешения его; 3) в судебной палате для разбора пререканий составляется особое присутствие под председательством старшего председателя палаты, из членов как судебного, так и административного ведомств. Это смешанное присутствие разрешает дело окончательно.
Если пререкание возбуждено в судебной палате, то дело переносится в Правительствующий сенат, где и разрешается окончательно в общем собрании первого и кассационных департаментов. Первый департамент есть представитель административного ведомства. Решения Общего собрания первого и кассационного департаментов публикуются во всеобщее сведение наравне с решениями кассационных департаментов.
§ 258. Суд в действиях своих должен быть связан известными формами, ограждающими личность подозреваемого в преступлении от произвола судебной власти.
1) Наибольшее внимание законодателя должно быть обращено на права лиц, производящих предварительное следствие. Ничто так не способно поколебать права личной свободы, как дурно организованная следственная власть. Суд имеет дело с определенным кругом лиц, привлеченных к ответственности после должной проверки оснований, давших повод к составлению обвинительного акта. Напротив, власть следователя и вообще лиц, имеющих целью раскрыть следы преступления и виновного, распространяется на неопределенное число граждан. Никто не может быть уверен в том, что лицо, производящее дознание или следствие, не привлечет его по какому-либо поводу к делу. Вдвойне законодательство должно обращать внимание на этот предмет именно там, где самое следствие построено на принципе инквизиционном, как в России.
Наше законодательство, полагая в основание судопроизводства устность и гласность, не применило этих начал к предварительному следствию. Они проведены довольно последовательно преимущественно в английском законодательстве*(796). В Англии следователь поставлен в положение судьи. Его деятельность вовсе не имеет характера самостоятельного добывания доказательств совершенного преступления. Это дело полиции и частных лиц, возбудивших преследование. Напротив, инквизиционное следствие строится именно на том предположении, чтобы следственная власть во что бы то ни стало должна найти виновного, подыскать соответствующие улики и, на основании добытых данных, передать дело на рассмотрение прокурорского надзора. При таком розыскном характере нашего следствия необходимы известные гарантии по отношению к личной свободе подданных. Они выражены в уставе уг. суд.
При рассмотрении начал, принятых в этом отношении нашим законом, необходимо иметь в виду два рода установлений, имеющих участие в дознании и в производстве предварительного следствия: 1) полицию и 2) учреждение судебных следователей.
§ 259. До 1860 г. предварительное следствие в полном его составе производилось органами полиции. В 1860 г. в России повсеместно введено учреждение судебных следователей, с целью большего разграничения судебной и административной власти. С изданием судебных уставов 1864 г. это разделение утвердилось еще более. Но полиция все-таки сохранила некоторое отношение к следствию. На нее возложены следующие обязанности: 1) извещать следователя, прокурора или его товарища о каждом событии, заключающем в себе признаки преступления; 2) до прибытия судебного следователя она производит так называемое дознание, т. е. собирает известные данные, на которых могло бы основаться последующее затем предварительное следствие; отсюда само собою вытекает, что полиции даются некоторые права, необходимые как для производства дознания, так и для охранения следов преступления до прибытия следственной власти.
На основании 254 ст. Уст. уг. суд.:
"При производстве дознания, полиция все нужные ей сведения собирает посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах".
Для сохранения следов преступления полиции дается право принять те меры, на которые в сущности уполномочивается только судебный следователь. Сюда относятся меры, во-1-х, необходимые для того, чтобы предупредить уничтожение следов преступления; во-2-х, меры пресечения подозреваемому способов уклониться от следствия.
Меры второго рода принимаются полицией:
1) Когда подозреваемый застигнут при совершении преступного деяния или тотчас после его совершения.
2) Когда потерпевшие от преступления или очевидцы укажут прямо на подозреваемое лицо.
3) Когда на подозреваемом или в его жилище найдены будут явные следы преступления.
4) Когда вещи, служащие доказательством преступного деяния, принадлежат подозреваемому или оказались при нем.
5) Когда он сделал покушение на побег или пойман во время или после побега, и
6) Когда подозреваемый не имеет постоянного жительства или оседлости*(797).
По общему принципу, действия полиции не переходят в деятельность следственной власти. Она уполномочивается настолько, насколько это необходимо для подготовки почвы для судебного следствия. Но судебный следователь может отменить все распоряжения полиции; кроме того, наше законодательство устанавливает известные меры взыскания против чинов полицейского ведомства, в случае если они переступают за пределы своих полномочий.
До 1871 г. производство предварительного следствия по так называемым государственным преступлениям стояло в совершенно особом положении. Оно входило в круг ведомства органов III Отделения Собственной Его Величества канцелярии. Правила 19 мая 1871 г. стремятся помирить порядок следствия по государственным преступлениям с общими началами судебных уставов. По этим правилам участие в производстве предварительного следствия по государственным преступлениям дается жандармским чинам не иначе как по распоряжению или под наблюдением прокурора судебной палаты*(798).
§ 260. В нашем законодательстве, как сказано выше, характер следствия остался инквизиционным, розыскным. Следовательно, необходимо было установить точные границы тех прав, которыми следователь может пользоваться над личностью подозреваемого. К самым существенным из этих прав относятся: 1) право следователя на арест подозреваемого и 2) на производство так называемого домашнего обыска.
Наше законодательство, во-1-х, предусматривает случаи, когда судебный следователь вправе прибегнуть к аресту; во-2-х, определяет порядок, которым должен совершиться арест, и в-3-х, способ исполнения предписания об аресте.
По общему правилу, предварительный арест, т. е. взятие под стражу, есть самая крайняя мера, к какой только может прибегнуть следователь для пресечения обвиняемому возможности уклониться от следствия и суда. В 416 ст. Уст. угол. судопр., где перечисляются все средства этого рода, взятие под стражу занимает последнее место*(799). Определяя, таким образом, место, которое занимает арест в ряду других мер, данных в руки судебному следователю, закон, вместе с тем, установляет minimum тех условий, при которых возможно применение ее.
На основании 419 ст. Уст. угол. судопр. "против обвиняемых в преступлениях или в проступках, подвергающих содержанию в рабочем доме или арестантских ротах, или ссылке на житье в сибирские или другие отдаленные губернии, с лишением всех особенных прав и преимуществ (Улож. о наказ., ст. 31 и 33), или же наказаниям уголовным, как-то: ссылке на поселение или в каторжные работы, с лишением всех прав состояния (ст. 17, 19 и 20), высшею мерою обеспечения может быть содержание под стражею".
Но и при этих условиях судебному следователю открывается полная возможность не применять такой суровой меры. Он должен принимать в соображение не только строгость угрожающего обвиняемому наказания, но также силу представляющихся против него улик, возможность скрыть следы преступления, состояние здоровья, пол, возраст и положение его в обществе*(800). Кроме того, "всякое состоятельное лицо, общество или управление может взять обвиняемого на поруки, с принятием на себя денежной ответственности в случае уклонения его от следствия"*(801). Следующее требование, выставляемое в 419 ст., далеко не безусловно.
Исключение из этих общих правил установляется относительно лиц, не имеющих оседлости. Они могут подвергнуться аресту и в том случае, когда обвиняются в преступлениях менее важных, чем какие означены в 419 ст.*(802).
Порядок предварительного ареста определяется следующими правилами. Во-первых, предписание об аресте должно исходить от компетентной власти*(803). Затем, всякое постановление об аресте должно заключать в себе указание: 1) кем именно и когда сделано постановление; 2) звания, имени, отечества и фамилии или прозвища задержанного лица; 3) преступления, в котором задержанный обвиняется или подозревается, и 4) оснований ареста*(804). "Постановление о взятии под стражу предъявляется обвиняемому при самом отправлении его в место заключения, и во всяком случае до истечения суток от времени его задержания. Копия сего постановления доставляется в место заключения обвиняемого*(805).
Все эти требования имеют одну общую цель - доставить обвиняемому возможность знать, за что он арестован, кем и какие основания дали повод к обвинению. В случае нарушения этих правил, арестованное лицо вправе обратиться с жалобою к прокурорскому надзору, обязанному следить в своем округе за законностью арестов*(806). Лица, подвергшиеся предварительному заключению под стражу, должны содержаться в местах, указанных законом*(807). Эти места должны быть устроены по плану, утвержденному правительством, и должны быть специально назначены для заключения подвергающихся предварительному аресту. Заключение кого-либо в место, не подходящее под эти условия, в особенности же если оно вредно в санитарном отношении, считается незаконным*(808) и на обязанность прокурора или судьи возлагается принять меры к восстановлению закона*(809).
§ 261. При определении прав судебного следователя на производство домашних обысков наше законодательство вообще исходит из того начала, что эта мера носит исключительный характер. Поэтому нужны весьма сильные основания для того, чтобы следственная власть могла нарушить такое существенное право, как право домашней неприкосновенности. Таков именно смысл 357 ст. Уст. уг. суд.: "Обыски и выемки в домах и других жилых помещениях производятся лишь в случае основательного подозрения, что в этих местах скрыты: обвиняемый, или предмет преступления, или вещественные доказательства, необходимые для объяснения дела".
Согласно с характером этой меры определяется и самый порядок применения ее. Следственная власть не может издать общих предписаний об обыске. Предписание должно быть специализировано: 1) в постановлении об обыске должны быть точно означены основания, по которым применяется эта мера; 2) домашний обыск производится в присутствии сторонних лиц, понятых, приглашаемых следственною властью. Им также объявляется, по какому делу предпринимается обыск и с какою именно целью. При обыске во всяком случае присутствует хозяин дома или помещения, или жена его, или кто-либо из его домашних. В видах гарантии хозяина ему предоставляется право приглашать для присутствования при обыске всех лиц, которых он найдет нужным пригласить*(810); 3) запрещается без крайней необходимости производить обыск ночью*(811).
§ 262. Облекая следователя розыскною властью, т. е. возлагая на него обязанность добыть все сведения, касающиеся преступления, как оправдывающие, так и обвиняющие лицо, закон вместе с тем определяет положение лица на следствии, т. е. отношение следственной власти к подозреваемому во время производства допроса и других актов розыска. Общий принцип, определяющий это отношение, заключается в том, что все сведения, которые следователь пожелает добыть по данному делу, не могут быть добываемы им через какое-либо насилие - физическое или нравственное, над подозреваемым. Следовательно, личность обвиняемого гарантируется в том отношении, что следственная власть не может сделать его самого средством для разъяснения дела. Для возможности осуществить это начало является чрезвычайно важным то обстоятельство, что судебные уставы отказались от теории прямых, легальных улик, между которыми первое место занимало собственное признание подсудимого. Понятно, что это важнейшее доказательство виновности вымогалось всевозможными средствами. Уставы 20-го ноября 1864 г. отменили необходимость добывать во что бы то ни стало собственного сознания. Признание теории косвенных улик, свобода суда руководствоваться внутренним убеждением, наконец, наличность суда присяжных - все это делает вымогательство каких-либо показаний со стороны подсудимого излишним. Он может молчать во все время следствия*(812). Следователь не вправе оставлять подозреваемое лицо, призванное уже к следствию, без допроса в течение долгого времени. На основании 398 ст. Уст. уг. судопр. "судебный следователь обязан снять с обвиняемого первоначальный допрос немедленно и никак не позже суток после явки или привода его".
§ 263. Самый порядок судопроизводства также заключает в себе известные начала, ограждающие положение обвиняемого на суде. Наш процесс построен в настоящее время на начале состязательном. Пред лицом суда сторона обвиняющая, т. е. прокурорский надзор, и сторона обвиняемая являются тяжущимися сторонами, поставленными по закону приблизительно в одинаковое положение. Они одинаково уполномочиваются на все акты, совершающиеся на суде*(813).
Но обвиняемому, ввиду фактической невыгоды его положения сравнительно со стороной обвиняющей, должны быть предоставлены некоторые преимущества. Поэтому подсудимый, избравший себе защитника, пользуется правом отказываться от дачи показания на суде. Молчание его не принимается за сознание*(814). Наконец, ему всегда предоставляется последнее слово.
Б. Обеспечение имущественной неприкосновенности лица
§ 264. Постановления об имущественной неприкосновенности лица должны быть построены на совершенно иных началах, чем гарантии личных прав граждан. В случаях, предусмотренных законом, личное право каждого может быть уничтожено государством. Напротив, имущественные права лиц не подлежат изъятию в пользу государства, так как всякое имущественное право возобновляется в лице наследника. Вот почему лишения имущественных прав почти исчезли из европейских законодательств.
Отношение государственной власти к имущественным правам граждан формулируется следующим образом.
1) Никто не может быть лишен принадлежащих ему имущественных прав.
2) Если объект этого права потребуется на общественную пользу, то собственник должен получить предварительное и справедливое вознаграждение, предварительное в том смысле, что права целого государства на известный объект собственности начинаются только с момента этого вознаграждения.
Этот общий принцип прежде всего противоречит так называемой конфискации имуществ, т. е. обращению частной собственности в государственную без вознаграждения владельца.
В прежнее время конфискация имуществ применялась в весьма широких размерах во всех государствах. Источник этого конфискационного права государства в Западной Европе коренится в феодальной системе. По феодальному праву верховным владельцем земли являлся сюзерен, отдававший известные участки в пользование вассалам под условием сохранения феодальной верности. Нарушение этой последней вело за собой конфискацию имущества, т. е. отнятие лена.
В России конфискация недвижимой собственности коренится в поместном праве. Поместья в старину были тяглыми участками земли, с которых известное лицо обязывалось отбывать в пользу государства служебные повинности. Нарушение лицом долга службы влекло за собой отписку поместья или вотчины*(815). С укреплением принципа частной собственности, с заменой начала собственности феодальной или поместной собственностью свободной конфискация должна была утратить свое значение, и действительно утратила его в качестве уголовного наказания. Конфискация не дозволяется в настоящее время большинством иностранных законодательств.
У нас IX т. Св. зак. содержит в себе постановление, что, в случае лишения кого-либо всех прав состояния, его имущество переходит к законным его наследникам как бы после его естественной смерти*(816). По общему правилу, наше законодательство не признает конфискации и в случае совершения лицом государственного преступления. Это видно из 255 ст. Улож. о нак. Она помещена в разряде статей, предусматривающих государственные преступления, за которые, в большинстве случаев, полагается лишение всех прав состояния и смертная казнь. 255 ст. гласит:
"За участие в бунте или заговоре против власти верховной, или же в государственной измене, в каком бы то ни было из означенных выше сего видов сих преступлений, сверх определяемых виновным ст. 241, 244, 249 - 252 и 254 наказаний, в некоторых особенных обстоятельствах и вследствие особых о том постановлений или распоряжений правительства, делаемых повсюду или токмо в одной какой-либо части Империи, перед началом войны, или при внутренних смятениях, или же на случай возобновления или возбуждения оных, полагается и конфискация всего родового и благоприобретенного виновным имущества на основании установляемых в то время для сего подробных правил".
Отсюда ясно, что конфискация не допускается в России, как общая мера, и не есть одна из тех форм наказания, которые налагаются обыкновенным судом. Конфискация применяется, по силе приведенной статьи, только в некоторых чрезвычайных случаях и вследствие особых о сем постановлений. Право судов применять это наказание установляется особым распоряжением верховной власти, изданным ввиду каких-либо специальных условий. В этом распоряжении указываются: 1) те местности, в пределах которых может быть применена конфискация, в случае совершения здесь каких-либо государственных преступлений; 2) объем или пространство конфискации. Поэтому, правила о конфискации являются специальным законом, устанавливаемым на известное время и действующим в пределах местности, указанных властью, их издавшею*(817).
§ 265. Наш закон признает, затем, всю силу изложенного выше принципа, по которому имущество не может быть изъято из частного владения без предварительного и справедливого вознаграждения. Что законодательство наше держится именно этого начала, видно уже из самого места, которое занимают статьи, касающиеся правил отчуждения частных имуществ на общественное пользование (экспроприации). Они помещены в разделе 1 ч. X т. Св. зак., определяющем порядок вознаграждения за вред и убытки, понесенные частным лицом. Таким образом, экспроприация подводится под разряд фактов, из которых вытекает обязанность вознаграждения*(818). Еще более подтверждает этот взгляд нашего законодательства самое содержание правил, касающихся экспроприации.
575 ст. X т. ч. 1, гласит: "Когда частное недвижимое имущество потребуется для какой-либо государственной или общественной пользы или необходимого употребления, тогда владельцу оного должно быть определено в то же время приличное вознаграждение".
Установляя такой принцип, закон, конечно, должен дать и соответствующие способы его осуществления и обеспечения. Сама по себе приведенная статья не охранила бы прав частных лиц от произвольного и безвозмездного отчуждения частной собственности на общественную пользу. Гарантии этого принципа заключаются в самом порядке экспроприации, который должен вполне соответствовать важности начала, о котором идет речь, т. е. неприкосновенности имущественных прав граждан.
Процедура отчуждения частной собственности на общественное пользование заключает в себе два момента: 1) признание, что известное имущество должно быть отчуждено на общественное употребление, следовательно предписание об отчуждении этого имущества, и 2) самое производство вознаграждения.
С юридической точки зрения, наибольшую важность представляет первый момент. Кто может предписать отчуждение частного имущества на общественное пользование? Наше право признает этот момент одним из моментов власти законодательной. Только законодательная власть может признать необходимость отчуждения данного частного имущества на общественное употребление и издать соответствующее предписание, хотя бы речь шла о самом ничтожном клочке земли. Акт отчуждения должен быть основан на мнении Государственного совета, высочайше утвержденном*(819). Порядок самого отчуждения предполагает предварительную оценку имущества. Первоначально административной власти, по принадлежности, предоставляется войти в соглашение о цене имущества с частными лицами. Если соглашение состоится, тогда самый акт отчуждения происходит в форме обыкновенной купли-продажи между тем ведомством, в пользу которого производится отчуждение, и первоначальными владельцами. Если же назначенная частным лицом цена будет признана несоразмерной, тогда оценка производится через особо составленную оценочную комиссию. Когда сумма вознаграждения, назначенная комиссией, не превышает 3.000 руб. и владельцы на сделанную оценку изъявили согласие, дело оканчивается с утверждения министров и главноуправляющих; в противном случае дело, на основ. 23 ст. п. 9. Учр. госуд. сов., восходит на высочайшее утверждение.
Особый порядок экспроприации, к сожалению, не вполне выработанный нашим законодательством, касается отчуждения частной собственности под железные дороги. Та процедура, о которой мы говорили выше, не может быть применена к экспроприации частной собственности под железную дорогу, так как последняя захватывает целую линию, проходящую через множество частных владений. Она представляется в данном случае неудобной во многих отношениях, в особенности ввиду того, что частные компании, которым дано право на устройство железной дороги, обязаны немедленно начать работы на линии; а между тем, подчиняясь общему порядку отчуждения частной собственности, они были бы задержаны в их производстве.
Вот почему с 1860 г. начали издаваться известные льготные правила относительно порядка отчуждения частных земель под железные дороги*(820). Они не уничтожают того общего начала, что самый акт отчуждения принадлежит верховной власти, но оно имеет здесь особенную форму, именно в уставе каждого железнодорожного общества значится, что ему предоставлено отчуждать под железную дорогу все те участки земли, через которые она проходит. Следовательно, с высочайшего утверждения эти компании получают право на отчуждение в силу самого своего устава. Новые правила изменили только порядок оценки и выдачи вознаграждения владельцам. Нельзя не пожелать, однако, чтобы в этом отношении установились более общие и подробные правила и, во всяком случае, более определенные для владельцев, чем какие существуют в настоящее время.
Глава третья. Право передвижения
А. Отношение государства к передвижению населения вообще
§ 266. Возможность изменять свое местопребывание - временное и постоянное - есть одно из существенных условий правильного экономического развития народа. Свобода передвижения должна быть рассматриваема как одно из существенных условий практического осуществления начала экономической свободы*(821). Но передвижение народонаселения представляет известные стороны, в силу которых законодательство каждой страны не остается к нему равнодушным и подчиняет его известным условиям, характер которых весьма различен в разных государствах Европы. Мы должны прежде всего указать на причины, по которым правительственная деятельность может и, в некоторых случаях, должна касаться передвижения народонаселения.
Лучший авторитет по этому предмету, Л. Штейн*(822), говорит, что перемена местопребывания есть прежде всего акт свободного самоопределения каждого и касается только интересов неделимого. Поэтому означенный акт сам по себе свободен и не имеет никакого отношения к деятельности правительственной власти. Но, рассматривая перемену местожительства с точки зрения интересов других лиц, которые могут быть затронуты этим актом, мы увидим иное. Перемена местожительства предполагает, во-первых, прекращение местных отношений неделимого, которые могут быть связаны с самыми разнообразными интересами; таковы, напр., различные семейные обязанности лица, оставившего место своего постоянного пребывания, отношения чисто кредитные, хозяйственные и т. п. Затем, перемена местожительства, в особенности отлучка в какие-либо отдаленные местности государства, или, наконец, отлучка в другое государство может возбудить в этих местах сомнение в тождестве лица, самоличности его. Далее, известность местопребывания во многих случаях есть первое условие осуществления разнообразных прав, обеспечения важнейших интересов. Для вызова в суд, для взыскания долгов, для разных других гражданских и уголовных актов, конечно, необходимо знать местожительство лица, прикосновенного к тому или другому делу. Во всех этих случаях переменой местожительства прямо затрагиваются интересы частных лиц и даже общества. Но эта перемена затрагивает косвенно и духовную и экономическую жизнь разных местностей государства. Во-первых, в том случае, когда подданный данного государства оставляет свою страну на время, отправляясь в чужие края, - для государства по отношению к нему возникает целый ряд обязанностей, вытекающий именно из того, что он находится в чужом государстве, что в некоторых случаях он должен иметь твердую опору для охраны своих прав, и эту опору он может найти в защите своего государства. С другой стороны, при въезде иностранца для временного пребывания в чужую землю для государства опять возникает целый ряд разнообразных отношений, именно из того факта, что иностранец представляется элементом чуждым в стране. Этот элемент может быть полезным; но нельзя сказать этого во всех случаях. Для государства вытекает необходимость защиты интересов своей страны против таких элементов, которые могут вредно отозваться на правильном ходе политической и общественной жизни.
Отсюда следует, что государство не может остаться равнодушным к перемене оседлости и места пребывания. Весь вопрос заключается только в том, какого рода меры примет оно по отношению к лицам, желающим изменить свое местожительство? При рассмотрении этих мер нужно иметь в виду различие между формами, в которых проявляется перемена местожительства. С этой точки зрения должно различать 1) между переменою оседлости, т. е. изменением одного постоянного местопребывания на другое, также постоянное, и 2) временной отлучкой из места своего постоянного жительства.
§ 267. Перемена оседлости может совершиться в пределах отечества или в форме перемены подданства. Временная отлучка проявляется в трех формах: а) в форме пребывания иностранца в нашем государстве; б) в форме отлучки туземца в иностранное государство и в) в форме путешествия туземца в пределах своей страны.
Все эти формы вызывали и различные меры со стороны государственной власти. В сущности, вся система надзора за путешествующими и вся политика относительно движения народонаселения представляют известные общие начала, но, для удобства, мы рассмотрим все эти вопросы в отдельности. Мы будем говорить: а) о перемене оседлости и временных отлучках в пределах своего отечества; б) об оставлении государства на время или навсегда и в) о порядке въезда иностранца в Россию.
Б. Перемена местопребывания в пределах государства
§ 268. Вообще, в истории всех европейских государств замечается довольно однообразное явление, именно, что с падением феодальной системы и развитием так называемого полицейского государства законодательства Западной Европы принимали различные меры для контролирования движения народонаселения и для обеспечения финансовых целей и целей полицейских (предупреждения и пресечения преступлений). Наиболее резко выразилась эта правительственная политика в форме недозволения отлучки с места своего постоянного жительства: во-1-х, без разрешения или ведома своего начальства и, во-2-х, без взятия установленного законом вида, который должен был служить доказательством самоличности и, следовательно, средством контроля над всеми путешествующими; кроме того, эти виды являлись источником государственных доходов, так как они облагались известными сборами.
От этих форм современные европейские государства переходят к совершенно другой системе, именно - системе так называемой легитимации (удостоверения). Они исходят из того взгляда, что 1) оставление своего постоянного местожительства не должно быть стесняемо никакими запретительными нормами, не должно быть связано никакими разрешениями и дозволениями; 2) если в настоящее время полицейская власть и должна быть вооружена какими-либо средствами для надзора за путешествующими, то эти средства исчерпываются правом ее потребовать от каждого объяснения об его звании и занятиях. Для удостоверения в самоличности известного лица вовсе не требуется взятия какого-либо установленного правительством вида. Самоличность может быть доказана свидетельскими показаниями, письмами и т. д.; с другой стороны, это не исключает права отдельного лица, отправляющегося в отъезд, брать для себя вид, так как во многих государствах еще не отменена паспортная система. Но это нисколько не предполагает обязанности брать паспорт или права правительства отказать в выдаче паспорта. Взятие установленного вида есть совершенно добровольный акт каждого лица, отправляющегося в путешествие.
На этом принципе построено самое либеральное из всех континентальных европейских законодательств - законодательство германское*(823). В основание его положено следующее начало: никто не обязан испрашивать разрешения на отлучку и запасаться какими бы то ни было видами. Затем, в чрезвычайных случаях, напр. войны, возмущения и т. д., императору предоставляется право в тех именно местностях, которым грозит существенная опасность, восстановить паспортную систему. Во всяком случае, правительство вправе отобрать от каждого все сведения, касающиеся звания и занятий лица. Поводом к этому служат обвинение кого-либо в совершившемся преступлении или подозрение в этом, а также подозрение в бродяжничестве - в проступке, предусмотренном уголовным кодексом.
На тех же началах системы легитимации построено австрийское законодательство и вообще всех тех государств континентальной Европы, в которых формы полицейского государства наиболее устарели*(824).
§ 269. Россия осталась в этом отношении на степени развития полицейского государства. В современной паспортной системе, в том виде, как она изложена в XIV т. Св. зак., ясно отразились начала полицейского законодательства. Наша система паспортов возникла при Петре Великом, перешла без изменений к его преемникам, и выразилась окончательно в уставе о паспортах и беглых. Вдумываясь в смысл означенных узаконений, нельзя не заметить, что развитие законодательства о паспортах находилось в теснейшей связи с установлением подушной подати и рекрутства, с одной стороны, и с увеличением числа беглых, уходивших от рекрутства и отбывавших от податей, разбойников и т. п. лиц, с которыми государство должно было вступить в борьбу, с другой стороны. Паспорты служили средством контроля над путешествующими. Этим путем правительство думало открыть гулящих и подозрительных людей и приписать их к тяглу. Воеводам предписывалось не пропускать никого без "проезжих писем"*(825). Лица, не имевшие таких писем, признавались за "недобрых или за прямых воров"*(826). Кто не может представить письменного свидетельства, удостоверяющего его самоличность и дозволение ему отлучиться из места своей оседлости, тот подлежал розыску*(827). Эти предварительные меры выразились, наконец, в особом манифесте, или плакате, 26 июня 1724 г.*(828). Плакат касался разных предметов. Он говорит "о сборе подушных денег, о повинностях земских обывателей в пользу квартирующих войск и о наблюдении полковым начальством благочиния и порядка в селениях, войсками занимаемых". Здесь же содержатся и постановления о паспортах. Отсюда ясно видно, что эта мера стояла в связи с новыми финансовыми мерами государства и его полицейскими потребностями*(829). Правительству необходимо было учредить контроль над плательщиками. Ввиду этого оно постановило, чтоб тяглые люди не отлучались с своего местожительства без дозволения начальства и без определенных видов. Плакат различает: 1) покормежные письма и 2) пропускные письма. Первые выдавались крестьянам, отлучавшимся на работы в своем уезде, но не далее как на 30 верст от места их оседлости*(830). Затем, если крестьянин хотел отправиться в другой уезд, то должен был получить от своего начальства пропускное письмо. С этим последним он являлся к уездному начальнику (земскому комиссару), который выдавал ему новое письмо. В "отпусках" велено писать срок отлучки. Он не мог быть долее трех лет. Затем, велено было писать приметы отпускаемого, и установлена индивидуальность каждого паспорта, т. е. взрослое лицо должно было иметь паспорт только на себя. Первоначально сюда не дозволялось вписывать даже жены и малолетних детей, но впоследствии это запрещение было отменено. Каждое лицо, получившее паспорт, должно было явиться в срок, под угрозою поступления с ним как с беглым. Кроме того, еще при Петре Великом паспорты сами по себе сделались источником государственного дохода: при выдаче их взимался определенного размера сбор.
Если, таким образом, паспортная система в нынешнем своем виде возникла из финансовых и полицейских потребностей государства, то она должна была коснуться главным образом податных классов, так как над ними государство более всего должно было учреждать контроль ради исправного отбывания податей и повинностей. Но затем и остальные подданные подчинились этой системе, хотя и не в равной степени.
§ 270. На основании ныне действующего устава о паспортах и беглых "никто не может отлучиться с места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта"*(831). Постоянное местожительство определяется 1) вообще по отношению ко всем состояниям и 2) относительно каждого состояния в отдельности.
По отношению ко всем состояниям начало оседлости определяется: а) службою, где кто состоит на службе; б) местом нахождения недвижимого имущества, если оно в то же самое время является местом постоянного пребывания лица; в) запискою в обывательские книги (дворянские, городовые и ревизские).
Постоянное место жительства лиц белого духовенства полагается при церквах, где они состоят в должности, а монашествующих в их монастырях. Местом оседлости лиц податных классов признаются те волости и те общества, к которым они приписаны. Купцы и мещане считаются живущими постоянно в тех городах, где они записаны в городские обывательские книги.
Какую же форму должны иметь те виды, о которых говорит Устав о паспортах? Говорит ли он о том, что каждый при отлучке своей должен иметь какой-либо документ, доказывающий его самоличность? Если бы в нашем законодательстве проводилось только это начало, наша паспортная система весьма близко подходила бы к законодательству о паспортах в Германии. Тогда каждое лицо могло бы запастись видом на всю жизнь. Но отличительная черта паспортной системы характера полицейского заключается именно в том, что каждая отлучка обусловливается взятием такого вида, который имеет действие только в течение определенного срока.
Наше законодательство, по общему правилу, признает только срочные паспорты. Исключением пользуются 1) чиновники, уволенные от службы, 2) их вдовы и дочери и 3) отставные нижние воинские чины и их жены. Им могут выдаваться бессрочные паспорты*(832). Для лиц купеческого звания установлена та привилегия, что они могут иметь вместо паспортов особые годовые свидетельства о принадлежности к купеческому семейству*(833). Срочные паспорты установлены для лиц прочих состояний, куда-либо временно отлучающихся. Взятие вида обусловливается дозволением со стороны правительственного или общественного установления, ведающего тот или другой класс лиц. На эти установления налагается обязанность отказывать в выдаче паспорта, если имеются к тому какие-либо законные препятствия.
Самый порядок выдачи паспортов различается по разрядам лиц.
Лица, находящиеся на службе воинской или гражданской, не могут отлучаться без разрешения своего начальства*(834). Священнослужители и монахи также не могут отлучаться без дозволения своего духовного начальства*(835). В особенности же строгими правилами обставлен въезд в обе столицы*(836).
Для податных классов установлены три рода паспортов: 1) простые письменные; 2) билеты, выдаваемые на обыкновенной гербовой бумаге, и 3) печатные плакатные паспорты*(837).
Письменные виды выдаются отпускаемым для работ и обыкновенных потребностей, в отлучку в свой уезд и не далее 30-ти верст расстояния от мест их жительства. В этих видах должны быть означены имя и приметы отпускаемого, срок отпуска и место, куда известное лицо отпускается.
На простой гербовой бумаге выдаются паспорты далее чем на 30 верст, и сроком менее чем на полгода. Они бывают трех разрядов: месячные, двумесячные и трехмесячные*(838). Каждый из этих паспортов индивидуален в том смысле, что взрослых детей нельзя писать в паспорты их отцов; но жену и малолетних детей дозволяется помещать в том же билете, который выдается мужу*(839). Каждое лицо должно возвратиться по паспорту в срок. Для большей верности такого возвращения начальству воспрещается высылать новые простые билеты тем лицам, паспортам которых вышел срок.
Лица, желающие отлучиться более чем на полгода, должны брать плакатные паспорты. Последние отличаются тем, что пишутся на печатных бланках, утвержденных правительством. Первоначально выдача этих паспортов сосредоточивалась исключительно в местных казначействах. Отсюда они получались по удостоверению волостного правления и городской думы. Впоследствии было сделано то облегчение, что дозволено самим волостным правлениям и городским управам (прежде думам) запасаться плакатными паспортами из казначейства и выдавать их от себя. При этом волостные правления руководствуются указаниями сельских старост относительно того, нет ли каких законных препятствий к выдаче паспорта. В тех городах, где введено городовое положение 1870 г., выдача паспортов вверяется мещанским и ремесленным управам*(840). Плакатные паспорты выдаются на полгода, год, два и три года. Более чем на три года паспорты, согласно петровским узаконениям, никому не выдаются.
Таким образом, в порядке взятия паспортов податные классы резко отличаются от классов неподатных. Первые поставлены под наибольший контроль именно потому, что правительство желает быть обеспеченным по отношению к исправному отбыванию с их стороны податей и повинностей и, в прежнее время, рекрутства. Но последнее в настоящее время заменено всеобщею воинскою повинностью. Вследствие этого как волостные правления, так и мещанские и ремесленные управы при выдаче паспортов должны соблюдать известные правила, обеспечивающие отбывание воинской повинности. Устав о воинской повинности не содержит в себе этих правил. Временные правила по этому предмету установлены для классов податных и купеческого сословия высочайше утвержденным мнением Государственного совета 14 мая 1874 г.*(841). На основании этого указа, всем лицам податного звания, перешедшим восемнадцатилетний возраст и не отбывшим еще воинской повинности, паспорты выдаются на бумаге особого цвета; здесь прописывается срок, на который лицо должно отбыть свою повинность или на который ему дана отсрочка. Эти паспорты сохраняют свою силу только в том случае, если означенные лица отбыли свою повинность или избавлены от нее каким-либо другим способом. Годовые свидетельства о принадлежности к купеческому сословию (см. выше) могут быть выдаваемы: а) лицам, родившимся после 1852 г. по достижении ими 20-летнего возраста, не иначе как по предъявлении свидетельств о приписке к призывному участку, и б) лицам, перешедшим призывной возраст или отбывшим воинскую повинность в качестве вольноопределяющихся, - по предъявлении свидетельств о явке к исполнению воинской повинности или иного удостоверения в исполнении ее.
§ 271. В виду того, что наша паспортная система является средством финансового и полицейского контроля, законодательство должно было озаботиться тем, чтобы паспорты имели действительное значение для обеспечения означенных интересов. Этой цели удовлетворяет второй момент паспортной системы - явка паспортов. Лицо, путешествующее с паспортом, должно предъявлять его во время путешествия - на заставах, где они еще существуют; при въезде в город - полицейскому начальству. Последнее обязано, прописав паспорт, возвратить его назад без всякого вознаграждения*(842). Исключение установлено с 1868 г. для Москвы и Петербурга, где за прописку видов на жительство и паспортов взимается от 3 до 40 коп. Первоначально этот сбор введен как временная мера, но имеет силу и до настоящего времени; явка паспортов возлагается на домохозяев. Каждый из них обязан объявить полиции о лице, прибывшем в его дом или выбывшем из него*(843). С другой стороны, каждый, переменяющий свое местожительство и поселяющийся в новом месте, должен заявить об этом хозяину дома и отдать ему свой паспорт для прописки*(844). Та же обязанность, под опасением штрафа, возлагается на хозяев трактирных заведений. Штраф этот сначала введен был в Москве, Петербурге и некоторых других важнейших городах; но в 1872 г. министру внутренних дел дозволено распространять его на все города губернские и уездные, по своему усмотрению.
Независимо от этой простой явки, в столичных городах России установлена еще сложная явка специально для лиц рабочего класса, не имеющих постоянного места жительства. В столицах рабочие не имеют права жить по своим паспортам, хотя бы и явленным в полиции. Они обязаны предъявлять свои плакатные паспорты в адресную экспедицию. Отсюда они получают адресный билет на срок паспорта, причем взимаются новые сборы в пользу больниц и т. п. учреждений.
§ 272. Постановления о паспортах имеют свою санкцию не только в уставе о предупреждении и пресечении преступлений*(845), но и в уголовных законах; именно, каждой определительной статье устава о паспортах соответствует известная статья улож. о наказ.*(846). Мы остановимся главным образом на последствиях неимения паспорта.
Мы уже знаем, как относилось к этому факту законодательство Петра. Оно считало за подозрительного каждое лицо, не имевшее узаконенного вида, предписывало разыскивать, кто он есть, и, в случае надобности, поступать по закону. Современное законодательство, именно Уст. о пасп. и улож. о наказ., также предусматривает случаи неимения установленных видов. Лица, не имеющие паспортов, подводятся под понятие беглых или бродяг.
Между этими двумя понятиями надо проводить различие. Беглым называется лицо, отлучившееся с места своего постоянного жительства без узаконенного вида и без разрешения своего общественного или правительственного начальства. Под именем бродяги разумеется лицо, которое не только не имеет узаконенного вида, но и не может доказать своего состояния или упорно отказывается от этого. Поэтому в законодательстве является презумпция, что такие лица совершили какие-либо преступления. Мы не станем определять здесь всех последствий, которые влечет за собой бродяжничество. Достаточно сказать, что как Устав о паспортах, так и Улож. о наказ. предписывают чрезвычайно строгие меры относительно бродяг и беглых, начиная с обязанности жителей ловить их и оканчивая Правилами о распределении бродяг по разным местам Российской империи.
Таковы условия, которыми обставляет наше законодательство временные отлучки с места жительства.
§ 273. Условия перемены оседлости для большинства народонаселения, т. е. для податных классов, подходят под условие перемены состояния. Лицо, желающее изменить место своей оседлости, то есть перейти из одного податного общества в другое, обязано представить увольнительный приговор первого и получить согласие на прием от второго.
Помимо собственного желания лица переменить место своего жительства, эта перемена может последовать, во-1-х, по судебному приговору*(847); во-2-х, вследствие исключения из общества за явные пороки*(848); в-3-х, наконец, со стороны административной власти может последовать воспрещение тому или другому лицу жить в известном месте. Эта последняя мера известна в общежитии под именем административной высылки. Она относится к числу предупредительных мер, а потому не ведет к ограничению прав состояния*(849).
В. Отъезд в иностранные государства
§ 274. Отлучка русских подданных за границу может быть постоянной и временной.
а) Под именем отъезда за границу навсегда разумеется изменение самого подданства, эмиграция. Относительно этого права в русском законодательстве не содержится точных указаний. Наш закон нигде не формулирует права перехода из подданства России в подданство других государств. Уст. о пасп., говоря об отлучках за границу, различает паспорты с возвратом и паспорты без возврата*(850). Последние выдаются только иностранцам, первые русским подданным. Следовательно, для перехода из русского подданства нужна особенная процедура, особенное дозволение. Косвенные указания на возможность этого акта содержатся в уставе о воинской повинности.
Ст. 3 этого устава гласит:
"Лица мужского пола, имеющие от роду более пятнадцати лет, могут быть увольняемы из русского подданства лишь по совершенном отбытии ими воинской повинности, или же по вынутии жеребия, освобождающего их от службы в постоянных войсках".
Но порядок этого увольнения не выражен определенно в действующем праве. Напротив, закон строго воспрещает недозволенное оставление отечества, неявку лица из заграницы по вызову правительства и подговор к переселению в иностранные государства*(851).
Свод законов содержит в себе только подробные правила о перечислении русских подданных в Царство Польское и Великое Княжество Финляндское.
б) Временная отлучка за границу дозволяется по взятии узаконенного паспорта. Закон об иностранных паспортах явился в 1817 г.; затем он изменялся в разные времена; последнее изменение последовало в 1861 и 1867 г. Желающий отбыть за границу должен иметь 25 лет от роду*(852). Прошение о выдаче заграничного паспорта подается начальнику губернии; последний удовлетворяет просьбу не иначе, как по свидетельству полиции в том, что никакого законного препятствия к отъезду данного лица нет. Лицо, получившее паспорт, облагается пошлиной в 5 руб. и имеет право жить по паспорту в течение пяти лет. Впрочем, отъехавшим за границу не воспрещается оставаться там и долее пяти лет, при том, конечно, условии, если они не получат от правительства предписания явиться обратно. При возвращении, лица, просрочившие свои паспорты, обязаны уплатить 4 р. 50 к. за каждые полгода.
Г. Порядок въезда иностранцев в Россию
Иностранец может приехать в Россию: 1) в качестве временного путешественника; 2) как переселенец.
а) Для въезда в Россию в качестве временного путешественника иностранец должен иметь паспорт своего государства, визированный русским посольством. По прибытии в Россию иностранец должен предъявить его губернатору той губернии, где он останавливается. Этот паспорт отбирается и взамен его выдается новый. Иностранец во все время пребывания в России подлежит постоянному надзору со стороны административной власти.
б) Иностранцы, переселенцы принимаются не иначе как по предъявлении ими особенных кордонных свидетельств от своих начальств. Неимение такого кордонного свидетельства влечет за собою разного рода невыгодные последствия, предусмотренные улож. о наказ., Уст. о предупреждении и пресечении преступлений и т. д. Затем, иностранцы могут быть во всякое время высланы обратно за границу; некоторые из них могут быть даже вовсе не допущены в Россию и в случае приезда сюда, несмотря на запрещение правительства, подвергаются суровому наказанию, наравне с бродягами*(853).
Глава четвертая. Право торговли и ремесл
А. Монополии и правительственная регламентация
§ 275. Экономическая свобода с юридической точки зрения предполагает: 1) устранение монополий, препятствующих всем лицам заниматься торговлей и промыслами; 2) отсутствие излишнего правительственного контроля, государственной регламентации, стесняющей частную предприимчивость.
Что касается монополий, стесняющих право выбора занятий, то в этом отношении наше законодательство издавна не знало таких ограничений, какие выработались в Западной Европе, благодаря корпоративным монополиям. Конечно, и у нас встречаются начатки монополий, но они никогда не доходили до такого размера, как на Западе. В западноевропейских государствах система монополий стесняла промышленность и торговлю в двояком отношении. Должно различать: 1) систему общественных монополий, монополии гильдейские и цеховые, сосредоточивавшие право торговли и промыслов в руках тесного круга лиц и устранявшие от него все остальное народонаселение, и 2) правительственные монополии, сущность которых заключается в том, что известные отрасли торговли и промышленности объявляются регалией правительства, т. е. последнее признает за собой исключительное право на производство известного рода торгов и промыслов и, таким образом, устраняет конкуренцию частных лиц.
В нашем законодательстве еще в московский период развилось и то и другое начало. Мы встречаем в это время разные правительственные монополии, казенные торги, производившиеся не иначе как через гостей, назначенных от правительства. Правительство удерживало за собой исключительное право на производство торговли некоторыми статьями. Затем, в силу характера самого городского тягла, городские люди должны были требовать, чтобы они, отбывающие повинности с торгов и промыслов, имели исключительное право торговать в городах, не допуская к этому других лиц, так называемых беломестцев, которые не несут городских тягостей. Правительство с своей стороны то удовлетворяло этим требованиям, то есть вводило различные запретительные меры, то, напротив, разрешало торговать в городах всем и каждому. Так, еще Петр Великий, учредивший гильдии и цехи, ввел, с другой стороны, различные облегчения в области торговой и промышленной для всех классов.
Монополии в западноевропейском смысле вводятся жалованною городам грамотою 1785 г. Последняя построена на том начале, что право производства торговли есть право купца, как посредника между производителем и потребителем, и потому сосредоточивается в особом торговом классе. Поступление в это сословие обусловливалось объявлением капитала в известном размере. Затем, остальные классы могут заниматься торговлей лишь в определенном размере и с разными стеснительными условиями. Точно так же были регламентированы и ремесла*(854).
Последующее законодательство в корне видоизменило положение о торговле, но оставило почти без изменения ремесленный устав. Между тем как положение о пошлинах за право торговли и других промыслов построено на началах, прямо противоположных прежней системе казенных и общественных монополий, ремесленный устав сохранил в значительной степени старое цеховое устройство, заимствованное из Западной Европы в то время, когда оно вызывало там повсеместные протесты и вырождалось*(855).
Нельзя, впрочем, сказать, чтобы и полож. о пошл. за право торговли совершенно отрешилось от прежних воззрений и удовлетворяло более или менее строгим экономическим требованиям. Первый и самый существенный недостаток его заключается в том, что оно не проводит вполне различия между торговлей и продажей*(856).
Б. Право торговли
Под торговлей разумеется экономическое посредничество между производителями и потребителями, покупка товаров у производителей с целью перепродажи потребителям. Продажей называется сбыт своих произведений, как сельскохозяйственных, так и всяких других, следовательно, сбыт продуктов, добытых всякого рода промышленностью. Понятно само собой, что последняя должна быть поставлена в более льготное условие, нежели торговля. Она не должна в иных случаях облагаться пошлинами, потому что иначе будут стеснены различные промыслы и возвысится цена на предметы первой необходимости.
Устав о пошлинах подводит под понятие торговли не только торговлю в собственном смысле, но и различные другие виды экономической деятельности, известные под именем торговых действий. Торговля разделяется на оптовую, розничную и мелочную. Оптовая торговля производится из купеческих контор, амбаров, складов и судов и состоит в продаже всяких товаров партиями. Розничной торговлей называется раздробительная продажа товаров, производимая из лавок, магазинов и других т. п. заведений. Наконец, под именем мелочной торговли разумеется: 1) раздробительная продажа особых товаров, поименованных в особых росписях, из определенных помещений (ср. роспись Е, прилож. к ст. 40 и роспись Ж, к той же ст.); 2) разносная и развозная торговля мануфактурными и колониальными товарами, производимая в назначенных для него пределах*(857). Развозная торговля может производиться за чертою в городе, в уезде.
Затем, к торговым действиям причисляется целая масса различных операций. Сюда относятся, напр., разные банкирские операции, содержание различных ремесленных заведений, фабрик и заводов, извозничество, содержание контор для транспортов, кладей и пассажиров, подряды с казенными учреждениями, земскими, городскими и сельскими общественными и сословными управлениями. Под это же понятие подводится исполнение обязанностей торговых приказчиков и т.д.*(858).
§ 276. Все виды торговли производятся или беспошлинно, или с платой особых пошлин.
Из общего смысла постановлений о беспошлинной торговле*(859) видно, что в данном случае наше законодательство имело в виду главным образом: 1) продажу в смысле сбыта произведений сельской промышленности и всякого рода примитивных продуктов (льна, пеньки, скота, птицы, соли, шерсти, волоса, щетины, пуха, невыделанных шкур, леса, дров и т. п.), если она производится не из закрытых помещений, каковы, напр., различные склады, дворы, амбары или лавки; 2) сюда же относятся и разные другие действия, напр. некоторые виды разносной продажи (съестных припасов, фруктов и лакомств), фабричной и заводской промышленности, смотря по устройству фабрики и количеству находящихся на ней работников*(860).
Все остальные виды промышленных и торговых действий требуют взятия: 1) свидетельства, 2) особенного билета.
В постановлениях о торговле беспошлинной и с пошлинами наше законодательство, начиная с 1863 г., держится начал, выгодных в экономическом отношении. Оно установляет правила, общие для всех состояний. В настоящее время нельзя уже говорить о торговом классе в смысле сословия, которому принадлежит исключительное право на производство торгов и промыслов; нельзя говорить и о каких-либо льготах в этом отношении, обусловливаемых принадлежностью к тому или другому состоянию. Так, напр., прежде дворянам дозволялось устраивать на своей земле фабрики и заводы без платежа гильдейских и промысловых сборов*(861). На основании 6 ст. пол. о пошл. эта привилегия отнята от дворянства; оно подведено в этом отношении под условия всех других состояний, именно - лицам всех сословий, владеющим землей, одинаково дозволено открывать сельскохозяйственные заведения - беспошлинно при одних условиях, и с платою пошлины при других.
Таким образом, сословные различия изгнаны из полож. о пошл., по крайней мере по отношению к производству торговли. Но они удержались в том отношении, что приобретение свидетельств известного рода сообщает особые права состояния. Наше законодательство различает свидетельства купеческие и гильдейские от свидетельств промысловых. Первые отличаются тем, что, кроме сообщения прав торговых, влекут за собой известные привилегии по состоянию. Свидетельства промысловые сообщают только торговые права; лица, взявшие такое свидетельство, не изменяют прав своего состояния.
От торговых свидетельств надо отличать билеты. Свидетельство дает право на производство торговли вообще. Билет дает право на открытие определенного промышленного или торгового заведения. Отсюда понятно, что билет служит как бы дополнением к свидетельству на право торговли. Закон, однако, не всегда требует взятия билета для лица, которое уже имеет свидетельство. Так, по одному купеческому свидетельству первой гильдии разрешено содержать неограниченное число промышленных и торговых заведений, со взятием лишь на каждое из этих заведений особого билета, если только оно по закону не избавлено от билетного сбора. Вместе с купеческим свидетельством по первой или второй гильдии надлежит взять за установленную плату, по крайней мере, один билет на торговое или промышленное заведение*(862). Затем, 24 ст. полож. о пошл. исчисляет, какие именно заведения не могут быть открыты иначе, как со взятием билета. 25 ст. указывает исключения из предыдущей статьи*(863).
Торговые права различаются по двум гильдиям.
На основании 32 ст. пол. о пошл.: "По свидетельству первой гильдии предоставляется: а) право производить оптовую торговлю по всей империи русскими и иностранными товарами, лично и через приказчиков, и содержать для сего в городах и селениях конторы, склады и амбары, без ограничения в числе оных, с платою установленного билетного сбора за каждое таковое заведение, не изъятое от оного по закону; б) право производить во всех городских и сельских поселениях того уезда, где взято свидетельство, розничную торговлю русскими и иностранными товарами из лавок или магазинов, а также содержать там фабрики, заводы и ремесленные заведения, с платежом установленного билетного сбора за каждое торговое или промышленное заведение, и в) право принимать повсеместно, без ограничения суммы, подряды, поставки и откупа".
По свидетельству второй гильдии предоставляется: а) право производить в том уезде, на который взято свидетельство, розничную торговлю русскими и иностранными товарами из лавок или магазинов, а также содержать фабрики, заводы и ремесленные заведения, причем число торговых и промышленных заведений, по свидетельству второй гильдии, согласно ст. 16, должно соответствовать числу билетов не более десяти, и б) право принимать подряды, поставки и откупа на сумму не свыше 15 рублей каждый (ст. 33).
По свидетельству на мелочной торг (промысловому свидетельству) предоставляется в том уезде, на который взято свидетельство: 1) содержать лавки в гостинных дворах, рядах и других публичных помещениях для продажи товаров, поименованных в особой росписи; так называемые мелочные лавочки, для продажи товаров, также особо поименованных; торговые бани, рыбные садки, трактирные заведения (платящие в городской доход менее 200 рубл.), а также фабричные и ремесленные заведения или мастерские на особых основаниях, и 2) принимать подряды, поставки и откупа на сумму не свыше 1.200 рубл.*(864).
Наконец, по свидетельствам на развозный и разносный торг дозволяется торговать мануфактурными и колониальными товарами только вне городов, посадов и местечек. Торгующий означенными товарами обязан иметь на свое имя свидетельство, без различия, торгует ли он от себя, или по поручению хозяина, или просто в качестве возчика*(865).
Из этих постановлений видно, что торговые свидетельства дают право на содержание фабрик, заводов и различных ремесленных заведений, так как промышленность подведена под общее понятие о торговых действиях.
К занятиям торговым допускаются одинаково лица всех состояний. Ст. 20 говорит:
"Свидетельства, как купеческие, так и промысловые, могут быть выдаваемы лицам обоего пола, русским подданным всех состояний и иностранцам".
Этим постановлением уничтожены все изъятия по торговле, сохранявшиеся еще от прежнего времени, напр. существовавшее весьма долгое время воспрещение лицам, состоящим на государственной службе, брать купеческие или промысловые свидетельства.
Исключения остались для следующих лиц: а) священно- и церковнослужителей; это исключение не распространяется на оставшихся после смерти их вдов и незамужних дочерей; б) протестантских проповедников, находящихся при должностях; в) нижних воинских чинов, состоящих на действительной службе.
В. Организация ремесл
§ 277. Ремесленное положение построено на совершенно иных основаниях. Оно осталось в том же виде, как создала его Екатерина II. В древней России мы не находим и следов цехового устройства. Наши артели ни по своему характеру, ни по своей форме не напоминали западноевропейских цехов и не содержали в себе духа сословно-корпоративных монополий. Екатерина II, учреждая цехи, руководилась следующими соображениями. Она имела в виду поднять наши ремесла посредством государственной регламентации, организацией строгой торговой полиции и, в качестве дополнительной меры, поощрением ремесленников монополиями*(866). Эти начала удержались до настоящего времени. Вот почему самое понятие о ремесле наше законодательство выделяет из общего понятия о торговых и промышленных действиях.
"Под именем ремесла разумеются занятия, имеющие предметом обработывание вещей, посредством ручной работы"*(867). Если эти занятия производятся в ремесленном заведении, тогда они причисляются к торговым действиям. Для права занятия ремеслами, по общему принципу, не выдержанному, однако, в нашем законодательстве, надо принадлежать к определенному цеху, являющемуся, с точки зрения закона, особым юридическим лицом, обществом. Полное цеховое устройство введено, однако, далеко не во всех городах. Само законодательство ограничивает возможность учреждения цехов требованием, чтобы цех состоял не менее как из пяти мастеров того же ремесла. Цеховое устройство вводится особым порядком с разрешения министра внутренних дел. Для городов, в которых не могут быть введены полные цехи, допускается, на основании позднейших узаконений, упрощенное ремесленное устройство. Наконец, в селениях вовсе нет цехов*(868). Закон оставляет вне цехового устройства тот разряд наших ремесленников, который образует наибольшее число их в России, так как ремесленная промышленность до настоящего времени держится главным образом в селениях. Она известна под именем кустарной промышленности, чрезвычайно распространенной и дающей государству значительные доходы.
Таким образом, цеховое устройство существует сравнительно для немногих лиц.
а) Полное цеховое устройство
Цель учреждения цехов выражается 6 ст. полож. о пошл. за пр. торг. следующим образом: общество, известное под именем цеха, учреждается "для усовершенствования известного промысла, управления им и соблюдения должного порядка". Следовательно, цехи учреждены с целью поднятия ремесленного искусства, внутренней их администрации и ремесленной полиции. Ввиду этого в тех местах, где введено цеховое устройство, все желающие заниматься известным ремеслом, как промыслом, должны принадлежать к цеху. Однако цех или ремесленное управление не может никому запретить дневного пропитания работою. Каждый может производить всякое ремесло, но без открытия заведения, без вывески и без именования себя мастером. Кроме того, от записки в цех освобождаются: мостовщики, землекопы, каменщики, каменотесы, плотники, штукатуры и нанимающиеся в услужение люди.
"В каждом городе мастерство, рукоделия и ремесла разделяются на столько родов, сколько существует различных к пропитанию оными способов"*(869). Следовательно, собственно говоря, каждое ремесло может представлять особый цех. Но для образования цеха необходима наличность пяти мастеров одного и того же ремесла. Где недостает этого числа, там мастера разных ремесл могут быть соединены в один сложный цех. Разделение ремесл на цехи производится городскою думою.
Каждое цеховое общество составляется из людей, производящих одинаковое ремесло, а все ремесленное сословие делится на три разряда: 1) мастеров, 2) подмастерьев и 3) учеников.
1) Мастера одни только являются полноправными членами цеха. На основании 114 ст. ремесл. уст.: "Запрещается в городе, где которого ремесла цех учрежден, не учась у записного мастера и не имея управного свидетельства, называться того ремесла мастером, иметь подмастерьев или учеников и вывеску того ремесла". Немастера могут работать только в одиночку: они лишены права открывать ремесленное заведение. Мастером называется лицо, вполне знающее свое ремесло. Это знание испытывается особым порядком. Желающий получить звание мастера представляет цеховой управе пробную работу. Последняя свидетельствуется лучшими мастерами данного цеха, и на основании их отзывов управа постановляет свое решение. На решение цеховой управы могут приносить жалобы общей ремесленной управе, которая, назначив в своем присутствии вновь испытание, может отменить первое постановление. На общую ремесленную управу могут жаловаться городской думе. В случае, если цеховая управа признает достоинство пробной работы, она представляет общей ремесленной управе о выдаче просителю аттестата. Для того, чтобы иметь право представить пробную работу, необходимо пробыть по крайней мере три года в подмастерьях, иметь не менее 21 г. от роду, представить аттестаты мастеров, у которых происходило обучение и работа, быть в состоянии завести мастерскую и иметь в ней столько инструментов, сколько нужно, по крайней мере для одного подмастерья. Кроме того, надо быть беспорочного поведения, так как в цехи не принимаются люди, имеющие за собой явные пороки*(870). Только такие лица могут заводить мастерские, держать в найме или в обучении подмастерьев и учеников, производить в своем заведении работы и продажу. Права мастера могут перейти на его вдову. Но последняя ставится в некоторую опеку от ремесленной управы, т. е. от цехового старшины и его товарищей*(871).
2) Подмастерья. В юридическом смысле подмастерьем называется ремесленник, научившийся своему ремеслу, но еще не приобревший опытности, достаточной для получения звания мастера*(872). В подмастерьях каждый должен пробыть по крайней мере три года. Ученикам, обучившимся известному ремеслу, выдается подмастерское свидетельство, и затем ему предоставляется приобрести права мастера. По правам своего состояния подмастерья принадлежат к мещанскому сословию. Подмастерьям запрещается, как всяким простым работникам, открывать заведения, иметь в найме для своих работ подмастерьев и учеников и соединяться между собою в товарищества с целью производства ремесл. Но подмастерье может управлять ремесленным заведением самостоятельно, по поручению хозяина.
3) Ученики. Этот разряд лиц не имеет в цехе особенных прав. Ученики вполне подчиняются мастерам*(873). "Цеховой старшина приказывает ученику быть верным, послушным, почтительным к мастеру и учиться ремеслу прилежно".
Срок, полагаемый законом ученику для обучения, колеблется между 5 годами maximum и 3 minimum. Этот последний срок, "буде ученик знал что ни на есть касающееся до ремесла", может быть сокращен по усмотрению ремесленного старшины с товарищами.
6) Упрощенное устройство цехов
В тех городах, где нет возможности ввести полные цехи, допущено, в 1852 г., упрощенное цеховое устройство. Сущность его определяется по закону следующим образом: 1) занимающиеся мастерствами не разделяются на цехи; 2) вся совокупность лиц, производящих известные ремесла, образует одно ремесленное сословие, под начальством ремесленной управы; 3) упрощенное цеховое устройство допускает различие только между ремесленниками и работниками: здесь нет ни мастеров, ни подмастерьев, ни учеников. Ремесленники не имеют права называться мастерами.
Условия приобретения звания ремесленника или работника приблизительно те же самые, что и для приобретения звания мастера и подмастерья при полном цеховом устройстве, хотя и с некоторыми облегчениями*(874).
В существе, упрощенное цеховое устройство не представляет большого развития и распространения, хотя содержит в себе ту же самую мысль, как и общее устройство цехов, т. е. организацию разных ремесленных обществ, подчиненных, в видах ремесленной полиции, особому управлению, и имеющих вместе с тем исключительное право на производство ремесл в том округе, к которому они приписаны. В этом отношении наше цеховое устройство не отошло от времен Екатерины II и соответствует городским учреждениям Западной Европы во время их довольно сильного упадка.
Глава пятая. Законодательство по делам печати*(875)
А. Общие начала и история русской цензуры
§ 278. Под именем свободы печати, в обширном смысле, разумеется право беспрепятственного распространения своих мнений различными механическими способами, под условием ответственности за злоупотребления. К числу таких способов относятся печать и литография. Но мысль может быть выражена не только в форме произведения письменного, но и в форме художественного произведения, напр. картины, которая может быть воспроизведена в гравюре, фотографии и т. д. Все эти виды воспроизведения и распространения идей и мнений, в форме произведений художественных, музыкальных и письменных или печатных, издавна, как в Западной Европе, так, и у нас, подчинялись различным условиям и правилам. Для освещения ныне действующих в России правил по делам печати необходимо: 1) изложить некоторые общие научные начала и представить, для сравнения, некоторые постановления иностранных законодательств, касающиеся данного вопроса, и 2) рассмотреть развитие наших цензурных постановлений путем историческим.
§ 279. Логическим последствием выставленного выше определения свободы печати является то начало, что отношение государства к произведениям человеческой мысли, о которых идет речь, должно быть чисто отрицательным. Каждый может беспрепятственно распространять свои мнения до тех пор, пока не совершит какого-либо преступления или проступка, какие только могут быть совершены путем печати. Сюда относятся оскорбления чьей-либо чести, непосредственное воззвание к беспорядкам и т. п. действия, прямо предусмотренные уголовным законом. Решение вопроса о преступности известного произведения должно принадлежать суду.
Отсюда видно, что в последнем своем развитии понятие свободы слова предполагает систему карательной цензуры, применяемой судами. Но история законодательства по делам печати представляет различные ступени. Первоначальное отношение государства к этому вопросу выразилось в форме предварительной цензуры. Последняя не признает указанных выше начал. Она требует, чтобы каждое печатное произведение выходило в свет не иначе как по предварительном одобрении надлежащей цензурной власти. После отмены предварительной цензуры в большинстве западноевропейских государств возникли новые формы ограничения свободы печатного слова. Преимущественное внимание полицейского законодательства было обращено на периодическую печать, ввиду того, что путем таких изданий можно, как говорили, "распространять в обществе известные вредные направления", с которыми правительства считали долгом вести борьбу. Стеснительные условия, в которые была поставлена печать, выразились, во-первых, в системе так называемых концессий, в силу которой никто не мог открыть заведения, предназначенного к воспроизведению тем или другим путем печатных сочинений без предварительного разрешения правительственной власти. Таким образом, типографии и литографии были подчинены условиям предварительного разрешения, за которым, кроме того, следовал еще особый полицейский надзор. Та же самая система была применена к изданиям журналов и газет; никто не мог основать периодического издания без предварительного разрешения. Во-вторых, для ограничения числа лиц, которые могли бы основать периодическое издание, а также для обеспечения возможности взыскания штрафов, которые будут налагаться судами, требовалось, чтобы каждый издатель журнала или газеты внес известную сумму залога*(876). Затем следовали еще и другие ограничения, как-то: штемпельная пошлина с каждого экземпляра периодического издания и т. д. Во Франции ко всем этим условиям присоединилось еще одно. Сохраняя сущность карательной цензуры, т. е. признавая тот принцип, что ни одно произведение печати не должно подлежать предварительному просмотру прежде напечатания, под условием последующей ответственности за злоупотребления, система Наполеона III, отмененная в 1868 г., основала, кроме того, иной способ взыскания. Рядом с карательною властью, предоставленной судам, она установила систему административных кар, которые, по употребительности своей, совершенно вытеснили случаи привлечения, в особенности журналистики, к суду*(877).
В Западной Европе постепенно отменялись эти ограничения. Много таких льгот принес и германский имперский закон, вотированный в начале 1874 г.*(878).
§ 280. История русской печати и вместе с тем история русской цензуры нераздельно связаны между собой. Л. Штейн, в своем "Die Verwaltungslehre", делает различение между цензурой духовной и светской. Он доказывает, что первые ограничения свободы печати вышли от духовного управления и что цензура, даже после принятия ее в заведывание светской власти, долгое время еще служила интересам церковным, т. е. преследовала так называемые еретические сочинения. Произведения же светской печати первоначально оставались свободными. На основании внешних фактов можно бы применить это же начало и к истории нашей цензуры. Именно из того, что первые ограничения печати явились в России в области литературы церковной, можно вывести заключение, что и у нас цензура развивалась по тем же самым началам, как и в Западной Европе. Но это было бы заблуждением. Действительно, в России цензура установилась первоначально в области законодательства церковного, но это произошло единственно потому, что у нас не было другой литературы, кроме литературы духовной. При слабом развитии грамотности до Петра Великого не могло быть и речи о произведениях светской печати, которые надо было бы подчинять какому-либо надзору. Там, где произведения печати явились, именно в области церковной, они и были подчинены цензуре. Притом необходимо заметить, что в России первоначально даже светские произведения печатались в синодальных типографиях. До Екатерины II у нас не было ни одной частной типографии. Типографии существовали при Синоде, впоследствии при академии наук, при сенате и некоторых монастырях. Таким образом, задача цензуры была немногосложна.
Первое официальное известие об учреждении некоторого цензурного надзора явилось в 1720 г., по совершенно частному случаю. До сведения Синода и государя дошло, что в Киево-Печерской лавре и черниговских монастырях печатаются книги, не согласные с теми, которые издаются под ведением духовной коллегии*(879). Ради этого было предписано те книги исправить, "а других никаких книг, ни прежних, ни новых изданий, не объявя об оных в духовной коллегии и не взяв от оной дозволения, в тех монастырях не печатать"...
В духовном регламенте явилось уже общее постановление, делавшее из Синода некоторую цензурную инстанцию, которая должна рассматривать, прежде выхода в свет, все богословские сочинения*(880). Это же начало подтверждено Екатериной I в 1726 г.*(881).
При Петре II оно подтвердилось еще с большею силою.
Из указа, сюда относящегося, видно, что в России в то время не было ни одной частной типографии. Из казенных типографий, существовавших в Петербурге, оставлены только две: одна при сенате, для печатания указов, другая при академии; она должна была печатать переведенные с иностранных языков исторические сочинения, но не иначе как с апробацией Синода. Все остальные типографии, бывшие при Синоде и Александро-Невском монастыре, велено "перевесть в Москву со всеми инструментами и печатать только одне церковные книги, как издревле бывало, в одном месте на Москве, под ведением синодским, и чтоб никаких в печатании тех книг погрешений и противности, как закону, так и церкви, быть не могло того Синоду по должности своего звания смотреть прилежно"*(882).
Первым чисто светским изданием в России были академические ведомости, издававшиеся при Академии наук. Первоначально академии дано было право печатать их под собственной своей цензурой. Но в царствование Елизаветы Петровны издание российских ведомостей поставлено под надзор сенатской конторы*(883).
До царствования Екатерины II мы не видим особенного развития цензуры, вероятно потому, что в то время не печаталось в большом количестве книг и не существовало вольных типографий. Поэтому меры цензуры направлялись против привоза некоторых иностранных сочинений и на истребление вредных русских книг, привезенных из заграницы*(884).
§ 281. Эти разрозненные меры приводятся в систему в царствование Екатерины II. В это же время учреждаются у нас и вольные (частные) типографии. Первая вольная типография в России основана Гартунгом в 1771 г. Ему дана привилегия печатать книги только на иностранных языках и с тем, чтобы в них не было ничего противного правилам веры, правительству и добрым нравам. Поэтому он должен был печатать сочинения, освидетельствованные правительственной властью и дозволенные к печати. Затем, на всех книгах, выходящих из его типографии, должно быть означено: "Печатано в вольной Гартунговой типографии"*(885).
В 1776 г., августа 22-го, дана подобная же привилегия иностранцам Вейтбрехту и Шнору; им дозволено печатать книги на всех языках, под указанными выше условиями*(886).
Вообще, фактически в течение большей половины царствования императрицы Екатерины II печать находилась в очень благоприятных условиях. Особенно выгодное положение создано для нее указом 1783 г., не только хорошим для того времени, но, можно сказать, смелым, потому что в нем до известной степени выражены такие начала, которые в европейских государствах осуществлены лишь в последнее время. Указ этот содержит в себе дозволение во всех городах и столицах заводить типографии и печатать книги на русском и иностранных языках. Это дозволение дано всем лицам, которые бы пожелали учредить типографии и т. п. заведения. Превосходство начал, выраженных в указе 1783 г., заключается именно в том, что открытие типографий подведено под общие условия учреждения фабрик и ремесленных заведений, т. е. дозволено заводить их без предварительного разрешения правительства, но с уведомлением управы благочиния об открытии. На управу благочиния возложена обязанность свидетельствовать книги прежде их печатания.
Разрешение открывать вольные типографии послужило благоприятным толчком к развитию нашего просвещения. В те 13 лет, пока действовал Указ 1783 г., у нас вышло чрезвычайно много полезных книг (Новиков). События Французской революции неблагоприятно отозвались в России. Должно сказать, впрочем, что императрица уступила всеобщему реакционному движению, начавшемуся тогда в Европе, только незадолго до своей смерти. Она скончалась 6 ноября 1796 г., а 16 сентября 1796 г. издан был временный указ сенату, ограничивший свободу печати. Частные типографии упразднены во всех городах за весьма немногими исключениями. В Петербурге, Москве, Риге, Одессе и при Радзивиловской таможне учреждены особые цензурные начальства из одного духовного и двух светских особ. Книги не могли издаваться иначе как с дозволения цензуры. Последняя должна была следить за сочинениями, как выходящими в России, так и привозимыми из заграницы.
В короткое царствование императора Павла эти меры еще более усилились. Они отменены в 1802 г., 9 февраля*(887). Император Александр I дозволил открывать вольные типографии на началах указа 1783 г., причем обязанность просматривать печатные книги была возложена на губернаторов. Эти начала действовали, однако, недолго. Уже в 1803 г. возникла мысль об учреждении цензуры, которая и вводится вместе с университетскими уставами. С этого времени начинает определяться то начало, что цензура должна принадлежать министерству народного просвещения*(888). Но, несмотря на сосредоточение цензуры в университетах, от времени до времени учреждались особые цензурные управления. После 1815 г., под влиянием начавшейся во всей Европе реакции, явилось сильное ограничение свободы русской печати, в особенности же под управлением министра народного просвещения Шишкова*(889).
Б. Действующее законодательство
§ 283. Закон 6 апреля 1865 г. не создал какой-либо общей системы по делам печати. Во-1-х, должно заметить, что правила 1865 г. изданы в виде временных, впредь до дальнейших указаний опыта, как сказано в высочайшем указе Правительствующему Сенату; во-2-х, они распространены лишь на некоторые издания и при некоторых условиях. Вследствие этого в России существует в настоящее время несколько систем, имеющих каждая самостоятельное значение.
Во-первых, осталось прежнее деление цензуры на светскую и духовную. Цензура духовная не изменила своего основания и до известной степени простирает свое действие даже на издания, подходящие под правила 1865 г. Затем, на прежнем же основании действует иностранная цензура, учрежденная для книг, привозимых из заграницы, хотя она и соединена с общим цензурным ведомством. Наконец, для весьма многих изданий оставлена система предварительной цензуры, в общих чертах согласная с началами цензурного устава 1828 г., но с известными дополнениями и изменениями, последовавшими в позднейшее время.
Таким образом, закон о печати 1865 г. установляет как бы некоторые изъятия из общего правила, распространяющиеся на издания как периодические, так и непериодические.
§ 284. По правилам 6-го апреля 1865 г., на основании высочайшего указа, данного сенату, от предварительной цензуры освобождены в обеих столицах все оригинальные сочинения, объемом не менее 10-печатных листов, и все переводы, объемом не менее 20-ти печатных листов. Выход их в свет обставлен следующими условиями: 1) на указанных сочинениях и переводах должны быть выставлены имя и адрес типографии, в которой они напечатаны*(896) 2) по окончании печатания они представляются в цензурный комитет за неделю до выхода в свет*(897). Этот срок установлен для того, чтобы дать цензорам время рассмотреть сочинение и, если оно будет признано вредным или несоответствующим цензурным правилам, доставить средства привлечения к ответственности виновных лиц.
Ответственность эта, по правилам 1865 г., согласно с общими началами карательной цензуры, т. е. за конфискацией книги, в случае усмотренного в ней злоупотребления, виновное лицо предается суду по правилам, выраженным в уставе о печати*(898). Но это основное начало видоизменено высочайше утвержденным 7 июня 1872 г. мнением Государственного совета. Государственный совет постановил следующее:
"Если распространение освобожденной от предварительной цензуры книги или номера повременного издания, выходящего без цензуры реже одного раза в неделю, министром внутренних дел признано будет особенно вредным, то он может, сделав распоряжение о предварительном задержании такого произведения, представить о воспрещении выпуска оного в свет на окончательное разрешение комитета министров"*(899).
По постановлению заключений по делам этого рода, комитету министров предоставлена исполнительная власть, т. е. эти заключения получают силу без утверждения императора.
Экземпляры вредного сочинения должны быть немедленно отобраны и уничтожены*(900). Затем, означенное мнение Государственного совета различает случаи вредного направления, обнаруженного в известном сочинении, от положительного преступления, совершенного путем печати. В 4-м пункте этого мнения говорится:
"Если в задержанном сочинении или номере повременного издания усматривается преступление, то, независимо от задержания экземпляров подобных изданий, может быть возбуждено судебное преследование виновных общеустановленным в законе порядком".
Таким образом, в силу закона 1872 г. ответственность по суду является исключением из общего правила, имеющим место в том случае, когда в книге будет найдено не только вредное направление, но и преступление.
Наше законодательство признает последовательную ответственность за злоупотребления печати. Прежде всего привлекается к суду сочинитель, если он не докажет, что книга его вышла в свет без его ведома и согласия. Затем, если автор произведения докажет это, или если имя и место жительства его неизвестны, или он выбывал за границу, тогда ответственность падает на издателя. Типограф или литограф подлежат ответственности в том случае, когда ни издатель, ни сочинитель не могут быть привлечены к суду по неизвестности их имен и места пребывания или вследствие отъезда из России. Наконец, книгопродавец призывается к суду в том случае, если на продаваемом экземпляре сочинения не выставлено имени и места жительства типографа или литографа*(901). Кроме сочинений и переводов указанного объема, от предварительной цензуры освобождаются повсеместно: 1) все правительственные издания; 2) все издания университетов, академий и судебных обществ и установлений. Все эти установления имеют свою внутреннюю цензуру, и им предоставлено право одобрять к печати сочинения, издаваемые на их счет и с чисто научною целью. Таким образом, означенные издания подвергаются предварительной цензуре тех ведомств, которые их выпускают в свет.
Повсеместно и совершенно освобождены от предварительной цензуры: все издания на древних классических языках и переводы с сих языков; чертежи, планы и карты, если они не имеют текста; музыкальные произведения при том же условии, визитные карточки, этикетки и т. п. произведения*(902).
§ 285. Под именем повременных изданий разумеются вообще: 1) газеты и журналы, выходящие в свет отдельными номерами, листами или книжками; 2) сборники или собрания новых оригинальных или переводных сочинений разных писателей, издаваемые под одним общим заглавием более чем два раза в год. Исключение отсюда составляют: 1) сборники напечатанных прежде сочинений, напр. хрестоматии; 2) собрания исторических актов и 3) словари*(903).
Выход в свет повременных изданий обусловливается концессией. Начало концессии проведено в нашем законодательстве весьма последовательно и подробно. Во-первых, ни одно издание не может быть основано без разрешения министра внутренних дел. От министра зависит как дозволить выпуск в свет известное повременное издание, так и определить условия его издания, т. е. или без цензуры, или под условием предварительной цензуры*(904).
Во-вторых, каждое повременное издание должно иметь одного или нескольких ответственных редакторов, которые также должны быть утверждены министром внутренних дел*(905). Звание редактора не может быть возложено и затем сохранено в случае, если лицо, носящее или желающее его принять: 1) подвергнется лишению или ограничению прав состояния или отдаче под надзор полиции по судебному приговору; 2) лишится общей гражданской правоспособности вследствие каких-либо других причин; 3) выедет за границу без уведомления главного управления или не возвратится по приглашению управления или же другой власти*(906). Разрешение, выданное министром внутренних дел на право издания и право редакторства, не бессрочно. Оно сохраняет свою силу в течение годичного срока со дня выдачи его. После пропуска этого времени выданное разрешение теряет силу*(907). Если повременное издание выходило некоторое время, но потом приостановилось и приостановка эта продолжалась более года, тогда на возобновление издания требуется новое разрешение. В случае перехода повременного издания от одного. издателя к другому главное управление должно быть о том своевременно уведомлено за подписью прежнего и нового издателей. Но на перемену редактора испрашивается разрешение порядком, указанным выше*(908).
Второе условие для повременных изданий, выходящих без цензуры, есть представление залога*(909).
"Залог ответствует за денежные взыскания, налагаемые на повременное издание"*(910). Такова официальная цель установления системы залогов. Залог вносится в следующих размерах: а) для ежедневной газеты, или выходящей в свет не менее шести раз в неделю - 5000 рубл.; б) для прочих повременных изданий - 2500 р.*(911).
Обязанность представления залога лежит только на повременных изданиях, желающих выходить без предварительной цензуры. Поэтому от нее освобождаются: 1) издания, выходящие с разрешения цензуры, 2) все те, содержание которых будут чисто ученое, хозяйственное или техническое; 3) издания правительственные, университетов, академий и ученых обществ и установлений*(912).
Для осуществления надзора за повременными изданиями, выходящими без предварительной цензуры, требуется, чтобы на каждом номере газеты, на каждой книжке журнала или на каждом выпуске сборника должны быть означены имена издателя, ответственного редактора и типографии и подписная цена; если же издание выходит с предварительной цензурой, то и цензурное дозволение*(913). Кроме того, издатели повременных изданий обязываются представить их в цензурные комитеты в следующие сроки: а) экземпляры каждого номера газеты и вообще издания, выходящего не менее одного раза в неделю, одновременно с приступом к окончательному печатанию того номера; б) экземпляры каждого выпуска издания, выходящего в свет реже одного раза в неделю, не позже как за четыре дня до рассылки подписчикам или выпуска в продажу*(914).
§ 286. Для изданий, выходящих без предварительной цензуры, установлена особая карательная система, которую можно назвать смешанной. Под понятие злоупотребления свободою печати в широком смысле подходят не только преступления, совершаемые путем печатного слова, но и так называемое "вредное направление", т. е. действие, которое не заключает в себе определенных признаков преступления, действие, сущность которого обнаруживается из сопоставления отдельных мест книги и общего ее духа. Такое широкое толкование злоупотребления, по делам печати, ведет за собой логически два рода карательных мер: 1) ответственностью по суду, если сочинение содержит в себе признаки преступного действия, и 2) административную расправу, применяемую к "вредным направлениям".
В этом духе карательная система была развита во Франции законодательством Наполеона III*(915). В других государствах Европы она существовала очень короткое время*(916). Та же самая система развита в России по правилам 1865 г.
На основании этих правил, суду подлежат те произведения печати, которые содержат в себе точные признаки преступления, предусмотренные как во временных правилах 1865 г.*(917), так и в уложении о наказаниях*(918).
Самая главная административная кара по закону 1865 г. есть временное закрытие периодического издания. Эта мера может быть предпринята министром внутр. дел на основании мнения совета главного управления по делам печати. Для того, чтобы сообщить этим закрытиям легальную форму, законодательство обставляет их следующими условиями: 1) министру внутренних дел предоставлено право закрыть издание не прежде как после трех предостережений, данных повременному изданию; 2) в каждом из предостережений должна быть указана статья, подавшая к тому повод; 3) третье предостережение ipso jure влечет за собой закрытие издания на срок, который будет указан министром внутренних дел, но не свыше 6 месяцев*(919). Это правило распространяется и на повременные издания, арендуемые у правительственных или ученых учреждений*(920).
Издания, подвергшиеся предостережению, обязаны напечатать его в ближайшем номере, вышедшем после того, под страхом штрафа в 25 руб. за каждый номер, коих издание выходит более одного раза в месяц, и в 100 p., когда оно выходит раз в месяц и реже.
По истечении срока закрытия издание может быть возобновлено. Но если министр внутренних дел найдет издание особенно вредным, то может войти с представлением о совершенном прекращении его в 1-й департамент Правительствующего Сената. Прекращенное таким образом издание может быть возобновлено не иначе как с особого разрешения министра внутренних дел*(921).
Последующие узаконения предоставили административной власти принимать еще следующие меры. Министр внутренних дел может воспретить продажу отдельных номеров газеты на срок, который будет найден нужным, и без объяснения мотивов этой меры*(922). Затем, отдельные номера каждого журнала и газеты могут быть конфискованы и уничтожены на основании заключения комитета министров*(923).
§ 287. Кроме того, периодические издания подвергаются отдельным ограничительным условиям. Во-первых, в случае появления в журнале или газете ложного известия о каких-либо правительственных действиях, "всякое повременное издание обязано поместить безотлагательно и безденежно, без всяких изменений и примечаний в тексте и без всяких в том же самом номере возражений, сообщенное ему от правительства официальное опровержение или исправление обнародованного тем изданием известия"*(924). То же право принадлежит и частному лицу, если о нем напечатан какой-либо несправедливый слух; но возражение его в этом случае не должно превышать более чем в два раза появившуюся ложную заметку. Возражения должны быть подписаны защищающимся и напечатаны без всяких замечаний и поправок*(925).
Затем, с 1873 г., июня 16-го, периодические издания ограничены в том отношении, что правительству дано право воспрещать обнародование известных слухов и обсуждение известных вопросов в каких-либо чрезвычайных обстоятельствах, когда это может быть признано вредным ввиду дипломатических или политических соображений.
Наконец, некоторые известия, печатающиеся в повременных изданиях, хотя и освобожденных от предварительной цензуры, подчинены предварительному разрешению. Таковы известия, касающиеся особ царского дома, придворных торжеств, съездов и т. п. Они печатаются не иначе, как с разрешения министра Императорского Двора (высоч. пов. 28 апр. 1870 г.). Известия о путешествиях высочайших особ разрешаются к печати местными губернскими начальствами.
§ 288. Все издания, не подходящие под правила, изображенные в высочайшем указе сенату 1865 г., подлежат рассмотрению предварительной цензуры*(926).
Рассмотрению комитетов и отдельных цензоров внутренней светской цензуры подлежат все произведения словесности, наук и искусств, печатаемые внутри государства на русском и иностранных языках, за исключением статей и сочинений духовного содержания. При рассмотрении этих произведений цензура руководствуется чисто отрицательными правилами. Она должна смотреть, чтобы в сочинениях, издаваемых в свет, не было ничего противного началам, указанным в цензурном уставе. На основании 10 ст. этого уст., "во всех вообще произведениях печати цензура не допускает нарушения должного уважения к учению и обрядам христианских исповеданий, охраняет неприкосновенность верховной власти и ее атрибутов, уважение к особам царствующего дома, непоколебимость основных законов, народную нравственность, честь и домашнюю жизнь каждого".
Цензура не допускает к печати также сочинений и статей, излагающих "вредные учения социализма и коммунизма, клонящиеся к потрясению или ниспровержению существующего порядка и к водворению анархии"*(927). Затем, под влиянием закона о печати 1865 г., новые цензурные правила довольно подробно определяют границы, в которых сочинители могут обсуждать различные предметы государственного устройства и управления. "При рассмотрении статей, в которых обсуживаются как отдельные законы и целые законодательства, так и распубликованные правительственные распоряжения, цензура наблюдает, чтобы в них не заключались возбуждения к неповиновению законам, не оспаривалась обязательная их сила и не заключались выражения, оскорбительные для установленных властей"*(928). В этих пределах допускается обсуждение законодательства не только в отдельных его частях, но и в целом объеме. Далее, цензура не допускает к печати статей, в которых "возбуждается неприязнь и ненависть одного сословия к другому, и в которых заключаются оскорбительные насмешки над целым сословием и должностями правительственными и общественными".
Вместе с тем авторам дается некоторая возможность отстаивать свои сочинения, делать различные замечания, принимаемые в соображение цензурой.
Рукопись и книга считаются одобренными, когда на них находится разрешительная подпись цензора: "Дозволено цензурой, такого-то числа, месяца и года". Это разрешение остается действительным для однотомных сочинений в течение года, двутомных - двух лет и для сочинений более обширных в продолжение 3-х лет.
§ 289. Рассмотрению комитетов внутренней духовной цензуры подлежат все вообще сочинения и переводы, на русском и славянском языках, духовного содержания. Духовная цензура рассматривает их на основании особых и притом более строгих правил, чем постановления о светской цензуре. Запрещению ее подлежат не только сочинения, прямо противные началам христианства, догматам его, основаниям государственного устройства и т. д., но она не одобряет к напечатанию "сочинения большие или малые, с большими недостатками в основательности мыслей, чистоте христианских чувств, доброте слога, ясности и правильности изложения". Переводы вообще не одобряются по важным недостаткам изложения, как-то: "темноте, погрешностям, нечистоте языка и безрассудным опущениям, нарушающим связь сочинения".
Духовная цензура имеет довольно близкое отношение к сочинениям светским, издаваемым непериодически и периодически и выходящим в свет без предварительной цензуры, потому что на основании высочайшего указа, данного Сенату 6 апреля 1865 г., все сочинения, переводы и издания, а также места в них, подходящие под понятие рассуждения духовного характера, подлежат духовной цензуре. Смысл этого законоположения заключается в том, что рассмотрению духовной цензуры подлежат книги собственно духовного содержания и сочинения, относящиеся к нравственности, но заключающие в себе места совершенно духовного содержания. Что же касается книг, которые прежде подлежали светской цензуре, но в случае сомнения ее могли возбудить сношение с духовною цензурою, то такие книги не должны быть причисляемы к изъятым из действия означенного законоположения; равным образом и сочинения, переводы и издания, в которых заключаются места, требующие разрешения духовной цензуры, подлежат предварительному цензурованию только в этих местах, а не в целом составе или объеме издания. Следовательно, если в означенных сочинениях и переводах встретятся места, касающиеся церковного служения, жизнеописания святых, изъяснения Святого писания, изложения истин, относящихся к основаниям христианской веры, равно догматов православной церкви и предметов церковного управления, то места эти подлежат рассмотрению духовной цензуры*(929).
§ 290. Рассмотрению комитета иностранной цензуры, который состоит при главном управлении по делам печати, подлежат все выписываемые из заграницы книги, гравюры, карты, планы, ландкарты, ноты с словами, кем бы они ни выписывались, как казенными местами, так и книгопродавцами и частными лицами. Она дозволяет к обращению в целом составе или с исключением некоторых мест те сочинения, которые не противны началам Св. Писания, нравственности, государственным законам и т. д.
Некоторым установлениям прямо дозволено получать произведения заграничной литературы без разрешения в цензурном комитете. Сюда относятся все университеты, Императорская академия наук, Пулковская обсерватория, военно-ученый комитет военного министерства, специальные классы Лазаревского института восточных языков в Москве, лицей цесаревича Николая в Москве и др. Затем, некоторым редакциям предоставляется выписывать без просмотра цензуры иностранные газеты для того, чтобы дать им возможность следить за событиями в иноземных государствах.
§ 291. По отношению к средствам механического воспроизведения художественных, словесных и т. п. произведений печати, следовательно типографиям, литографиям и словолитням, а также к средствам распространения печатных сочинений, т. е. к книжной торговле, наше законодательство держится того же начала концессий и надзора полиции. Желающие завести типографию, литографию, металлографию или другое подобное заведение для тиснения букв и изображений должны получить дозволение от главного местного начальства (генерал-губернатора, губернатора). При этом необходимо представить установленное промысловое свидетельство и затем указать размер скоропечатных машин и станков, какие предполагается завести в типографии или литографии. Разрешение это выдается по удостоверении в благонадежности просителя. Типография или литография, открытая без разрешения начальства, считается тайною, и виновные в открытии ее подвергаются штрафу не свыше 300 рублей, аресту не свыше 3-х месяцев или заключению в тюрьме. Означенное разрешение имеет силу в течение двух лет, после чего, если заведение не открыто, требуется новое разрешение.
Те же самые правила установлены относительно перехода типографии из одних рук в другие посредством передачи или наследства. Передача типографии, литографии или металлографии допускается не иначе как с разрешения того же начальства, которое дает дозволение на открытие их; получившие одно из этих заведений в наследство обязаны взять на себя разрешение. Если они не исполнят этого в течение полугодичного срока, то должны передать доставшиеся им заведения, на том же условии, кому-либо другому.
Правительство установляет особенный надзор за типографиями, литографиями и т. п. заведениями. Инспекторам типографий должны быть известны числа и размер скоропечатных машин и все шрифты, имеющиеся в типографии. Каждая типография должна иметь особую шнуровую книгу, скрепленную по листам в столице инспекторами, а в других городах особыми чиновниками, назначенными от губернатора; сюда записываются предназначаемые к печатанию работы. Поверка этих книг означенными лицами может быть произведена во всякое время. Обязанность доводить до сведения инспекторов книгопечатания об изменении числа машин и станков распространяется как на частные типографии, так и на присутственные места.
Типографии, литографии и металлографии, по отпечатании всякого издания, обязаны, до выпуска его в свет, представлять в местный цензурный комитет определенное цензурным уставом число экземпляров. От этого избавляются лишь объявления присутственных мест и произведения, имеющие предметом общежитейские и домашние потребности, как-то: свадебные и разные другие пригласительные билеты, визитные карточки, этикетки, прейскуранты, объявления о продаже вещей, о перемене квартиры и т. п. На каждом произведении, выходящем из типографии, должны быть означены имя и место жительства типографа, литографа или металлографа.
§ 292. Подобным же условиям подчинены словолитни и другие заведения, изготовляющие орудия печати, с тем только различием, что владельцы их не подчинены началам концессий в такой степени, как типографии, литографии и металлографии. "Дозволение на учреждение заведений, производящих и продающих принадлежности тиснения, дается на основании устава о промышленности фабричной и устава торгового и ремесленного всем лицам без различия, имеющим право заниматься торговлею и ремеслом"*(930). Деятельность этих заведений подчиняется некоторым правилам, установленным ввиду возможности наблюдения за шрифтами и машинами, расходящимися в империи. Каждое из заведений, производящее или продающее принадлежности тиснения, должно иметь шнуровую книгу, скрепленную по листам вышеозначенными чиновниками. В книгу вносится всякая продажа шрифта или машины, с означением имени, звания и места жительства покупателя. Печатные станки и шрифты могут быть продаваемы внутри империи только типографам; но шрифты могут приобретаться и лицами, получившими право иметь ручной станок, каковое право дается на основании концессии*(931). В случае привоза скоропечатных машин, печатных станков и шрифтов из заграницы, таможни должны сообщить об этом тем учреждениям, которые имеют надзор за печатным делом.
Книжная торговля подчинена общим началам концессии. Право заводить книжные магазины, лавки, библиотеки и кабинеты для чтения предоставляется частным лицам или обществам тем же порядком, который определен для открытия типографий, литографий и т. п. заведений. Лица, получившие право учредить книжные магазины, обязаны заявить, где будет помещаться их заведение и кто будет управлять им в качестве ответственного лица. Затем, им предоставляется продавать и выдавать для чтения только те книги, которые не запрещены цензурой.
Особым правилам подчиняется разносная продажа газет и всякого рода сочинений. В столицах она разрешается лишь некоторым лицам, по усмотрению градоначальника. Торгующие от них разносчики носят особые бляхи. Не получившим означенного разрешения торговля вразнос печатными произведениями воспрещается.
Глава шестая. О веротерпимости*(932)
§ 293. Понятие свободы совести или вероисповедания в полном своем составе заключает в себе следующие признаки: а) свободу публичного отправления богослужения по обрядам своей веры; б) свободу избрания вероисповедания; в) свободу проповеди с целью как обращения лица, принадлежащего к другому вероисповеданию, в свою веру, так и основания новой церкви, и г) возможность пользоваться всеми политическими и гражданскими правами, несмотря на принадлежность к той или другой церкви.
Таковы начала веротерпимости, выработанные общественным сознанием и теориею в разных государствах Европы, но осуществившиеся вполне далеко не во всех из них. Последние ограничения относительно свободы вероисповеданий в Германии, напр., отменены только по учреждении Северогерманского союза и затем Германской империи.
По русскому законодательству свобода веры предоставляется всем лицам, не принадлежащим к господствующей церкви, как природным подданным, так и принятым в подданство или временно в России пребывающим. Та же свобода предоставлена магометанам, евреям и язычникам*(933). Вопрос о пространстве веротерпимости по русскому праву должен быть рассмотрен на основании как исторических данных, так и существующих законоположений, рассеянных в разных местах Свода законов, улож. о наказаниях и т. д.
Первым из узаконений, предоставлявших свободу исповедания иноверцам, является Манифест Петра Великого 1721 г. Манифест этот приглашал пленных шведов на русскую службу, чтобы пополнить вакантные места по различным отраслям администрации, для которых Петр не имел своих людей. Приглашая этих лиц на службу, надо было дать им особенные льготы. Действительно, император обнадежил всех таковых подданных своею милостью и высокою протекцией, "что они, дети их и потомки в природной своей вере пребудут, собственные кирхи и пасторов содержать могут и все те привилегии получить имеют, которые мы прочим чужеземцам уже пожаловали, или вперед пожалуем"*(934). Указом 1735 г., февраля 22, разъяснено, что свобода веры, предоставленная иноверцам, означает только свободу отправления богослужения, но отнюдь не право проповеди с целью обращения русских подданных в свою веру*(935). Указ этот положил начала тому правилу, что только православная церковь пользуется правом обращать иноверных в христианство. В том же смысле начала веротерпимости выражены в жалованной грамоте СПб. римско-католической церкви 1769 г. и регламенте, данном той же церкви*(936), и подтверждены в 1782 г., января 17-го, при учреждении Могилевского римско-католического архиепископства*(937). В уставе благочиния 1782 г. говорится, что "управа благочиния не запрещает иноверцам, обитающим в городе, отправление их различных вер"*(938). Наконец, в 124 ст. городовой грамоты 1785 г. читаем: "Дозволяется иноверцам, иногородным и иностранным, свободное отправление веры, как от достойные памяти премудрых российских государей, предков наших, и нас самих уже установлено и подтверждено, да все народы, в России пребывающие, славят Бога всемогущего различными языками, по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование наше и моля Творца вселенной об умножении благоденствия и укрепления силы империи всероссийской"*(939). Все приведенные правила касались иноверцев, природных русских подданных и принятых в русское подданстве без перехода в православие; к последним относятся колонисты, которые, начиная с царствования Елизаветы Петровны, вызывались в Россию для заселения пустопорожних земель. Переселенцам гарантировалась свобода веры*(940). Наконец, иностранцы, состоящие в русской службе и временно пребывающие в России, также пользуются свободой отправления богослужения*(941).
§ 294. Таким образом, правила веротерпимости, как они выражены в русском законодательстве, сводятся в сущности к праву отправлять богослужение. Затем, свобода проповеди, свобода избрания веры и, наконец, различные права лиц, принадлежащих к разным исповеданиям, ограничиваются следующими началами.
По общему принципу, свобода проповеди, т. е. право обращения инославных в православие принадлежит исключительно православной церкви, как господствующей, следовательно привилегированной и пользующейся особенным покровительством в России*(942). Отсюда вытекает, во-первых, то последствие, что инославные не могут обращать в свою веру православных. Всякое отпадение от православия и отвлечение от него считаются преступлениями, против которых принимаются как предупредительные, так и карательные меры. Во-вторых, русское законодательство принимает под свою защиту вообще все христианские исповедания против вероисповеданий нехристианских. Совращение с христианства вообще и отступление от него признается также преступлением.
На основании 114 ст. Уст. о пред. и пресеч. прест., "иноверец, совративший кого-либо из других российских подданных в свою веру, каким бы образом, под каким бы образом и под каким бы предлогом сие ни было, к какой бы вере он сам и совращенный им ни принадлежали, взимается под стражу и отсылается вместе с совращенным к суду".
Факт возбуждения судебного преследования в данном случае показывает, что в нашем уголовном законодательстве должны быть определенные постановления, защищающие христианство вообще и православие в частности. Действительно, в Уложении о наказаниях, по изданию 1866 г., мы имеем ряд статей этого характера.
§ 295. Уголовное законодательство прежде всего предвидит внешние действия, направленные против христианской и православной веры, и затем действия субъективные.
К действиям первого рода относятся: 1) отвращение от христианского исповедания вообще в нехристианское*(943); 2) совращение православного в иное христианское, но неправославное исповедание*(944); 3) проповедь, направленная против православия*(945); 4) воспитание детей в нехристианской или неправославной вере со стороны лиц, на которых лежит прямая обязанность воспитывать их в православии или христианстве. В данном случае имеются в виду преимущественно дети, прижитые в так называемых смешанных браках. По закону, они должны быть воспитываемы в началах христианской веры*(946).
Ко второму разряду относятся отступления от православия и христианства. Они влекут за собой, во-1-х, ряд известных мер, направленных к тому, чтобы возвратить отступника в лоно церкви; во-2-х, невыгодные последствия в экономическом отношении (имущество совратившегося отдается в опеку и т. п.).
Сюда относятся: 1) отступление от православия или другого христианского исповедания в нехристианскую веру*(947); 2) отступление от православного в иное христианское вероисповедание*(948).
Означенные меры направлены главным образом к ограждению православия и христианства. Но, затем, переход из нехристианских исповеданий в христианство не возбраняется. Лица каких бы то ни было нехристианских исповеданий могут изменять свою веру по усмотрению.
§ 296. Начала господствующей церкви проводятся и в постановлениях нашего законодательства о браках. По ст. 85, 1 ч. X т. Св. зак., лица христианского исповедания не могут вступать в брак с нехристианами. Исключением пользуются лишь протестанты, которым дозволено вступать в брак с нехристианами, но не с язычниками. Если же кто-либо из лиц, принадлежащих к нехристианскому вероисповеданию, состоя уже в супружестве, перейдет в христианскую веру, в таком случае брак не расторгается*(949). При этом законодательство принимает различные меры к тому, чтобы сторона, оставшаяся в своей вере, не стесняла другую, обратившуюся в христианство. Далее, по общему правилу, в случае смешанных браков, т. е. православного с лицами каких-либо инославных вероисповеданий, дети должны быть воспитываемы в православии*(950). До 1721 г. у нас вовсе были запрещены браки христиан с неправославными, на основании постановления 6-го Вселенского собора. В 1721 г. пленные шведы, отправленные на службу в восточные губернии, обратились в берг-коллегию с прошением, чтобы им дозволено было жениться на православных. Жалкое положение шведов убедило берг-коллегию. Она вошла с представлением в синод, который и издал замечательный по своему времени указ. Синод очень верно ставит вопрос. Он говорит, что запрещение, наложенное 6-м Вселенским собором, основано на том предположении, что брак с еретичкою будет опасен для стороны, исповедующей православие, но если есть средство предупредить зло, в таком случае нечего бояться его. Ввиду этого изданы следующие постановления: 1) супруг, вступающий в брак с лицом православного исповедания, обязывается не совращать его с православия; 2) дети от такого брака должны быть воспитываемы в православной вере. Исключение сделано только для Финляндии*(951).
§ 297. Ограждая таким образом православие от внешних посягательств, закон охраняет его и от внутреннего распадения, т. е. порождения новых сект. Образование новых сект безусловно воспрещается.*(952). Но, как известно, в России существует целый ряд сект, до известной степени признанных и терпимых в государстве. Мы говорим об обширной массе русского народонаселения, принадлежащей к расколу. Говоря о расколе, необходимо коснуться последнего признака, входящего в полное понятие свободы вероисповедания, именно, что исповедание той или другой веры не влечет за собой никаких невыгодных юридических последствий для верующего. Наше законодательство не признает этого начала. Оно допускает равноправность в этом отношении только для известных исповеданий, преимущественно христианских, и установляет ряд невыгодных юридических последствий, во-1-х, для евреев, во-2-х, для раскольников. (О евреях см. в V отделе).
Под именем раскольников разумеется ряд сект, отлучившихся в свое время от православия, не признаваемых государством и отчасти нетерпимых. Мы не имеем здесь в виду такие секты, которые подлежат преследованию, напр. скопцов; преследования их обусловливаются не религиозною нетерпимостью, но общими полицейскими соображениями В данном случае речь идет о юридическом положении раскольников. В ст. 60 Уст. о пред. и пресеч. прест. читаем:
"Раскольники не преследуются за мнения их о вере; но запрещается им совращать и склонять кого-либо в раскол свой под каким бы то видом ни было"*(953). Затем, раскольники не пользуются правом публичного отправления их богослужения*(954). Им запрещено строить церкви, заводить скиты, а существующие даже чинить*(955), а равно издавать какие-либо книги, по которым совершаются их обряды*(956). С принадлежностью к расколу связан ряд невыгодных последствий. В прежнее время положение раскольников было в высшей степени тяжело. Во-1-х, они не пользовались семейственным правом, браки их не признавались законными, потому что, с точки зрения нашего законодательства, брак есть таинство, совершаемое признанною церковью, к которой не принадлежали раскольники; дети их были незаконнорожденными. Во-2-х. с принадлежностью к расколу связывались известные невыгодные последствия и в общественном отношении, напр. при занятии общественных должностей. Первое из этих ограничений в настоящее время в значительной степени утратило свое значение вследствие вышедшего, 15 октября 1874 г., законоположения об установлении метрических книг для записки браков, рождения и смерти раскольников*(957).
Особенность нового закона заключается в том, что по отношению к раскольникам ведение всех метрических книг передано из духовного ведомства в гражданское, иначе говоря, для раскольников введен так называемый гражданский брак.
"Браки раскольников приобретают в гражданском отношении, через записание в установленные для сего особые метрические книги, силу и последствия законного брака"*(958).
Означенный закон распространяется: 1) на лиц, которые рождены в расколе, существовавшем и признанном в государстве до издания новых правил; 2) условия заключения брака между раскольниками определяются по началам общегражданского брака, заимствованным из канонических правил.
"Воспрещаются и не подлежат записи в метрические книги такие браки раскольников, кои возбранены законами гражданскими (т. X ч. 1, ст. 3, 4, 5, 12 по прод. 1863 г., 20, 21 и 23)"*(959). Все эти статьи имеют общегражданское значение (запрещают, напр., заключение брака с сумасшедшими, при живой жене и т. д.). Здесь же упоминается 23 ст., запрещающая вступление в супружество в близких степенях родства и свойства; она заимствована из канонических правил, а потому довольно трудно определить, в какой степени она применяется к раскольникам, какими степенями считать свойство для раскольников.
Дети раскольников подлежат записи в метрическую книгу в таком только случае, если брак их родителей записан в такой книге. Но те из них, которые рождены от раскольнических браков до издания рассматриваемого закона, также в течение первых двух лет после издания его могут быть записываемы в метрическую книгу и в том случае, когда родились прежде записи брака их родителей, если происхождение их от брачного союза, впоследствии записанного, равно как время их рождения, будут удостоверены не менее как двумя свидетелями*(960).
Записанные в метрической книге дети раскольников признаются законными*(961).
Метрические книги ведутся в городах и уездах местными полицейскими управлениями, а в столицах - участковыми и частными приставами, по формам, утвержденным министром внутренних дел*(962).
Введение означенного закона, хотя действие его довольно ограниченно, в высшей степени благотворно. Он представляет первый шаг к признанию раскола, сообщает доселе бесправной массе народонаселения, по крайней мере, некоторые гражданские права. Общественные права раскольников по участию их в выборном управлении будут изложены во второй части курса.
Глава седьмая. Об общих обязанностях русских подданных
§ 298. Объединение русских сословий в отношении их прав предшествовало уравнению их относительно обязанностей. Гораздо легче было распространить различные привилегии, принадлежавшие прежде высшим сословиям, например изъятие от телесного наказания, на все разряды лиц, чем обложить их равными повинностями. Вот почему и до настоящего времени существенным различием между русскими сословиями остается различие их по обязанностям. Но и это различие начинает понемногу сглаживаться. Чрезвычайно важный шаг в этом отношении сделан нашим законодательством в уставе о воинской повинности 1874 года, который распространил отбывание этой повинности, составлявшей прежде величайшую тягость собственно для крестьянского населения, на все сословия.
§ 299. Одним из основных начал новой воинской повинности должно считать ее всесословность. В 1-й ст. высоч. утвержд. полож. о воинск. повин. читаем: "Защита престола и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население, без различия состояний, подлежит воинской повинности".
Но начало всесословности не предполагает еще всеобщности, поголовности воинской повинности. Наше законодательство не признает системы поголовности. Ежегодно вся масса народонаселения должна выставить лишь определенное число лиц, подлежащих воинской повинности. Размер призыва определяется каждый год законодательным порядком, по представлению военного министра*(963).
Второе начало, положенное в основание устава о воинской повинности, есть принцип личного отбывания повинности. Каждый вынувший жребий обязан отбывать воинскую повинность сам, лично. На основании 2-й ст. Уст. "денежный выкуп от воинской повинности и замена охотником не допускаются".
Поступление в ряды войска определяется жребием, который вынимается единожды на всю жизнь*(964). Независимо от этого, воинская повинность может быть отбываема на правах вольноопределяющегося.
Относительно состава русской армии наше законодательство руководствовалось старым прусским законом о воинской повинности и разделило войско по тем же категориям, какие существовали в прежнее время в Пруссии. Прусская армия состояла 1) из Heer (войска), 2) Landwehr (то, что мы называем запасом) и 3) Landsturm (ополчения). У нас различаются: 1) постоянные войска и 2) ополчение. Постоянные войска состоят: а) из армии, пополняемой ежегодными наборами людей со всей империи, б) запаса армии; он состоит из лиц, уволенных от действительной службы по отбытии известного срока ее, но призываемых, в случае нужды, для пополнения постоянных войск; наконец, ополчение составляется из лиц, вовсе не числящихся в постоянных войсках, но способных носить оружие, от призывного (20 л.) до сорокалетнего возраста. В случае призыва, ополчение является самостоятельным войском. Лица, входящие в него, называются ратниками и делятся на два разряда. К первому принадлежат младшие четыре возраста, т. е. лица, зачисленные в ополчение при последних четырех призывах. Отсюда пополняются постоянные войска, в случае истощения их запаса. Ко второму разряду принадлежат все остальные возрасты.
§ 300. Такова троякая форма, в которой должна быть отбываема воинская повинность. Отсюда видно, что все лица, начиная с 20-летнего возраста, будут принадлежать прежде всего к ополчениям. Затем, некоторые из них поступают в состав постоянных войск. Вопрос о поступлении в постоянное войско решается, по общему правилу, жребием. Годные из таких лиц, в числе, положенном для каждого призывного участка, зачисляются в военную службу. Остальные, за исключением неоказавшихся, по наружному виду, способными носить оружие, зачисляются в ополчение*(965). Все лица, принятые на службу, обязаны отбыть ее в течение определенного срока. Он различен для сухопутных постоянных войск и для флота. Общий срок службы для первых определяется в 15 лет, из которых 6 лет действительной службы и 9 лет в запасе*(966). Общий срок службы для флота полагается в 10 лет, из них 7 лет действительной службы и 3 года в запасе.
§ 301. Таковы общие начала, по которым должны отбывать воинскую повинность все русские подданные. В этом отношении наше законодательство не допускает никаких сословных различий. Это начало в высшей степени строго проведено во всем законе. Но устав о воинской повинности допускает различные изъятия из общих правил, которыми могут пользоваться лица всех состояний при соблюдении известных условий. Общий смысл этих исключений виден из следующих слов высочайшего Манифеста 1 января 1874 г.: "Даруемые же ныне важные преимущества молодым людям, получившим образование, да будут новым орудием к распространению в народе нашем истинного просвещения, в котором мы видим основание и залог его будущего благоденствия".
Устав о воинской повинности различает так называемые изъятия, отсрочки и льготы по воинской повинности. Под именем изъятий разумеется совершенное освобождение известных лиц от повинности. Отсрочками называются льготы, даваемые некоторым лицам, в том, что они могут ходатайствовать о перенесении сроков отбывания повинности. Наконец, льгота означает сокращение сроков отбывания повинности, установленных для армии и флота.
§ 302. Первое и главное изъятие сделано для лиц, страдающих какими бы то ни было телесными недостатками*(967). Насколько тот или другой недостаток препятствует поступлению в военную службу, определяется осмотром экспертов-медиков, но заключение их не безусловно обязательно для присутствия по делам о воинской повинности, которое может принимать в расчет и другие соображения. Умышленные членовредители во всяком случае обращаются в войска. Болезнь может служить поводом и к отсрочке отбывания воинской повинности, именно в том случае, когда она делает невозможным поступление на службу в момент призыва. Прием в войска таких лиц отсрочивается на один год.
По семейному положению установляются три разряда льгот.
Первый разряд: а) для единственно способного к труду сына при отце, к труду неспособном, или при матери вдове; б) для единственно способного к труду брата, при одном или нескольких круглых сиротах, братьях или сестрах; в) для единственно способного к труду внука, при деде или бабке, не имеющих способного к труду сына, и г) для единственного сына в семье, хотя бы при отце, способном к труду.
Второй разряд: для единственно способного к труду сына, при отце, также способном к труду, и братьях моложе 18 лет.
Третий разряд: для лица, непосредственно следующего по возрасту за братом, находящимся по призыву на действительной службе или умершим на оной*(968). Имеющие право на льготу по семейному положению назначаются на службу в таком только случае, если для выполнения набора недостанет прочих людей, призванных к жеребью*(969).
Отсрочка по отбыванию воинской повинности, кроме болезни, дается еще по следующим основаниям: 1) для устройства имущественных и хозяйственных дел тем лицам, которые лично управляют собственным недвижимым имуществом или принадлежащими им торговыми и фабричными заведениями, за исключением заведений, производящих раздробительную продажу крепких напитков; отсрочка дается не более как на 2 года*(970); 2) для лиц, находящихся в учебных заведениях, впредь до окончания курса. Эта льгота установлена в 53 ст. Уст. о воинской повинности.
"Воспитанники учебных заведений, означенных в приложении к сей статье, призываются к исполнению воинской повинности по достижении определенного для того возраста наравне с прочими; но, для окончания образования, поступление их на службу в войска по вынутому жеребью, в случае заявленного ими желания, отсрочивается".
Минимум отсрочки в этом случае полагается 2 года; максимум 8 лет.
Минимум отсрочки дается "обучающимся в учебных заведениях второго разряда и воспитанникам Императорской академии художеств, Московского училища живописи, ваяния и зодчества, С.-Петербургской и Московской консерваторий, Императорского музыкального общества и учительских институтов, семинарий и школ"*(971).
Maximum отсрочки, т. е. до достижения двадцати восьми лет от роду, предоставляется: "воспитанникам духовных православных и римско-католических академий; лицам, избранным, по окончании университетского курса, для приготовления на профессорские должности и воспитанникам Императорской академии художеств, удостоенным серебряной медали ранее достижения 22-летнего возраста и продолжающим свое художественное образование в академии"*(972).
Кроме того, образование дает право на сокращение срока службы в армии. Лица, окончившие курс в университетах и других учебных заведениях первого разряда, в случае вынутия ими жребия, обязаны прослужить в армии 6 месяцев, а в запасе 14 лет и 6 месяцев. Это maximum льготы. Minimum установлен для лиц, кончивших курс начальных народных училищ, вообще учебных заведений 4-го разряда; они должны состоять на службе 4 года и в запасе армии 11 лет*(973).
Некоторые лица, получившие образование, вовсе освобождаются от поступления на службу, т. е. прямо зачисляются в запас на 15 лет. Сюда относятся: имеющие степень доктора медицины или лекаря, преподаватели в учебных заведениях и другие лица*(974).
Некоторые лица освобождаются от воинской повинности по самому их званию, именно 1) священнослужители всех христианских вероисповеданий и 2) православные псаломщики, окончившие курс в духовных академиях и семинариях или в духовных училищах,
§ 303. Независимо от всего сказанного, образование дает возможность избежать отбывания воинской повинности в общем установленном порядке и поступить на службу на правах так называемых вольноопределяющихся*(975).
12 ст. Уст. о воинской повинности гласит:
"Лицам, удовлетворяющим определенным условиям образования, предоставляется отбыть воинскую повинность без жеребья, в качестве вольноопределяющихся".
Для того, чтобы воспользоваться этой льготой, необходимо 1) иметь от роду не менее 17 лет и, в случае несовершеннолетия, представить удостоверение о согласии своих родителей, опекунов или попечителей на поступление в службу вольноопределяющимся; 2) соответствовать по своему здоровью и телосложению условиям, установленным для приема в военную службу, и 3) представить надлежащее свидетельство о выдержании испытания из полного курса или одного из учебных заведений первых двух разрядов, или из курса шести классов гимназий или реальных училищ, или, наконец, о выдержании испытания по программе, установляемой по взаимному соглашению министров военного и народного просвещения.
Соответственно образованию, вольноопределяющиеся разделяются на три разряда: 1) выдержавшие испытание из курса учебных заведений 1-го разряда обязаны прослужить в армии три месяца; 2) окончившие курс шести классов гимназии - шесть месяцев и 3) выдержавшие испытание по особой программе - два года. По выслуге этих сроков, вольноопределяющийся зачисляется в запас на девять лет и может быть призван для пополнения действующей армии. Вместе с тем, вольноопределяющиеся пользуются следующими привилегиями.
По выдержании установленных испытаний, в случае удостоения ближайшего начальства, они производятся: 1) в унтер-офицеры, по выслуге рядовым из вольноопределяющихся первого разряда двух месяцев, второго разряда - четырех месяцев и третьего разряда - одного года; 2) в офицеры, по выслуге в нижнем звании вольноопределяющимися первого разряда - трех месяцев; второго - шести месяцев и третьего - трех лет. Для производства в офицеры требуется, сверх того, прослужение в войсках всеми вообще вольноопределяющимися по крайней мере одного лагерного сбора.
Последний разряд льгот заключается в том, что вольноопределяющиеся пользуются правом иметь свое собственное платье, жить на квартире и т.п.*(976).
Вольноопределяющиеся во флот обязаны пробыть на действительной службе два года и в запасе пять лет.
К общим обязанностям, которую несут также все русские подданные, надо отнести обязанность отправлять должность присяжного заседателя*(977).
§ 304. По общему правилу, к отправлению обязанностей присяжного заседателя призываются "местные обыватели всех сословий". Но затем судебные уставы указывают на многочисленные ограничения этого правила и изъятия из него. Изъятия эти определяются основаниями двоякого рода. С одной стороны, законодательство наше смотрит на участие в суде в качестве присяжного заседателя как на право, пользование которым должно быть обставлено различными условиями. С другой стороны, должность присяжного рассматривается как тяжелая обязанность, от исправления которой должны быть освобождены многие лица, по различным основаниям.
§ 305. Во-первых, само собою разумеется, что закон лишает права быть присяжным заседателем лиц, не удовлетворяющих известным нравственным условиям, необходимым для отправления всякой общественной должности. Сюда относятся: 1) лица, не могущие пользоваться доверием общества по своим порокам или легкомыслию; таковы: а) состоящие под следствием или судом за важные преступления*(978); б) исключенные из службы по суду, или из духовного ведомства за пороки, или из среды обществ и дворянских собраний по их приговорам; в) объявленные несостоятельными должниками и г) состоящие под опекою за расточительность*(979); 2) лица, неспособные к отправлению означенной должности по своим физическим и духовным недостаткам; таковы: слепые, глухие, немые и лишенные рассудка*(980). Неспособными признаны также лица, не знающие русского языка*(981). Кроме этих субъективных, отрицательных условий, препятствующих отправлению должности присяжного, закон знает и некоторые объективные, общественные условия лиц, с которыми несовместна должность присяжного, требующая независимого положения. Сюда относятся: 1) лица, находящиеся в услужении у частных лиц*(982); 2) лица, занимающие некоторые должности на службе военной и гражданской, как по административному, так и по судебному ведомствам*(983). От условий отрицательных, препятствующих отправлять должность присяжного, отличаются условия положительные, которых наличность требуется для права быть внесенным в общий список.
Такими условиями являются:
1) Возраст. Судебные уставы приняли высшую норму возраста, требуемой нашими законами*(984) для отправления разных общественных обязанностей, именно двадцатипятилетний.
2) Русское подданство. Иностранцы не допускаются, по общему правилу*(985), к занятию общественных должностей*(986).
3) Оседлость. Присяжные избираются из лиц, жительствующих не менее двух лет в том уезде, где производится избрание*(987).
4) Имущественная обеспеченность. Судебные уставы не обусловливают право быть присяжным принадлежностью к тому или другому привилегированному сословию. Но они признают то правило, что присяжные должны принадлежать к имущественным классам. С этой целью право на внесение в общий список присяжных обусловливается цензом. Основания означенного ценза суть: а) владение недвижимым имуществом. Размер земельного недвижимого имущества полагается в сто десятин; всякое другое недвижимое имущество должно представлять ценность в 2000 р. в столицах, в 1000 р. в губернских городах и градоначальствах и в 500 р. в прочих местах; б) жалованье или доход с капитала, занятия, ремесла или промысла в столицах не менее 500 р., а в прочих местах не менее 200 р.*(988). Требование личной недвижимой собственности или довольно значительного дохода с капиталов и занятий или жалованья, конечно, устраняет от права быть присяжным массу крестьянства, особенно в местностях, где господствует общинное землевладение. Крестьяне имеют право быть внесенными в общие списки только по исключению; именно означенное право предоставляется: 1) крестьянам, избранным в очередные судьи волостных судов; 2) занимавшим беспорочно, не менее 3 лет, должности волостных старшин, сельских старост или другие соответствующие должности в общественном управлении крестьян; 3) крестьянам, бывшим церковными старостами*(989).
Общественная служба вообще дает право на внесение в общие списки лицам других состояний*(990).
§ 306. Условиями, означенными выше, определяется право на внесение в общий список присяжных. Но мы заметили уже, что должность присяжного рассматривается нашим законом не только как право, но и как обязанность, довольно тяжелая, а потому несовместная с некоторыми условиями возраста, общественного положения, службы и т. п. На этом основании судебные уставы освобождают от исправления обязанности присяжного заседателя:
1) Лиц, достигших возраста свыше семидесяти лет*(991).
2) Священнослужителей и монашествующих*(992).
3) Лиц, занимающих на государственной службе, по определению от правительства, должности четвертого и высших классов*(993).
4) Городских голов*(994).
5) Учителей народных школ*(995).
Глава восьмая. О различии сословий по правам и обязанностям
А. О различии по правам
§ 307. Различия в правах по имуществу. Самая важная привилегия дворянства в имущественном отношении состояла в том, что оно пользовалось исключительным правом владеть населенными имениями, которых не могли приобретать даже личные дворяне. Конечно, с отменою крепостного права эта привилегия должна была рушиться. Но, до известной степени, она не потеряла своего значения и в настоящее время. В тех населенных имениях, где уже окончились все обязательные отношения между помещиками и крестьянами, оставшаяся часть земли может быть продаваема всякому свободному обывателю, без различия состояний. Но прежнее различие, установленное для дворянских имений, осталось в тех местностях, где еще не кончился выкуп земли крестьянами. На основании 228 и 229 ст. IX т. Св. зак., приобретение дворянских имений предоставлено всем лицам куплей, наследством или закладом, но с тем, чтобы новый владелец, прежде чем вступит во владение имуществом, покончил обязательные отношения крестьян к бывшему помещику. Эти обязательные отношения могут покончиться по добровольному соглашению с крестьянами, по общему положению о выкупе, когда правительство уплачивает 4/5 всей выкупной суммы, оставляя 1/5 на ответственности крестьян, или на основании особых правил, когда владелец отказывается от 1/5 части выкупных денег в пользу крестьян и требует выкупа на основании одностороннего акта, по собственному своему желанию.
К имущественным привилегиям дворян надо отнести и право их на учреждение так называемых заповедных имений, т. е. таких, которые переходят от одного лица к другому в особом порядке наследования*(996).
За этими исключениями, право приобретения недвижимой собственности распространено в настоящее время на все сословия, кроме лиц, по самому званию своему ограниченных в имущественной правоспособности. Сюда относятся монашествующие. Они не могут приобретать недвижимых имений. Но им дозволено, в пределах обители, устраивать для себя кельи, которые, после смерти их владельца, поступают в монастырскую собственность. Затем, монашествующие могут иметь денежные капиталы, делать вклады в различные кредитные учреждения по своей воле, но с некоторыми ограничениями. Монашествующие, кроме духовных властей (архиереев, игуменов и друг.), лишены права оставлять завещания. Все их имущество должно поступать в монастырскую казну. Духовные власти не могут делать завещания в пользу монашествующих, но могут завещать им драгоценные кресты, образа и другие священные предметы. (Св. зак. т. IX, ст. 259, 262, 266 и 267, по прод.).
Белое духовенство, относительно приобретения имущества, в настоящее время окончательно уравнено с прочими сословиями. Оно ограничено лишь в обязательственных правах, именно - лица белого духовенства не могут быть поручителями по подрядам и поставкам, ходатаями по делам, не имеют права обязываться векселями и т. п.
§ 309. Различия по семейственным правам. В области семейственных отношений существует различие сословий специально по праву усыновления. Для дворянства в этом отношении установлены некоторые ограничительные привилегии. Права дворянства передаются только рождением и браком. Отсюда понятно, что наше законодательство не могло предоставить дворянам тех льгот относительно передачи своего звания через усыновление, какие оно предоставило лицам податных состояний. Усыновление дозволено лишь беспотомственным дворянам, т. е. не имеющим ни нисходящих, ни боковых родственников, ни свойственников той же фамилии. Они могут усыновлять ближайших своих родственников (законнорожденных) или одного из родственников своей жены. Усыновляемому передается только фамилия и герб усыновителя, но отсюда не вытекает никаких прав по наследованию. Усыновление должно быть высочайше разрешено.
На более широких основаниях предоставлено право усыновления купцам. Для лиц податных классов в этом отношении не существует никаких ограничений.
§ 310. По правам торговли и промыслов наше законодательство установляет некоторые ограничительные привилегии 1) для духовенства. Свидетельства купеческие и промысловые не могут быть выдаваемы лицам духовного звания всех вероисповеданий. Но их могут брать оставшиеся после них вдовы и дочери. Затем, лица духовного звания, владеющие недвижимыми имуществами, не могут заниматься в них винокурением; они имеют, однако, право сдавать винокуренные заводы в аренду. 2) Для евреев установлены многочисленные запрещения, как относительно имущественных прав, так и прав торговых. В последнее время возобновлено старое постановление относительно права заниматься раздробительной продажей крепких напитков*(997).
г) Различия по суду. Общая для всех высших состояний привилегия по суду установлена 945 ст. Уст. уг. суд. "Приговоры суда, вошедшие в законную силу прежде обращения их к исполнению, представляются через министра юстиции на усмотрение императорского величества:
1) Когда дворяне, чиновники, священнослужителя всех степеней духовной иерархии или лица, имеющие ордена и знаки отличия, снимаемые лишь с высочайшего соизволения, присуждаются к наказаниям, соединенным с лишением всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ". Независимо от этого установлены известные привилегии по суду для духовенства. До издания судебных уставов, в случае привлечения духовного лица к светскому суду по делам уголовным, суд и следствие могли производиться не иначе как при депутате от духовного ведомства*(998). Эта льгота видоизменена новым уставом уголовного судопроизводства. На основании его некоторые проступки, совершаемые лицами духовного звания, прямо исключены из-под ведомства суда светского и предоставлены духовному суду, на основании общих положений устава духовных консисторий. Но иск о вознаграждении за вред и убытки, по окончании суда духовного, может быть вчинен в общих судах*(999). Если же лицо духовного звания совершает преступление, подлежащее общему суду, то следственная и судебная власть подлежат некоторым ограничениям. На судебного следователя возлагается обязанность о всех своих действиях уведомлять непосредственное духовное начальство подсудимого*(1000). По окончании следствия все следственные акты отсылаются прокурорам на рассмотрение того же начальства, которое возвращает их с своим мнением*(1001). При производстве судебного следствия стороны, участвующие в процессе, могут просить, чтобы заключение духовного начальства было прочитано на суде, но заключение это не стесняет уголовный суд в постановлении приговора по решению присяжных заседателей*(1002). Приговоры, влекущие за собой потерю или ограничение прав состояния духовных лиц, для снятия с осужденных духовного сана, сообщаются подлежащему духовному начальству, с назначением срока, в течение которого должно быть доставлено уведомление о снятии с осужденного его сана*(1003).
Затем, наш закон установляет некоторые изъятия при предварительном заключении в тюрьму. Лица привилегированных состояний должны содержаться в особых помещениях*(1004). Кроме того, лица высшего звания изъемлются от телесных наказаний. Первоначально это изъятие было чисто сословною льготою. Прежде всего оно распространилось на дворянство, а впоследствии и на лиц других состояний. Под именем телесных наказаний общих разумеются в настоящее время бритье головы, наложение оков и наказание розгами. Все эти меры не могут быть применяемы к некоторым лицам 1) по правам их состояния (дворяне, священно- и церковнослужители, почетные граждане и мн. др.)*(1005); 2) по полу (все женщины)*(1006); 3) по образованию (воспитанники высших учебных заведений, кончившие курс в уездных училищах, учителя народных школ и др.)*(1007); 4) по занимаемой должности, хотя бы лица, состоящие в ней и происходили из податного состояния (волостные старшины, сельские старосты, гласные земских собраний на все время отправления своей должности)*(1008); наконец, 5) по возрасту - лица, перешедшие за 70-летний возраст*(1009).
§ 311. Различия состояний по правам поступления на государственную службу. Право поступления на государственную службу в Московской России готово было сделаться сословным правом, правом исключительно служилых людей, из которых впоследствии образовалось наше дворянство. Но нельзя сказать, чтобы это начало когда-либо выдерживалось строго; законодательство всегда должно было прибегать к известным ограничениям этого правила, допускать всевозможные исключения из него. Количество этих исключений дошло в настоящее время до весьма почтенной цифры.
По общему правилу, при поступлении на гражданскую службу известного лица, начальство его должно принять во внимание три обстоятельства: 1) состояние определяющегося на службу, 2) его возраст и 3) познания*(1010). Мы должны рассмотреть соотношения двух начал - состояния и познания. Должно ли начальство, принимающее известное лицо на службу, руководиться исключительно сведениями о состоянии поступающего или другой элемент - образование - уничтожает силу сословных различий?
Наше законодательство соединяет с известными состояниями преимущественные права на поступление в государственную службу. Право поступать на службу принадлежит: 1) детям потомственных и личных дворян; 2) детям чиновников, получивших по чинам право личного почетного гражданства (чин XIV кл.); 3) сыновьям священников, диаконов и церковных причетников; 4) детям коммерц-советников и купцов первой гильдии; 5) сыновьям служителей придворного ведомства и 6) детям канцелярских служителей, ученых художников*(1011). Эти лица, по самому своему состоянию, имеют право поступать на службу. Запрещается принимать на службу: 1) иностранцев; 2) купцов 2-й гильдии и детей их; 3) личных почетных граждан и детей их; 4) почетных граждан из бывшей польской шляхты; 5) мещан и вообще людей, принадлежащих к податным состояниям, 6) церковно-служительских детей, кои ни по рождению, ни по воспитанию не пользуются правом поступления на государственную службу*(1012).
Сила этих чисто сословных различий смягчается тем, что все означенные выше препятствия могут быть устранены получением в одном из учебных заведений надлежащего диплома, с которым соединяется право поступления на государственную службу*(1013). Из этого, конечно, не следует, чтобы образование открывало самый широкий путь к поступлению на службу или вообще к выходу из податного состояния. Правда, приведенное правило соединяет все преимущества с получением диплома и ученой степени. Тем не менее, для поступления в известные учебные заведения для лиц податных классов установлены некоторые ограничения, напр. требуется увольнительный приговор обществ, не особенно благоприятствующих переходу в привилегированное звание.
Затем, Уст. о службе гражданской установляет много изъятий из этих общих правил*(1014). Условия образования все более и более вытесняют прежде установленное различие по состояниям, именно - права лица, имеющего диплом об окончании курса в высшем учебном заведении, по отношению к службе стоят выше прав человека, хотя и привилегированного класса, но не получившего образования. Чтобы указать на сословные различия по правам поступления на государственную службу, необходимо обратиться к такому виду этого поступления, в котором не существует элемента, вытесняющего сословные права. Мы должны рассмотреть постановления нашего законодательства, определяющие поступление в государственную службу на правах канцелярских служителей, без каких-либо преимуществ, даваемых образованием*(1015).
Все те лица, которые поступают в государственную службу по одному праву их происхождения, принимаются в оную в звании канцелярских служителей*(1016).
Канцелярские служители в настоящее время разделяются на три разряда: 1) дворяне потомственные; 2) дети личных дворян, офицеров и чиновников, в каком бы звании они ни родились; 3) сыновья священнослужителей, дьяконов и причетников, поступивших в это звание по окончании курса в академии или в семинарии, а также сыновья пасторов. В прежнее время существовал еще четвертый разряд, к которому относились дети разночинцев, но теперь этот разряд закрывается. С каждым из означенных разрядов соединяются особые преимущества по службе. Преимущества эти главным образом выражаются в сроке, по истечении которого канцелярские служители могут быть произведены в первый классный чин. Лица первого разряда получают этот чин по выслуге 2-х лет, второго разряда - по выслуге 3-х лет и третьего - от 8 до 10-ти лет*(1017).
Б. Сословные отличия по обязанностям
§ 312. Различие по платежу прямых налогов. Это различие возникло у нас со времени введения Петром Великим подушной подати. Первоначально Петр установил ее как временную меру и вовсе не видел в ней учреждения безусловно необходимого. Напротив, в некоторых его законах прямо можно видеть, что первым условием равномерности подати он видел правильное отношение ее к имущественной состоятельности плательщика. Как бы то ни было, подушная подать, введенная первоначально в качестве временной, существует и до настоящего времени.
Подушная подать есть прямой налог, или так называемая окладная подать. Под именем окладных податей наш закон разумеет сборы, взимаемые с разных лиц, определенные количественно и в установленные сроки. К числу государственных окладных налогов относятся подушная и оброчная подати (поземельный налог). Подушная подать падает непосредственно на лицо и разверстывается по лицам. Оброчная подать падает на имущество, но разверстывается также по лицам*(1018). К этим же сборам относится особенный налог в городах, посадах и местечках, утверждаемый на каждый год общим законодательным порядком. Для мещан эта подать отменена везде, кроме сибирских городов. К числу прямых податей относятся также налоги разных наименований, взимаемые вместо той или другой из означенных выше податей, напр. подымная, поземельная подать и др. Подушная подать разделяется на главную и накладную. Под последней разумеются различные добавочные сборы, распределяемые по душам*(1019).
С точки зрения вышеозначенных налогов все состояния разделяются на податные и неподатные*(1020). Подушной подати в настоящее время подлежат все сельские обыватели. Мещане городов Европейской России исключены из подушного оклада; но вместо того здесь введена другая подать, называющаяся налогом на недвижимые имущества, в городах, посадах и местечках; мещане городов сибирских, впредь до введения здесь также этого налога, оставлены в подушном окладе. Затем, от подушной подати освобождается целая масса лиц по различным основаниям. Главным из них является состояние. Прежде всего, освобождаются от подати дворяне потомственные и личные. Впоследствии это освобождение было распространено на многих других лиц. К дворянству приравнены князья и мурзы татарского происхождения, если они могут доказать установленным порядком свое благородство. Далее, от подушной подати освобождены духовенство, купцы до тех пор, пока они записаны в гильдии, и все лица, состоящие на государственной службе, т. е. занимающие одну из классных должностей*(1021). В прежнее время из подушного оклада исключались и нижние воинские чины с момента поступления их на службу и навсегда. Но новый устав о воинской повинности не признает этого начала*(1022), однако во время состояния своего на действительной службе лица податных классов не платят следующих с них государственных повинностей, т. е. они освобождаются от государственных, земских и общественных соборов и всех натуральных повинностей*(1023). Отсюда следует, что лица, принадлежащие к податному классу, во время нахождения их в действительной службе освобождаются только от тех налогов, которые падают на них лично. Но, затем, по отношению к принадлежащим им имуществам они обязаны нести все следуемые с них подати и повинности. По окончании действительной службы, т. е. с момента зачисления в запас, они возвращаются в состав податных обществ и продолжают отбывать все повинности по прежнему порядку.
Из податных классов исключаются также почетные граждане. Они составляют привилегированный неподатной класс, наравне с дворянством и духовенством. Император Александр I, положением 1807 г., заменил прежнее именитое гражданство первостатейным купечеством, сделав из него привилегированное состояние. В ныне действующем законодательстве первостатейное купечество также не числится в разряде податных состояний, но это положение его в настоящее время не имеет практического значения, так как все преимущества, даже первостатейного, связаны с нахождением в гильдии*(1024).
Наконец, к неподатному классу относятся лица, приобревшие ученую степень, следовательно могут быть зачислены в одно из привилегированных состояний, преимущественно в почетное гражданство.
§ 313. Различие в отношении денежных и натуральных повинностей. Под именем повинностей разумеются различные сборы, предназначенные на удовлетворение разных государственных потребностей и различные услуги граждан натурой*(1025). Таким образом, повинности разделяются на денежные и натуральные. Из них последние лежат главным образом на податных классах*(1026). Правда, наше законодательство, со времени введения земских учреждений, стремится к тому, чтобы натуральные повинности переложить на денежные, а денежные распределить между всеми классами общества одинаково*(1027) Но разрешение этого вопроса до настоящего времени идет медленно. В последнее время последовал перевод натуральной повинности в денежную только в тех сферах, которые непосредственно зависят от центрального правительства, именно в отношении воинской квартирной повинности или постоя. Воинский постой в том виде, как он отбывался в прежнее время, отменен; вместо того воинским чинам, по особой росписи, дается особое вознаграждение, из которого они и обязаны нанимать себе квартиры*(1028). Кроме того, как земства, так и правительство вступили в настоящее время на путь, который практически должен уничтожить самую необходимость квартирного постоя: мы говорим об устройстве в городах постоянных казарм.
Отдел пятый. Об инородцах и иностранцах
Глава первая. Об инородцах*(1029)
§ 314. Под именем инородцев разумеются некоторые племена, поставленные по их правам состояния и по управлению ими в особое положение. К числу инородцев относятся: а) некоторые монгольские, тюркские и финские племена, обитающие на востоке и севере России, и б) евреи. В состав первого разряда племен входят: 1) сибирские инородцы, между которыми главное место занимают киргизы; 2) самоеды в Мезенском уезде Архангельской губ.; 3) кочевые инородцы Ставропольской губ.; сюда относятся: во-1-х, нагайцы, кочующие в разных местностях Ставропольского и Пятигорского уездов; во-2-х, каранагайцы и едишкульцы в Кизлярском уезде, и, в-3-х, трухменцы и киргизы, обитающие в зимнее время в уезде Кизлярском, а в летнее на землях калмыцких; 4) калмыки*(1030). В последнее время к составу сих инородцев присоединились инородцы Закаспийского края, положение которых определено временными правилами 9 марта 1874 г.*(1031).
А. Инородцы восточные
§ 315. Восточные инородцы, поставленные в настоящее время в особенное юридическое положение, представляют остаток тех многочисленных инородческих племен, которые постепенно входили в состав России и постепенно ассимилировались с основным народонаселением империи. Число этих инородцев собственно в Европейской России весьма не велико. В Сибири же, напротив, число инородцев представляет значительный процент народонаселения; так, одних киргизов числится здесь 1,450,000. Затем, многочисленными представляются племена бурят (260,000), якутов (210,000). Численность остальных племен обыкновенно не превышает 20,000. Общее число инородцев в Сибири доходит до 3,000,000. - В Европейской России племена, поставленные в привилегированное положение, не многочисленны; таковы киргизы (153,000), калмыки (89,000), самоеды (4,000)*(1032).
Если означенные инородцы являются последним остатком минувшего прошлого, то вместе с тем и привилегии, им данные, суть также остаток прошлого, воспоминание о том времени, когда Московское государство было еще слишком слабо, чтобы окончательно ассимилировать эти племена в этнографическом и политическом отношении. Киевская Россия утратила свою политическую самостоятельность под наплывом инородческого населения, непрерывно подвигавшегося в Европу из степей Средней Азии. Москва, как новый политический центр России выросла в тяжелое время монгольского ига. Во второй половине XV в. она успела свергнуть это иго и с этого времени изменила свою оборонительную политику на наступательную. В XVI ст. она подчинила себе оба важнейшие центра татарства и магометанства - царства Казанское и Астраханское. Но из этого никак не следует, чтобы инородческое население этих местностей, равно как и местностей, приобретенных в конце XVI и начале XVII в., слилось в политическом отношении с народонаселением остального государства. Обрусение шло чрезвычайно медленно. Туго прививался в покоренных странах новый государственный порядок вещей. Инородческое население, несмотря на то что оно было поставлено в довольно выгодные условия, в особенности в финансовом отношении, всегда готово было подняться против власти Московского государства. Осторожная и неторопливая политика Москвы довольствовалась обыкновенно внешними знаками покорности, и то весьма условной. Московское правительство было довольно, если ему удавалось поставить инородческое население по крайней мере в мирные отношения к русской торговле, к русскому землевладению, водворявшемуся в отдаленных местностях России, и к русской администрации, обладавшей весьма слабыми средствами для защиты государства. Этим объясняются те льготные условия, которыми пользовались инородцы татарского и финского племени, искони обитавшие на землях царств Казанского и Астраханского.
Не успело, однако, московское правительство сколько-нибудь справиться с этими старинными инородцами, как настало Смутное время, когда все, что было недовольно государственным порядком Москвы, восстало. Поднялось и инородческое население, едва усмиренное впоследствии. Не успела Россия оправиться от всех потрясений Смутного времени, как из Средний Азии явились новые орды, напоминавшие полчища Батыя. По справедливому замечанию нашего ориенталиста, г. Григорьева, России угрожало новое монгольское завоевание. Из той же Средний Азии, откуда некогда вышли татары, явился новый, одноплеменный с ними народ, с завоевательными наклонностями, и сразу сделался чрезвычайно опасным для всех наших восточных окраин. Это были калмыки*(1033). Не имея воинской организации орд, некогда покоривших Россию, ни предводителей, подобных генералам Батые, калмыки, конечно, не могли завоевать московского государства, но, благодаря их набегам, уничтожилась всякая безопасность в областях Астраханского царства. Первоначально не было никакой возможности защититься от их набегов; не было, конечно, и речи об их подданстве, хотя московские государи и принимали от калмыцких тайшей послов с изъявлением будто бы покорности и просьбами о государевом жаловании*(1034). По крайней мере, калмыцкие тайши, на упреки со стороны московской администрации в том, что они грабят и жгут села, уводят людей и теснят торговлю, отвечали, что "мы послов своих не посылали с челобитьем, чтоб быть нам в неволе, а посылали мы бить челом, чтобы быть с Государем в мире, нам на его города войною не ходить, а ему на нас своих ратных людей не посылать и дать нам под своими городами торг". Далее, они доказывали свое право кочевать на всех землях государевых. "Земля и воды Божьи, - говорили они, - а прежде та земля, на которой мы теперь с Ногайцами кочуем, была ногайская, а не Государева. А как мы под Астраханью ногайских и едисанских мурз за саблею взяли, то и кочуем с ними пополам по этим рекам и урочищам, потому что они теперь стали наши холопья; нам в этих местах зачем не кочевать?" Наконец, и то, что Москва называла "жалованьем", калмыки называли "данью": "Великий Государь, - говорил один из тайшей, - спрашивает на нас службы, а жалованья посылает нам мало, тогда как мне говорили, что будет мне жалованье такое, как крымскому хану".
§ 316. При царе Алексее Михайловиче устанавливаются более правильные переговоры, но нельзя сказать, чтобы установились более правильные отношения. "Полное собрание законов" представляет чрезвычайно много так называемых шертных (присяжных) записей разных калмыцких тайшей, но не видно, чтобы эти шерти исполнялись как следует. Так, в 1655 г. послы разных тайшей клялись "быть у государя в вечном послушании, не сноситься с государевыми изменниками, государевых городов, сел, деревень и учугов не жечь, людей не побивать, в полон не имать и не грабить, и, когда Государь укажет быть на своей государевой службе с своими государевыми ратными людьми, вместе идти". Затем, послы обещаются отдать людей, взятых в прежние калмыцкие набеги в плен, вместе с их имуществом, и не держать беглых из московской земли инородцев. Но, как видно из последующих шертей, все пункты приведенной клятвы систематически нарушались, хотя последующие присяги обставлялись всевозможными торжественными формами. Так, в 1661 г. калмыцкий тайша, Бунчук, дал шертную запись, утвержденную в следующих клятвах: "А буде мы у него, Великого Государя, в послушании быть не учнем и шерть свою и утверженье нарушим: и на нас, тайшах, и на наших детех, и на мурзах и на их детех, и на всех улусных людех буди Божий гнев и огненный меч, и тем ножем, который я, Бунчук тайша, вынув из ножен, лизал и к горлу прикладывал, от неприятеля своего буду я зарезан по горлу своему, и будем мы прокляты по своей Калмыцкой вере в сем веце и в будущем*(1035). Такой же характер имеет шертная запись, данная в 1673 г. тайшей Аюкаем Мончаковым*(1036), и им же в 1676 г.*(1037). Как соблюдалась эта запись, видно из новой записи того же тайши, данной в 1683 г.*(1038). Здесь встречаем следующее стереотипное место: "А что в прошлых годех по 190 год, и во 190 и во 191 году (1682 и 1683 г.) я, Аюкай, и мы, замсы тайши с ратными людьми, с калмыки и с татары прежнюю шерть нарушали, под городы великих государей с изменники башкирцы казанские и уфимские уезды ходили, также и под иные украинские города и села и деревни разоряли и т. д., и тех взятых русских людей всех нам тайшам, собрав в улусех своих, прислать в Астрахань; а башкирцев и черемису отпустить на прежние их места, где кто жил; а ворам, которые русских людей побрали на Волге за договором, учинить казнь и разоренье без всякие поноровки, и впредь самим нам отнюдь так не делать". Как ни скромны были права московского правительства по указанным выше шертям, но из других договорных грамот видно, что иные калмыцкие улусы не знали даже и такой фиктивной зависимости и договаривались с московским государством, как равные с равными*(1039).
§ 317. Роль, разыгранную калмыками в XVII ст., в XVIII, в царствование Анны Ивановны, разыграли киргизы с башкирами*(1040). Царствование Петра Великого отличалось нивелирующими стремлениями правительства по отношению к инородцам, по крайней мере тем, которые принадлежали к исконным обитателям наших восточных окраин. Обособленное положение инородцев рушилось главным образом вследствие введения подушной подати, распространенной и на прежних ясачных инородцев. В полном собрании законов содержится любопытное указание на число инородцев, перешедших в царствование Петра Великого из ясачных в тяглые, т. е. податные, именно - в расписании губерний и расположении по ним полков*(1041).
Но эти нивелирующие стремления остановились со смертью Петра, и преемникам его было чрезвычайно трудно удержать дело даже в тех границах, в каких оставил его преобразователь. Инородцы, не подчиненные еще всем формам русской администрации, грозили постоянным возмущением, и каждую минуту к ним готовы были присоединиться инородцы, легально вошедшие в состав природного народонаселения. Вообще инородцы принимали деятельное участие во всех смутах, подымавшихся против Русского государства. Известно деятельное их участие в бунте Стеньки Разина. Известны многочисленные инородческие бунты в царствование Анны Ивановны. Известно также, что Пугачевщина приняла обширные размеры, между прочим, благодаря участию в ней инородцев.
§ 318. При таком характере инородческого народонаселения понятно само собой, что правительство должно было исподволь воспитать его в гражданственности и налагать на него государственные тягости с величайшею постепенностью. Вековые предания русской политики по отношению к инородцам сохранили свою силу и до настоящего времени. Так, в духе этих преданий составлены и новые "Временные правила" об управлении Закаспийским краем. Этими соображениями объясняются два обстоятельства: 1) что некоторые из инородцев до настоящего времени пользуются своим особым управлением, приноровленным к их местным нуждам и обычаям; 2) что некоторые из них пользуются известными, главным образом финансовыми льготами, сравнительно с природными подданными России. Конечно, главная доля этих изъятий приходится на сибирских инородцев, так как процент инородческого народонаселения в этой стране больше и средства администрации гораздо слабее, чем в Европейской России. В последней привилегиями пользуются калмыцкое народонаселение, часть киргизов, ногайские орды и самоеды.
Вообще сибирские инородцы, по положению 1822 г.*(1042), соответственно "степени гражданского их образования и образа жизни" разделены на три разряда: 1) на оседлых, 2) кочевых и 3) бродячих. Эти три разряда соответствуют вместе с тем степени подчинения означенных инородцев условиям русского управления и гражданским законам России*(1043).
§ 319. Оседлые инородцы сравниваются с природными русскими подданными во всех правах и обязанностях, смотря по сословиям, к которым они приписаны, с следующими двумя изъятиями:
1) в управлении ими допущены некоторые уклонения от общего правила, которому они, однако, в принципе подчиняются; 2) в прежнее время они были совершенно изъяты от рекрутской повинности*(1044). Инородцы кочевые сравниваются в правах и обязанностях с крестьянским состоянием. К этому же состоянию относятся и самоеды Мезенского уезда*(1045).
Затем, отличие кочевых инородцев от природных русских подданных состоит в следующем:
а) Кочевые инородцы управляются по их собственным степным обычаям и законам, каждому племени свойственным*(1046).
б) Эти обычаи служат основанием и для суждения инородцев в их гражданских и отчасти уголовных делах.
в) Кочевые инородцы, равно как и оседлые, были изъяты от отбывания рекрутской повинности. С введением устава всеобщей воинской повинности означенное положение инородцев изменилось следующим образом. В распорядительном указе о введении в действие воинской повинности повелено не распространять силы нового устава на некоторые местности ввиду того, что для них имеет быть издано особое положение, именно: 1) на Закавказский и Туркестанский края, на Приморскую и Амурскую области, на некоторые округи Якутской области*(1047), на некоторые отделения Енисейской губернии*(1048), тогурское отделение Томской губернии и на некоторые округи Тобольской губернии*(1049); 2) на неотбывавшее до сих пор рекрутской повинности ни натурою, ни деньгами инородческое население Северного Кавказа, Астраханской губернии, Тургайской и Уральской областей и всех губерний и областей Западной и Восточной Сибири, равно как на самоедов, обитающих в Мезенском уезде Архангельской губернии*(1050).
г) Вместо подушной подати инородцы облагаются особенным сбором, под именем ясака*(1051). Означенный ясак инородцы имеют право платить или наличными деньгами, или обыкновенною рухлядью. Кочевники Закаспийского края, признавшие власть России, по силе Временных правил 1874 г., обложены особым кибиточным сбором, размер которого определен для киргизов в 3 р., а для туркмен в 1 р. 50. Кроме того, они подчинены особому земскому сбору и натуральным повинностям.
д) Инородцы избавляются от употребления гербовой бумаги*(1052). Кочевым и бродячим инородцам отводятся в пользование и владение земли. Границы этих земель и права пользования ими, предоставленные инородцам, защищаются законом, именно - природным русским подданным воспрещается самовольно селиться на отведенных в пользование инородцев землях*(1053). Бродячие инородцы пользуются, кроме того, следующими привилегиями*(1054).
а) Земли, отводимые им в пользование, не разделяются по племенам и участкам; для удобства, им назначаются целые полосы земли, разграниченные от земель, принадлежащих оседлым и кочевым инородцам.
б) Инородцы освобождаются от участия в денежных земских повинностях и расходах на содержание степного управления.
в) Им предоставляется, в границах отведенной полосы, беспрепятственно переходить из одного округа в другой, из одной губернии в другую без всякого стеснения.
§ 320. Общие права инородцев представляют некоторые изменения по отношению к инородцам, не состоящим еще в полном подданстве России (Св. зак. т. IX, ст. 1251 - 1258), к киргизам и, преимущественно, калмыкам. Остановимся главным образом на киргизах и калмыках. Хотя сибирские киргизы отнесены к разряду кочевых инородцев, но они также 1) избавлены от участия в общих по области повинностях и содержании степного управления, а также для них установлены изъятия в порядке сбора ясака*(1055); 2) киргизам предоставляется беспрепятственно поступать в другое государственное сословие, определяться на службу и записываться в гильдию, где кто пожелает, причем, вступая в податное сословие, они пользуются пятилетнею льготою от платежа податей; 3) каждому киргизу предоставляется право отдавать своих детей во все учебные заведения империи; 4) киргизские султаны освобождены от телесных наказаний и пользуются правом посылать депутатов в столицу на счет округа и по желанию народа.
Относительно устройства калмыцкого народа должно заметить следующие особенности.
Калмыцкий народ разделяется на 6 разрядов: 1) высшее сословие - нойонов, владеющих улусами*(1056); 2) владельцев, имеющих по несколько кибиток или семейств; 3) зайсангов, владеющих аймаками; 4) зайсангов - безаймачных*(1057); 5) духовных, к которым принадлежит лама и др. лица, и 6) простолюдинов*(1058). В пользу калмыков отведены земли от казны, состоящие у них на праве общего пользования. Дальнейшее распределение земель производится по улусам. Людям посторонним, без дозволения правительства, воспрещено ceлиться на отведенной калмыкам земле, под опасением отобрания заведенных строений и скота и продажи их в пользу калмыцкого общественного капитала*(1059).
Личные права калмыков различаются по сословиям. Нойоны, владельцы и зайсанги могут поступать в военную и гражданскую службу наравне с дворянами. Нойоны и зайсанги, пожалованные чинами или орденами, пользуются всеми правами, сопряженными с этим пожалованием. Зайсанги, хотя бы они не имели чинов, пользуются правами потомственных почетных граждан, а зайсанги безаймачные - личных почетных граждан.
Простолюдины-калмыки ограничены в некоторых своих правах. Вообще калмыки не изъяты от гербового сбора; затем, простые калмыки не могут вступать в заемные обязательства без поручительства зайсанга, если сумма займа не превышает 30 рублей, а свыше этой суммы - без поручительства владельца или правителя. По общему правилу, изображенному в основных законах, калмыкам предоставляется полная свобода вероисповедания, именно - ламайского.
Б. О евреях
a) Исторический очерк законодательства о евреях*(1060)
§ 321. Со времени образования христианских государств еврейский народ во всей Европе был поставлен в исключительное положение. Конечно, основанием всех мер, принимавшихся в разное время против Евреев, были религиозные взгляды на эту нацию, как на прирожденную противницу христианства, которая силою своего прозелитизма могла будто бы отвратить от церкви многих верующих. Под влиянием исключительного положения, Евреи сделались элементом чуждым в каждом месте своего пребывания. Не имея права приобретать недвижимой собственности, не допускаемая к занятию общественных и государственных должностей, стесненная в самом праве избрания места жительства, обставленная другими исключительными условиями, еврейская нация не могла слиться с местным народонаселением и утратить свой особенный тип. Исключенная от разных общественных занятий, от земледелия и землевладения, она посвятила все свои силы главным образом на торговлю, как потому, что торговля и всякие денежные обороты были единственным доступным для нее родом занятий, так и потому, что, ввиду преследования, всегда грозившего еврейской нации, в особенности в средние века, движимая собственность представляла для еврея особенную привлекательность.
Под влиянием этих условий в евреях действительно развились свойства и наклонности, во многих государствах Европы грозившие правильному ходу экономической жизни. Рядом с обвинением этого народа во вражде к христианству, скоро явились обвинения еврейской нации в ее вредных экономических свойствах. По общему убеждению, еврейская нация не была склонна ни к какому производительному труду. Напротив, экономическое хищничество сделалось, как говорили, главным ее промыслом. Лишенный отечества, или, точнее сказать, правильных и прочных связей с местом своего пребывания, еврей-промышленник и капиталист не имел никакой гражданской связи с природным народонаселением страны, которая подвергалась его эксплуатации. Еврейская "эксплуатация" и еврейский "космополитизм" скоро сделались ходячими местами в разговорном языке, в литературе и даже в правительственных актах.
Под влиянием сказанных двух воззрений - воззрения религиозного и воззрения экономического - в законодательствах западной Европы явился ряд тех исключительных мер относительно еврейства, которые начинают исчезать только в последнее время. Ранее других приступило к эмансипации Евреев французское законодательство, под влиянием идей 1789 г. Но в Германии и Австрии до последнего времени удерживались следующие ограничения прав евреев: 1) запрещение приобретать недвижимую собственность; 2) исключение их из ремесленных союзов и цехов; 3) недозволение держать христианскую прислугу; 4) различные ограничения в праве передвижения и оседлости; 5) ограничения в праве вступать в брак.
Само собой разумеется, что евреи подвергались, кроме того, многочисленным ограничениям относительно права поступления на государственную службу, участия в народном представительстве, как государственном, так и местном и т. п. Эти ограничения исчезли и исчезают только под влиянием политических событий последнего времени.
§ 322. Еврейский вопрос в России имеет свою обширную и сложную историю. Еврейская нация в московские времена не имела доступа в наше отечество, но зато, благодаря политике польского короля Казимира Великого, она в весьма больших массах сосредоточилась как собственно в областях нынешнего Царства Польского, так и в старых русских областях, впоследствии возвращенных от Польши. Вместе с присоединением этих губерний Россия получила в наследство от старой Польши значительную массу евреев, которых в настоящее время, за исключением обитающих в привислянских губерниях, числится до 11/2 миллиона. Вместе с тем возник для Русского государства и народа еврейский вопрос, более сложный, чем в Западной Европе, благодаря большему сравнительно количеству евреев, имеющихся в России.
§ 323. В московские времена, как сказано, евреи совершенно не допускались в Россию, а лица еврейского закона, приезжавшие в Москву тайком, подлежали высылке из государства*(1061). В царствование Петра Великого не имеется общих постановлений относительно евреев. Запретительные меры начались в царствование императрицы Екатерины I. В 1727 г., указом, объявленным из Верховного Тайного совета, велено выслать "жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украйне и в других российских городах, и впредь их ни под какими образы в Россию не впускать и того предостерегать во всех местах накрепко"*(1062). В царствование Петра II эта суровая мера была отменена, по крайней мере по отношению к Малороссии; именно - евреям дозволено приезжать сюда на ярмарки, с тем, однако, чтобы они не вывозили из России серебряных и золотых монет, ни даже медных копеек. Указ заключается: "А житье жидам в Малой России, и чтоб никто их не принимал, запрещается, и имеет то быть по силе указа прошлого 1727 года"*(1063). При Анне Ивановне снова дозволено евреям приезжать для оптового купеческого промысла в Россию*(1064). Под конец царствования Анны правительство возвратилось к прежним запретительным мерам, именно - в 1739 г. евреям запрещено содержать в Малороссии корчмы и брать что-либо в аренду, по силе Указа 1727 г. Но по случаю Турецкой войны велено приостановиться с означенною мерою, которая приведена в действие в 1740 г.*(1065). Решительные меры против Евреев начинаются с царствования Елизаветы Петровны, причем императрица открыто заявила о мотивах, побудивших ее к этому. В 1742 г. издан указ, повелевавший привести в действие известное постановление 1727 г. Указ напоминает о повелении императрицы Екатерины I, воспрещавшем жить Евреям как в великороссийских, так и в малороссийских городах: "Но ныне, продолжает указ, нам известно учинилось, что оные жиды еще в нашей империи, а наипаче в Малороссии под разными видами, яко то торгами и содержанием корчем и шинков жительство свое продолжают, от чего не иного какого плода, но токмо, яко от таковых имени Христа Спасителя ненавистников, нашим верноподданным крайнего вреда ожидать должно"*(1066). Приведение в действие означенного указа встретило, впрочем, некоторые затруднения со стороны администрации, именно - в 1743 г. Сенат представлял императрице о различных хозяйственных неудобствах и убытках, могущих возникнуть вследствие высылки евреев из России. Сенат говорил, что "если оным жидам ярмарочной временной торг всеконечно пресечен будет, то не токмо вашего императорского величества подданным в купечестве их великий убыток, но и высочайшим вашего императорского величества интересам не малой ущерб приключиться может". На этот доклад последовала высочайшая резолюция: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли"*(1067).
§ 324. С царствования Екатерины II еврейский вопрос принимает новую форму, именно вследствие того, что, благодаря военным успехам, императрице удалось присоединить от Польши некоторые губернии, сделавшиеся уже местом постоянного пребывания многочисленного еврейского народонаселения. До Первого раздела Польши (1774 г.) императрица держалась приблизительно политики своих предшественников. В манифестах, вызывавших иностранцев для поселения в Россию, исключались евреи. В таком смысле написан манифест 1762 г.*(1068). Позднее, в 1769 г., Евреи поименованы в числе иностранцев, коим дозволен въезд в Россию, но с тем, чтобы они селились в одной новороссийской губернии*(1069). Указ 1769 г. положил начало знаменитой черте оседлости, которая до настоящего времени составляет главное ограничение, установленное для евреев. После Первого раздела Польши, с присоединением к России белорусских губерний, правительству предстояло так или иначе определить права новых подданных Русского государства. Будут ли они признаны подданными России наравне с коренными ее обитателями, или останутся в том исключительном положении, в каком застало их русское завоевание, под господством старых польских законов?
§ 325. Нельзя не видеть, что все законодательные меры, издававшиеся со времени Екатерины II по отношению к евреям, исходили из следующих двух основных предположений: 1) что евреи, по самому существу своей религии, суть противники христианства, и притом противники опасные для господствующей церкви, ввиду предполагаемого в них прозелитизма; 2) что евреи, по роду своей жизни и занятиям, суть непроизводительный и вредный элемент народонаселения, который предстоит обратить к полезному для государства и общества труду. Этими двумя началами объясняется весь ряд многочисленных мер, принятых относительно евреев как в царствование Екатерины II, так и в позднейшие времена. Царствование Екатерины II не принесло, впрочем, особенного стеснения еврейской народности. Все законодательные меры этого периода до самого конца царствования Екатерины II можно подвести под следующие два начала: 1) евреи в тех местностях, где застал их раздел Польши, пользуются почти всеми правами природных русских подданных; 2) въезд и переселение евреев в другие местности империи, где их до тех пор не было, ограничивается разными запретительными правилами. ,
§ 326. Относительно первого нельзя не привести указов, дозволявших евреям Могилевской и Полоцкой губерний записываться на общих основаниях в купечество*(1070), о подчинении купечества, без различия вероисповедания, однообразному сбору с капитала*(1071), об ограждении прав евреев в России касательно их подсудности, торговли и промышленности*(1072). Мало того, черта первоначальной еврейской оседлости расширена новыми местностями, именно - к прежнему Екатеринославскому наместничеству присоединена Таврическая область, где евреям даровано "полное право гражданства и мещанства"*(1073). В конце царствования Екатерины явились уже, впрочем, некоторые исключительные меры. Таков закон 1794 г., повелевавший с евреев, записавшихся по городам в мещанство и купечество, взыскивать подати вдвое противу положенных с мещан и купцов христианского закона разных исповеданий*(1074). От действия этой меры исключен, впрочем, особенный разряд еврейского народа, известный под именем караимов*(1075). Со времени Екатерины II он стал под особенное покровительство закона.
Кратковременное царствование Павла I принесло довольно мало изменений в законодательство об Евреях. Заметим только, что в течение этого времени оставлены без изменения правила о двойной подати, наложенной на евреев еще в 1794 г., и приняты строгие меры против лиц еврейского закона за неплатеж ими податей*(1076).
§ 327. В царствование императора Александра I правительство решилось, наконец, приступить к изданию общего положения относительно евреев. Самый факт издания этого общего положения доказывает, что законодательство стало смотреть на еврейскую нацию, как на исключительный, особый элемент народонаселения империи, относительно которого правительство имело свои виды и преследовало особые цели. В 1802 г. учрежден особый комитет для выработки общего положения об евреях. Комитет этот, по официальному заявлению, был учрежден "по жалобам, многократно к нам и в Правительствующий Сенат доходившим на разные злоупотребления и беспорядки во вред земледелия и промышленности обывателей в тех губерниях, где евреи обитают". Комитету указано рассмотреть дела, относящиеся к этому предмету, и избрать средства к исправлению настоящего положения евреев. В 1804 г. издано самое положение*(1077). Положение исходит, по-видимому, из желания дать Евреям общие права со всеми русскими подданными. На основании 42 ст. положения, "все Евреи в России обитающие, вновь поселяющиеся, или по коммерческим делам из других стран прибывающие, суть свободны и состоят под точным покровительством законов, наравне со всеми другими российскими подданными". Тем не менее, положение содержит в себе постановления, имеющие в виду особенности еврейской нации. В нем нельзя не заметить двух элементов: 1) стремления определить точнее гражданские права евреев и, посредством определения гражданских прав, слить этот народ с общим населением России; 2) направить, сколь возможно, евреев к полезному труду и устранить их от занятий, соединенных на практике с эксплуатацией местного народонаселения, в особенности низшего, и потому вызывавших постоянные жалобы, о которых сказано выше.
§ 328. При определении гражданских прав законодательство установляет следующее общее начало. Каждый еврей должен записаться в одно из существующих в России состояний: земледельческое, купеческое или мещанское*(1078). Срок для этой приписки установлен двухлетний*(1079). Предписывая евреям вступить в одно из существующих государственных состояний, закон не уничтожает, однако, их исключительного положения. По записке в одно из указанных состояний, они продолжали составлять особые общества, состоящие под ведением особых управлений. Евреи разделены на четыре класса: 1) земледельцев, 2) фабрикантов и ремесленников, 3) купцов и 4) мещан. Отсюда видно, что Положение 1804 г. создает в среде еврейского народа класс, прежде у нас не существовавший, - класс земледельцев, установленный исключительно с целью обратить евреев к полезным занятиям. Ввиду этого евреям-земледельцам предоставляются различные льготы*(1080). Дозволяя, затем, различные промыслы и все виды торговли, наравне с другими русскими подданными, положение строжайше воспрещает евреям во всех губерниях содержать в деревнях и селах аренды, шинки, кабаки и постоялые дворы ни под своим, ни под чужим именем, продавать в них вино и даже жить в них, под каким бы то видом ни было, разве проездом*(1081). Последующие статьи ясно указывают мотив такого запрещения. Торговля вином, которой предавались евреи, давала им возможность эксплуатировать низшие классы народонаселения. Этим объясняется постановление 38 ст. полож., в силу которой "все долги поселян и другого рода людей в шинках, Евреями содержимых, ничтожны и взыскания по ним нет".
Последнею мерою, способною привлечь евреев к полезному роду деятельности, мерою действительно существенною, является попечение закона о просвещении их. Статьями о просвещении и начинается Положение 1804 г. Детям всех евреев предоставлено обучаться, без всякого различия от других детей, во всех российских народных училищах, гимназиях и университетах*(1082) Евреям, отличившимся в университетах познаниями в медицине, хирургии, физике, математике и др. науках, дано обещание производить в университетские степени наравне с прочими подданными*(1083). Правительство, впрочем, предполагало, что евреи, ввиду своей религиозной исключительности, не пожелают отдать детей в общие училища, и потому постановило, что "если, невзирая на все сии побуждения, евреи не захотят отдавать детей своих в общие народные училища, тогда установить на счет их особенные школы, где бы дети их были обучаемы, определив на сие, по рассмотрению правительства, нужную подать"*(1084).
§ 329. Положение 1804 г. было, можно сказать, исходною точкою всех дальнейших мер относительно евреев. В нем заключается, мы уже заметили выше, два элемента: 1) стремление слить евреев с остальным народонаселением путем распространения на них общих гражданских прав; 2) желание привлечь евреев к занятиям полезным и отстранить от занятий вредных для местного хозяйства. Этими началами проникнуты все отдельные узаконения, выходившие в царствование императора Александра I. Законодательные меры в течение этого периода направлялись, во-первых, к поощрению евреев к принятию христианства. Такой смысл имел знаменитый Указ об учреждении особого "Комитета для всех обращающихся в христианство евреев". Закон предполагал доставить им различные права и выгоды гражданские, с отведением к поселению их земель в южных и северных губерниях. Обращенные Евреи должны были получить особенное название "израильских христиан"*(1085). С этими же мерами находятся в теснейшей связи постановления, воспрещавшие евреям держать прислугу из христиан*(1086), покупать и арендовать помещичьи имения с крестьянами, под именем кресценций*(1087), курить вино и торговать им в корчмах, шинках и т. п. помещениях. Должно, впрочем, заметить, что правительство беспрерывно отступало от этих запретительных мер ввиду желания местных землевладельцев, которые боялись лишиться выгод от аренд, отдаваемых евреям. Кроме того, правительство допускало даже евреев к винокурению в великороссийских губерниях, "впредь до усовершенствования в оных русских мастеров"*(1088).
Приведенные меры касались евреев, поселенных в так называемой черте оседлости. По Положению 1804 г. она определялась следующим образом. Земледельцам из евреев, так же как и фабрикантам, ремесленникам, купцам и мещанам, дозволено жить в губерниях литовских, белорусских. малороссийских, Киевской, Минской, Волынской, Подольской, Астраханской, Кавказской, Екатеринославской, Херсонской и Таврической*(1089).
Отсюда видно, что черта оседлости, именно - со стороны собственно русских губерний, расширилась сравнительно с постановлениями императрицы Екатерины II. Но, с другой стороны, в видах устранения евреев от контрабанды, которою, по заявлению правительства, они особенно усердно занимались, евреям предписано селиться на 50-верстном расстоянии от границ империи*(1090). К концу царствования императора Александра I, черта оседлости, установленная положением 1804 г., сократилась, именно - в 1825 г. издано высочайше утвержденное положение комитета министров, запрещавшее евреям селиться в губернии Астраханской и в Кавказской области*(1091).
Вообще, запретительные меры относительно Евреев, изданные под конец царствования Александра, находились в связи с открытой правительством, как светским, так и духовным, известной жидовствующей сектой, под названием "субботников", распространенной в то время в разных местностях России, напр. в губерниях Воронежской, Орловской, Тульской, Саратовской и др. С целью прекратить распространение этой секты вообще затруднено передвижение евреев и запрещено даже временное их пребывание во внутренних губерниях. Так, в 1825 г. вышел Указ, воспрещающий евреям отправлять свои товары из пограничных таможен по комиссиям в великороссийские губернии.
§ 330. При таких обстоятельствах началось царствование императора Николая I, решившегося дать Евреям определенное положение в государстве. Но в течение 30-летнего царствования этого государя политика правительства относительно Евреев также значительно колебалась. Вообще, все законодательное движение по вопросу об еврействе в рассматриваемое время должно разделить на два периода,
В первые десять лет царствования императора Николая законодательство развивало в отдельных актах общие начала, установленные еще положением 1804 г. Но затем, в 1835 г. издано новое Положение о евреях, внесшее новые принципы, не изменившие, впрочем, значительно существа дела. Правительство осталось верно началам, выставленным выше. Как и прежде, оно стремилось: 1) всеми возможными мерами поощрять евреев к так называемому полезному труду и отвлечь их разными запрещениями от занятий, вредных для местного народонаселения; 2) оно старалось, признав "еврейство" некоторым болезненным явлением русского общества, ограничить, по возможности, распространение его на внутренние губернии России посредством его локализации. Таким образом, первый разряд мер, к которым направилось законодательство императора Николая, касался точного определения черты оседлости.
В этом отношении законодательство не внесло ничего нового в узаконения уже существовавшие, кроме того, что были установлены более точные правила касательно приезда евреев в города, где они не имеют постоянного пребывания. Закон разрешил приезд евреев во внутренние города, но на известных условиях*(1092). Им дозволено приезжать для дел коммерческих, т. е. по делам вексельным, исковым, по подрядам и поставкам, если к оным будут допущены правительством. Под именем мастеров, они могут приезжать для усовершенствования себя в цеховых мастерских. При въезде во внутренние губернии, евреи должны иметь, сверх обыкновенных плакатных паспортов, паспорты губернаторские; по общему правилу, пребывание их в означенных городах должно продолжаться не более шести недель, и если после распоряжения правительства об их выезде они не выедут или возвратятся, то с ними предписано поступать, как с бродягами.
В самой черте оседлости право евреев на избрание места жительства потерпело существенные ограничения. Прежде всего, им воспрещено постоянное пребывание в городе Киеве. Правительство предписало выслать отсюда всех евреев*(1093), но приведение в действие этой меры беспрерывно отсрочивалось*(1094). Точно так же воспрещено им жительство в городах Севастополе и Николаеве*(1095) и, наконец, в некоторых улицах города Вильны*(1096). Рядом с этим состоялось воспрещение выхода в русские губернии евреев из Царства Польского, которое в этом отношении было подведено под общие правила о заграничных государствах*(1097). Вместе с тем они были поставлены в исключительные условия на месте своего пребывания относительно порядка отбывания рекрутской повинности, от которой они прежде были свободны*(1098). Затем, обобщено недозволение евреям поступать на государственную службу, хотя впоследствии это общее запрещение потерпело некоторые изъятия, именно - по части медицинской*(1099) и отчасти учебной.
До издания Положения 1835 г. внимание правительства было в особенности направлено на два предмета. Во-первых, правительство старалось привлечь евреев к принятию христианства. Первое из таких постановлений, особенно характерных, относится к 1827 г.*(1100); на основании его Евреи, желающие принять христианство, должны быть крестимы непременно в воскресные дни и со всевозможною публичностью*(1101). Затем, правительство подтверждало известное нам ограничение права евреев заниматься курением вина и торговать им.
§ 331. В 1835 г. вышло новое положение об евреях*(1102). Руководящая мысль этого положения изложена в именном Указе Сенату, повелевавшем привести его в действие. Главная цель нового закона состояла в том, чтобы "устроить положение евреев на таких правилах, кои бы, открывая им свободный путь к снисканию безбедного содержания упражнениями в земледелии и промышленности и к постепенному образованию их юношества, в то же время преграждали им поводы к праздности и промыслам незаконным".
Положение установляет то общее начало, что евреи подчиняются общим законам империи, но, конечно, с изъятиями, установленными специально для них. Самыми важными из таких изъятий остаются постановления о черте оседлости, в новом законе определенные приблизительно в том виде, как они действуют в настоящее время. В этом положении проведено уже различие между местностями, где евреям дозволено постоянное жительство без ограничительных условий, и местностями, где им дозволено пребывание с некоторыми ограничениями*(1103). Определения о 50-верстном расстоянии оставлены в той же силе*(1104). Положение обобщает и некоторые смягчения, установленные по этому предмету в прежнее время. Именно: евреям дозволено отлучаться в местности, лежащие вне черты оседлости, для принятия наследства, для отыскивания законных прав собственности и для торговых дел, с тем, однако, чтобы пребывание их в этих местностях продолжалось не долее шести недель, причем губернским правлениям предоставлено делать им отсрочки, но не более как до двух месяцев, с разрешения высшего начальства. В этих видах евреи подчинены действиям особого паспортного закона, именно - всякая отлучка еврея за черту оседлости обязывала его брать, кроме плакатного паспорта, еще губернаторский.
§ 332. Гражданские права евреев определены применительно к началам, изложенным в положении 1804 г. и развитым впоследствии. Положение 1835 г. удержало правило, что каждый еврей должен быть приписан к одному из установленных законом состояний. В случае несоблюдения этого правила, с виновным предписано поступать, как с бродягою. В отношении имущественных прав, им дозволено приобретать всякого рода собственность, исключая населенных имений, и вести всякого рода торговлю на правах, одинаковых с прочими русскими подданными*(1105). Остались и некоторые ограничения прежнего времени, установленные в видах отвлечения евреев от вредных промыслов; на основании § 50 Положения, "евреи, купцы и мещане, производя дозволенную торговлю, не должны, однако, продавать крестьянам в долг вина и других крепких напитков, под опасением уничтожения долга. Равно считаются ничтожными все долги, сделанные крестьянами, работниками и дворовыми людьми у евреев под залог одежды, домашней утвари, домашнего скота, земледельческих орудий и хлеба на корне". Явились и новые льготы, напр. отменено старое запрещение, по которому евреям не дозволялось вести с внутренними губерниями даже комиссионную торговлю*(1106). Кроме того, евреям-купцам первой гильдии положительно дозволено приезжать на важнейшие ярмарки во внутренние губернии России, как-то: на Нижегородскую, Ирбитскую, Коренную, Харьковскую и Сумскую. Евреям-фабрикантам предоставлено право привозить на ярмарки произведения и изделия своих собственных фабрик. Затем, в положении развиты и прежние постановления, имевшие целью привлечения этого народа к полезному труду. Таковы постановления об Евреях-земледельцах*(1107), Евреям-фабрикантам даровано освобождение от платежа крепостных пошлин за покупаемые ими под фабрики и заводы строения в течение десяти лет от издания положения*(1108).
§ 333. Соображая означенные постановления, можно думать, что законодательство имело в виду произвести постепенное слияние евреев с остальным народонаселением империи, так как 1) евреи, в принципе, поставлены под действие общих законов; 2) запретительные меры направлены главным образом на те стороны еврейской промышленности, которые казались правительству особенно вредными для местного народонаселения, и 3) законодательство содержит в себе обильные постановления относительно привлечения их к полезному труду. Нельзя сказать, однако, чтобы эта цель законодательства была достигнута. Во-первых, в самом Положении 1835 г. удержана особенность общественного устройства евреев, именно: а) сельские общества евреев велено учреждать "отдельно от поселян другой веры"*(1109); б) в городах евреи хотя и признаны членами тамошних обществ, но для управления делами, особенно касающимися до них по раскладке податей и повинностей, им предоставлено избирать из среды своей особенных уполномоченных от 3 до 5, которые составляют кагал. Это официальное кагальное устройство прикрыло существование старинного еврейского кагала, сила и значение которого в деле обособления евреев от остального христианского народонаселения только в настоящее время начинает выясняться как следует*(1110).
При этой обособленности и, можно сказать, замкнутости еврейского общественного управления и быта, не могла быть достигнута цель законодательства и остались без всякого действия все меры, установленные положением ради слияния евреев с остальным населением и привлечения их к труду, считавшемуся полезным. Правда, кагальное устройство уничтожено в 1844 г., высочайше утвержденным Положением 19 декабря*(1111), но, несмотря на это, под влиянием исключительности законодательства об евреях по всем частям, обособленность их не уничтожилась и все меры правительства в этом направлении оставались бесплодными; может быть, это обстоятельство и повлияло на суровость постановлений относительно этого народа, с которой мы снова встречаемся после издания Положения 1835 г.
О безуспешности мер, означенных выше, свидетельствует само законодательство. Так, конечно, одной из самых надежных мер к перевоспитанию евреев было дозволение поступать им во все училища империи, как высшие, так и низшие, с предоставлением лицам, достигшим ученой степени, различных привилегий*(1112). Но в 1844 г. состоялся именной указ, данный министру народного просвещения, об учреждении особых училищ для образования еврейского юношества. Мотив, приведенный в этом указе, весьма характеристичен. Здесь мы читаем: "Для распространения между евреями гражданского образования и доставления им через то надежнейших способов пользоваться присвоенными их состоянию выгодами, Положениями 1804 и 1835 годов повелено было допускать еврейское юношество в общие учебные заведения империи. Но, к сожалению, мера сия не имела желаемого успеха. Оставаясь постоянно в той мысли, что образование и происходящее от того убеждение в пользе производительного труда должно содействовать к улучшению быта евреев, мы признали за благо обратить на это дело особенное внимание и вследствие того поручили вам учредить, под непосредственным руководством вашим, комиссию из раввинов, дабы определить меры к водворению между евреями нужных для их благосостояния сведений". Результатом трудов этой комиссии было учреждение особых училищ для евреев*(1113). Для содержания этих училищ был предназначен, между прочим, преобразованный в царствование императора Николая старинный коробочный сбор. Такая же неудача постигла и другую меру правительства, именно искусственное привлечение евреев к земледелию. Как ни старательно были написаны различные положения об евреях-земледельцах*(1114), переданных с 1837 г. в ведение министерства государственных имуществ, но положение этих еврейских колоний, по общему свидетельству, было далеко неудовлетворительно.
§ 334. Под конец царствования императора Николая правительство обращается к прежним запретительным мерам. Так, в 1841 г. евреям воспрещено участвовать в торгах при продаже казенного имущества. В 1853 г. вышли новые правила о порядке приобретения евреями земель вне городов и местечек. Во главе этих правил поставлено следующее начало. "Приобретение и владение земляными участками, вне городов и местечек, дозволяется евреям не иначе как с условием непременного перехода их в земледельческое состояние и с соблюдением притом в точности предписанных правил о евреях-земледельцах. Сие ограничение не распространяется, однако же, на евреев-купцов, которые могут, без перехода в земледельческое состояние, приобретать земли: для поселения своих единоверцев, для учреждения хозяйственных и промышленных заведений (кроме выделки всякого рода горячих напитков), и для скотоводства на следующих основаниях" и т.д.*(1115). Таким образом ,ограничено право приобретения евреями имений даже ненаселенных. Затем, в 1851 г. вышел закон, доказывавший, что правительство твердо решилось вступить в борьбу с непроизводительною частью еврейского народонаселения. Мы имеем в виду правила о разборе Евреев*(1116). Мотивы, выставляемые этим законом, следующие. Евреям, как известно, велено было приписаться к одному из существующих в государстве состояний, с тем чтобы таким образом сама собою уничтожилась праздношатающаяся часть еврейского населения. Предписания об этом Положений 1804 и 1835 г., как видно, оставались безуспешными, так как в 1846 г. было оповещено особым объявлением для евреев, "чтобы они не откладывали далее вступления своего в указанные им сословия, предварив их, что, в случае безуспешности этой меры, правительство само уже произведет им разбор; причем, отделив евреев, не имеющих производительного труда, подвергнет их, как тягостных для общества, разным ограничениям". Это оповещение правительства также осталось безуспешным, ибо закон 1851 г. повелевает привести в действие именно этот правительственный разбор. Ст. 1-я Временных правил гласит: "Для побуждения вреев к оседлости и полезному труду, все они в губерниях, где дозволено им постоянное жительство, разделяются на пять разрядов: 1) купцов, 2) земледельцев, 3) ремесленников, 4) мещан оседлых и 5) мещан неоседлых". Первые четыре разряда сохраняют все права и преимущества, коими они пользовались до сего времени, на основании общих узаконений об евреях*(1117). Евреи пятого разряда, т. е. мещане неоседлые, как не имеющие производительного труда, подвергаются, на основании особого о том положения, разным в правах состояния ограничениям, и в том числе усиленной рекрутской повинности*(1118) Затем, закон установляет подробно основания для производства разбора и самый его порядок. Рядом с этими узаконениями продолжаются старые постановления о мерах поощрения евреев к принятию христианской веры, причем, в изъятие от общих начал нашего законодательства, признающего право обращения привилегией исключительно православной церкви, евреев дозволено принимать во всякое терпимое в государстве вероисповедание*(1119). Были приняты и некоторые меры к уничтожению по крайней мере внешних отличий их от остального народонаселения. Так, в 1850 г., им повсеместно воспрещено носить особую еврейскую одежду, а в 1851 г. женщинам Еврейкам запрещено бритье голов*(1120).
§ 335. С самого начала ныне царствующего Государя законодательство снова обратилось к еврейскому вопросу. Принятие новых правительственных мер представляло удобный случай проверить критически все меры, до сих пор действовавшие относительно этой части народонаселения. 31 марта 1856 г. государь повелел "пересмотреть все существующие о евреях постановления, для соглашения их с общими видами слияния сего народа с коренными жителями, поколику нравственное состояние евреев может сие дозволить, для чего предоставить министрам, участвующим в занятиях еврейского комитета, составить, каждому по своей части, полные предположения касательно соглашения постановлений о евреях, и предположения сии внести в комитет для предварительного обсуждения и представления потом на высочайшее благоусмотрение". В числе вопросов, поднятых по этому предмету, председательствовавший в еврейском комитете, гр. П. Д. Киселев, обратил внимание комитета на ограничения, существующие для Евреев в ремесленной промышленности.
По этому поводу признано было полезным предоставить министру внутренних дел "собрать об этих и всех подобных ограничениях, препятствующих распространению полезных промыслов между Евреями, подробные сведения". Министр внутренних дел*(1121), вошел в сношения с генерал-губернаторами и начальниками губерний мест оседлости евреев, которые доставили ему сведения, чрезвычайно характерные для оценки всех прежних постановлений.
Начальники губерний Витебской, Могилевской и Минской изъяснили, что хотя в губерниях этих не существует никаких ограничений, которые бы стесняли ремесленную промышленность евреев, хотя между евреями, напр., Могилевской губернии оказывается много отличных мастеров, но их искусство остается бесплодным. Бесплодность эта зависит, во-1-х, оттого, что они "не пользуются всеми правами, предоставленными мастеровым людям внутренних губерний, и во-2-х, вследствие весьма значительного числа мастеров, несоразмерного с потребностями тамошнего бедного края; таким образом, мастера-евреи не только не в состоянии выказать свое искусство, но от недостатка заказов терпят большую нужду и, при получении работы, вынуждены прибегать к обману. От этого происходит, что они часто делаются вредными членами общества, тогда как при других условиях евреи-ремесленники могли бы быть полезными и для себя, и для общества". Начальник Полтавской губернии, излагая ограничения, существующие вообще для евреев по торговле, подрядам, откупам и т. п., объясняет, что "в малороссийских губерниях евреи разительно отличаются наречием, одеждою и образом жизни от евреев других губерний и почти совершенно слились с туземными жителями, и потому он полагает, что для евреев малороссийских губерний следует ныне же отменить все существующие ограничения". Киевский генерал-губернатор, князь Васильчиков, объяснял, что "в городах западного края, переполненных евреями, находится большое количество мастеровых, которые, вследствие чрезмерной конкуренции, образуют, так сказать, класс праздношатающихся. Лишенные всех средств к честному труду, они готовы на всякое предприятие, лишь бы добыть себе пропитание". Поэтому, по мнению князя, "позволение еврейским мастерам, имеющим установленные свидетельства о своем звании, заниматься производством ремесл во внутренних губерниях России, освободило бы еврейские общества от тягостного бремени при уплате податей и доставило бы рабочие руки тем местностям, которые в них нуждаются, и вместе с тем, что особенно важно, эта мера лишила бы польскую пропаганду возможности, посредством денег и льстивых обещаний, действовать во вред правительству на праздную толпу, как это имеет место в настоящее время". В том же смысле высказался и исправлявший тогда должность остзейского генерал-губернатора гр. П. А. Шувалов.
§ 336. По рассмотрении истребованных мнений генерал-губернаторов и начальников губерний относительно существующих ограничений в ремесленной промышленности евреев, оказалось, что "настоящее крайне неудовлетворительное положение этой промышленности в западном крае происходит не от каких-либо особых стеснительных для нее в этой местности правил, а от чрезмерного скопления ремесленников во всех губерниях, назначенных для еврейской оседлости". При рассмотрении всего этого дела уже в 1865 г. министерство внутренних дел пришло к заключению, что "причину упадка ремесленной промышленности между евреями надобно искать в тех общих ограничениях гражданских прав этого народа, которые существуют в нашем законодательстве, и всего более в воспрещении евреям иметь жительство вне мест, назначенных для их оседлости. Еврейские ремесленники, скопленные в местах их постоянной оседлости, среди населения, большею частью бедного, нуждаясь в заказах, выпрашивают за работу крайне низкую плату, в ущерб прочности и изяществу отделки, стараясь лишь о том, чтобы дешевизна изделия сделала их доступными массе потребителей; стремление христианских ремесленников к той же цели и теми же путями порождает между ними и евреями преувеличенное соперничество, вредно действующее на благосостояние тех и других. Этим обстоятельством объясняется, между прочим, и постоянное накопление на евреях неоплатных недоимок, и несмотря на то, что подушная подать с мещан отменена еще с начала 1863 года и что из коробочного сбора отчисляются ежегодно значительные суммы на покрытие следующих с евреев казенных платежей, податные недоимки не уплачены еврейскими обществами и по настоящее время". При появлении таких новых воззрений в правительственных и законодательных сферах естественно было ожидать, что меры, направленные к ассимилизации Евреев с остальным народонаселением империи, примут другой характер. Действительно, в течение царствования императора Александра II издано довольно много постановлений, клонящихся к устранению прежних ограничений гражданских прав евреев.
§ 337. Во-первых, еще в начале нового царствования обобщены льготы, установленные в прежнее время относительно караимов. Мы заметили уже выше, что караимы вообще пользовались большими льготами сравнительно с евреями-талмудистами. Мотив этих изъятий определен в журнале комитета об устройстве евреев 1855 г., где обозначено, что "караимы, не принадлежа к еврейскому населению и не разделяя с ними талмудических заблуждений, следуют учению Ветхого Завета и известны по своим правилам и трудолюбию". Этот мотив верно выразил официальный взгляд на означенную часть еврейского народонаселения. Вследствие этого, евреи-караимы, как мы видели, уже с самого начала были освобождены от ограничительных правил, установленных для евреев-талмудистов. Так, в 1795 г. они были изъяты от двойной подати, наложенной тогда на евреев. Затем, в 1839 г. иностранным караимам дозволено приезжать в Россию и принимать русское подданство. Им разрешено также иметь в услужении христиан. В 1850 г. на них не распространено установленное для прочих евреев запрещение продажи горячих напитков. Манифестом о 9-й ревизии духовенство караимов освобождено от записки в ревизию. Затем, караимы изъяты от ограничений для приезда евреев в столицы. Закон, о котором мы говорим в настоящее время, постановил не распространять на караимов, получивших ученые степени, ограничений, которым подлежали все евреи относительно поступления на службу. Правила, касающиеся остального еврейского народонаселения, видоизменялись и видоизменяются в течение настоящего царствования, хотя в главных своих основаниях, несмотря на частные облегчения, законодательство об евреях осталось без изменений.
б) Действующее законодательство о евреях
§ 338. Главные запретительные постановления, касающиеся евреев, группируются подле вопросов о месте их жительства. Черта оседлости, предназначенная для евреев, до настоящего времени является существенным признаком, отличающим эту часть народонаселения от остальных подданных. В настоящее время эта черта оседлости определяется следующим образом. Евреям дозволяется повсеместно жительство в губерниях: Виленской, Волынской, Гродненской, Екатеринославской, Ковенской, Минской, Подольской, Полтавской и Черниговской. Затем им дозволено пребывание и в некоторых других губерниях, но с известными ограничениями.
Во-1-х, в губерниях Витебской и Могилевской евреям запрещено водворяться в селениях в качестве оседлых жителей. Если закон и дозволяет им временное пребывание в этих селениях, то не иначе как по особым билетам. Во-2-х, в западных пограничных губерниях и Бессарабской области новое поселение евреев на 50-верстном расстоянии от границы воспрещается, в видах предотвращения контрабанды. Действующее законодательство оставило на 50-верстном расстоянии только тех евреев, которые поселились здесь до 27 октября 1858 года. В-3-х, в Киевской губернии евреям воспрещается постоянное жительство в городе Киеве. Исключение установлено только для евреев-купцов; именно евреям-купцам 1-й гильдии, не опороченным судебными приговорами, не замеченным по делам о контрабанде и не состоящим под надзором полиции, дозволяется на общих основаниях приезжать в Киев*(1122). В-4-х, в губернии Таврической евреям воспрещается постоянное водворение в городе Севастополе. Исключение установлено в пользу евреев - почетных граждан, потомственных и личных, производящих торговлю с запискою в гильдию, и мещанам, занимающимся производством ремесл. В-5-х, в губернии Херсонской установлены ограничительные правила относительно водворения и приобретения недвижимой собственности в городе Николаеве. В 6-х, в губернии Курляндской постоянное жительство дозволяется только евреям, записанным там по ревизии до издания еврейского положения 1835 г. Новое же переселение сюда евреев воспрещается. Подобные же правила действуют относительно городов Шлока (Лифляндской губернии) и Риги.
§ 339. Впрочем, эти общие запрещения в течение нынешнего царствования подверглись существенным изменениям. Во-первых, отменено старое постановление, воспрещавшее переселение евреев из Царства Польского в губернии русские. Евреям привисленских губерний*(1123) дозволено перечисление во все места империи, приписанные к черте еврейской оседлости*(1124). Во-вторых, евреям-купцам 1-й гильдии как Российской империи, так и Царства Польского, дозволено приписываться и вне черты еврейской оседлости к купечеству первой же гильдии. Вместе с тем они приобретают право постоянного жительства в этих местностях. В-третьих, евреи, получившие ученые степени: доктора медицины - по медицинскому факультету и доктора, магистра или кандидата - по другим факультетам университета, могут иметь постоянное пребывание во всех губерниях и областях империи для занятия торговлею и промышленностью, причем означенные лица пользуются следующими льготами: а) свободою поступления на государственную службу по всем ведомствам; б) правом иметь при себе, кроме членов своего семейства, домашних слуг из своих единоверцев, но не более двух. Тем из них, которые запишутся в купцы 2-й гильдии, дозволяется, сверх того, иметь одного приказчика или конторщика из своих единоверцев, с тем, однако, чтобы этим приказчикам или конторщикам не было даваемо поручений по управлению подрядами, взятыми евреями-купцами во внутренние губернии. Та же льгота распространяется*(1125) на евреев-врачей, хотя бы они не имели высшей ученой степени. Означенные евреи могут быть определяемы на службу как по ведомству военному, так и по ведомству министерства народного просвещения и внутренних дел, с тем, однако, чтобы лица, желающие занять место по ведомству министерства внутренних дел, не были определяемы в столичные города с их губерниями.
Ограничения в черте оседлости не распространяются также на лиц, желающих получить высшее образование, именно на лиц, поступающих в медицинскую академию, университеты и технологический институт*(1126). Евреям-ремесленникам и цеховым дозволено вступать в цехи на общем основании в местностях и вне черты оседлости. Евреям-механикам, пивоварам и винокурам и вообще ремесленникам разрешено*(1127) проживать повсеместно в империи*(1128).
Иностранным евреям, имеющим надобность по делам торговли, исковым или тяжебным приезжать в Россию, предписывается предъявлять те заграничные паспорты, которые требуются от других иностранцев, состоящих в одном с ними подданстве. Им дозволяется (особенно комиссионерам значительных заграничных купеческих домов) посещать в России особенно известные мануфактурные и торговые места и, с разрешения министра внутренних дел, оставаться там в течение известного времени. Иностранные евреи могут быть допускаемы и к постоянному водворению в России, но в черте оседлости, и притом далеко не все. К водворению допускаются лица, вызванные самим правительством для занятия должности раввинов, медики, выписанные по усмотрению правительства, мастера, выписанные фабрикантами из евреев.
§ 340. Евреи пользуются следующими гражданскими правами. Действующее законодательство подтверждает старое, знакомое нам правило, что "евреи, состоящие в подданстве России, подлежат общим законам во всех тех случаях, в коих не постановлено особых о них правил". - В общей черте оседлости евреям предоставлены все торговые права наравне с прочими подданными. До последнего польского мятежа они имели право приобретать в западных губерниях всякого рода недвижимую собственность не только в городах, но и в селениях. Но после событий 1863 г. евреям, равно как и лицам польского происхождения, приобретение недвижимости в западном крае воспрещено. И взамен того, лица, имеющие, на основании изложенных выше постановлений, право водворяться во внутренних губерниях России, могут покупкою и иным способом приобретать всякого рода недвижимое имущество, кроме помещичьих имений, в которых обязательные отношения крестьян к владельцам окончательно не прекращены.
Если еврею достанется в наследство имение, в котором обязательные отношения владельца к крестьянам не прекращены, то с ним поступается по правилам, изложенным в 228 и 229 ст. IX т. Св. зак. по прод. 1863 и 1868 гг. Еврей, не имеющий права водворяться во внутренних губерниях, в случае получения им по наследству имения недвижимого, хотя бы и ненаселенного, обязывается продать его в течение шести месяцев. Это же правило распространяется и на иностранных евреев, получивших в России по наследству недвижимое имение.
§ 341. Действующее законодательство подтверждает то правило, что каждый еврей должен быть приписан к одному из установленных в государстве состояний, под страхом ответственности, определенной для бродяг. Евреи, приписанные к определенному состоянию, пользуются общими его правами, в том числе и правом на возведение в личное и потомственное почетное гражданство, с некоторыми лишь ограничениями*(1129), которые не распространяются на караимов. Затем, каждый из таких евреев обязан навсегда сохранять, ради целей ревизии, наследственную или на основании закона принятую фамилию, без перемены. Эта фамилия не изменяется евреями и по принятии христианской веры. Относительно правил брачного союза евреи подвергаются следующим ограничениям. По общему принципу, изложенному в 79 ст. законов гражданских, "лицо нехристианского исповедания, по восприятии Св. крещения, может пребывать в единобрачном сожительстве с некрещеною женою; брак их остается в своей силе и без утверждения оного венчанием по правилам православной церкви". Для евреев установлены, кроме того, следующие правила. 1-е. Если один из супругов-евреев обратится в православие, а другой останется в прежнем законе, но не пожелает разойтись с обратившимся, тогда брак не расторгается; в этом случае и та и другая сторона обязываются подпиской: принявшая православие - в том, что она будет иметь попечение о приведении супруга-нехристианина к принятию православной веры, а второй - в том, что он не будет совращать в еврейскую веру ни новокрещенную, ни детей, родившихся после принятия православия. 2-е. Мужу и жене, по обращении одного из супругов, если они не желают остаться в брачном союзе, предоставляется расторгнуть брак, с правом обратившемуся лицу вступить в супружество с лицом православным. 3-е. В случае, если брак не расторгнут, ни мужу, ни жене не дозволяется иметь постоянное жительство в губерниях, где евреям воспрещена оседлость*(1130).
§ 342. Еврейское народонаселение, жительствующее в означенных выше русских губерниях, не должно отличаться от христианского населения своею одеждою*(1131). Женщины-еврейки лишены права брить головы*(1132). Те же правила распространены и на евреев Царства Польского, отправляющихся в те губернии империи, в которых жительство им воспрещено. Они также обязаны носить одежду, употребляемую христианским народонаселением, и не могут отличаться от него никакими наружными признаками, свойственными евреям*(1133).
§ 343. В отношении к договору найма осталось в силе прежнее правило, воспрещавшее евреям держать христиан для постоянных домашних услуг. Так как правило это установлено в видах препятствования евреям обращать в свою религию лиц, от них зависящих, то оно и не распространяется на христиан, не находящихся с ними в постоянных сношениях. Поэтому евреям дозволено нанимать христиан для всяких работ и должностей, кроме домашней услуги*(1134).
§ 344. Евреи, по общему правилу, не могут поступать на государственную службу*(1135). Изъятия установлены для евреев, получивших от университета степень доктора, магистра или кандидата*(1136), равно как и для евреев-врачей, на основаниях, указанных выше*(1137). По отношению к службе по общественным выборам, для евреев, наравне с другими нехристианами, городовое положение 1870 г. установляет следующие ограничения: 1) в городской думе число гласных из нехристиан не должно превышать одной трети общего числа гласных*(1138); 2) Евреи не могут быть избираемы в городские головы, ни исправлять их должности; 3) число членов городской управы из нехристиан не должно превышать одной трети всего ее состава*(1139).
§ 345. Торговые права евреев в 1874 г. подверглись существенному ограничению. Мнением Государственного совета 19 мая этого года постановлено: "Евреям дозволяется питейная торговля только в местностях, определенных для их постоянной оседлости, и притом не иначе как в собственных домах. Сидельцы-евреи могут быть только в заведениях своих единоверцев*(1140).
§ 346. Действующее законодательство удержало также правила прежнего времени, направленные к привлечению Евреев к так называемым полезным занятиям. Во-первых, закон удержал прежние постановления касательно учения или образования евреев. Еврейских детей дозволено принимать и обучать в общих уездных и приходских училищах, гимназиях и частных училищах и пансионах тех мест, где дозволено жительство их отцам*(1141). Мало того, обучение детей Евреев-купцов и почетных граждан или в общих казенных учебных заведениях, или в еврейских казенных училищах обязательно*(1142). Рядом с дозволением и даже предписанием обучать детей евреев в общих училищах, на основании известных уже нам правил, учреждены для образования еврейского юношества особого рода училища: первоначальные, или первого разряда, соответствующие приходским, и второстепенные, преимущественно реальные, в объеме уездных училищ*(1143). Чиновникам и учителям из христиан, определяемым в еврейские учебные заведения, присвоены права и преимущества государственной службы*(1144). Сверх казенных училищ, евреям дозволено отдавать своих детей в свои частные или общественные училища, учрежденные для образования еврейского юношества в науках и искусствах и для изучения правил их вероисповедания. Эти училища учреждаются на основании особых правил и под надзором правительства*(1145). Евреям, окончившим курс в гимназиях, предоставлено поступать в университеты, академии и вообще высшие учебные заведения империи*(1146). Лицам еврейского закона, кончившим курс в академиях и университетах, присвояются особые привилегии*(1147). Затем, законодательство содержит в себе обширные постановления об евреях-земледельцах*(1148). Для привлечения евреев в этот разряд лиц последнему предоставлены следующие льготы. Евреям, поселившимся на казенных землях, предоставлялась льгота на 10 лет от платежа всех податей и повинностей и от исправления земских натуральных повинностей, кроме частных; освобождение на 25 лет от рекрутской повинности и всех недоимок по прежнему состоянию*(1149). Лицам, отличившимся в земледельческой промышленности, обещались особенные награды: похвальные листы, денежные выдачи, премии, форменные кафтаны, почетные кафтаны, серебряные и золотые медали*(1150) и, кроме того, различные денежные вспомоществования от казны. Нельзя, впрочем, не заметить, что все означенные меры не достигали своей цели.
§ 347. До настоящего царствования евреи в отношении отбывания воинской повинности были поставлены в исключительные условия; в 1856 г. многие из стеснений этого рода отменены*(1151). С выходом нового закона о воинской повинности (1874 г.) евреи в этом отношении поставлены в одинаковые условия со всем народонаселением империи.
Глава вторая. Об иностранцах
§ 348. Общее определение состояния иностранцев дано нами выше. В настоящей главе нам предстоит определить подробности юридического положения иностранцев в России.
Русское законодательство в своем отношении к иностранцам следовало началам, установившимся вообще в государствах Европейского международного союза*(1152). По коренному началу, признанному в настоящее время международным правом и законодательством всех цивилизованных народов, каждый человек, независимо от его принадлежности к той или другой национальности, есть субъект права, и, следовательно, за ним должна быть признана способность к приобретению частных прав и пользованию ими. Вместе с тем, он должен иметь возможность осуществлять законно приобретенные им права и для того находить защиту в судах того государства, в котором он имеет свое пребывание. С этой точки зрения ни одно европейское государство не признает в своей среде бесправных личностей, какими в прежнее время, в особенности в средние века, были иностранцы, не пользовавшиеся защитою законов или пользовавшиеся ею весьма условно*(1153).
Само собою разумеется, что права, предоставляемые иностранцу, должны иметь в виду главным образом обеспечение его имущественной правоспособности по следующим основаниям: 1) пользование политическими правами естественно может быть предоставлено только лицам, тесно связанным всеми своими интересами с данным государством и его народом*(1154); 2) иностранец, вступая на чужеземную территорию, продолжает подчиняться действию законов своего отечества, определяющих его личные и семейственные права (statuta persoualia); действие означенных статутов, по началу международной взаимности, признается всеми европейскими государствами; 3) признание и обеспечение за иностранцем имущественных прав удовлетворяет и той главнейшей цели, для которой иностранцы, как таковые, являются в чуждое для них государство. Цель эта - торговые сношения и сделки, открытие различных промышленных и мануфактурных заведений, различные частно- и государственно-хозяйственные предприятия (разработка каменноугольных копей, проведение железных дорог и т. п.). Понятно само собой, что, отказывая иностранцам в признании за ними известных гражданских прав, государство с тем вместе остановило бы наплыв в свою страну чужеземных капиталов и иностранных предпринимательских сил, к явной своей экономической невыгоде.
§ 349. Иностранцы в России всегда пользовались защитою закона, равною со всеми природными подданными. Мало того, в некоторые периоды нашей истории иностранцы пользовались даже привилегиями. Таково, напр., было положение англичан при Иване Грозном. Петр Великий и его преемники открывали иностранцам свободный доступ в государство и обещали им полную защиту законов*(1155). В царствование Екатерины II положение иностранцев было определено, кроме означенных выше узаконений, еще торговыми договорами с иностранными государствами. Таковы, напр., торговые договоры с Францией 31 декабря 1786 г. и с королевством Обеих Сицилий 6 января 1787 г. и др.*(1156). Совокупность этих постановлений удержалась, и начала, в них заключающиеся, развиты в последующее время.
Под именем иностранца разумеется лицо, не принесшее присяги на подданство России*(1157). Иностранцы подлежат действию русских законов как лично, так и по имуществу*(1158). На основании этого общего правила им предоставляются следующие права. 1) В видах привлечения иностранных экономических и ученых сил в страну: а) иностранцам дозволяется вступать в купеческие гильдии наравне с природными подданными империи. Лица, вступившие в означенные гильдии, пользуются всеми торговыми правами, предоставленными русскому купечеству*(1159). б) Иностранным ремесленникам дозволяется вступать в цехи, но временно*(1160). в) Иностранцы, имеющие в России фабрики и заводы, но не состоящие в гильдиях и не избравшие другого рода жизни, могут быть, однако, поставщиками изделий, производимых на их фабриках*(1161). г) Иностранные ученые, художники, торгующие капиталисты и хозяева значительных мануфактурных заведений могут быть причисляемы к званию почетных граждан на следующих основаниях: 1) оно даруется этим особам лично; 2) ходатайство о причислении означенных лиц к почетному гражданству предоставляется министерству по принадлежности; 3) почетное гражданство сообщается Высочайшим указом, объявленным сенату*(1162). д) Иностранцам предоставляется приобретать всякое движимое и недвижимое имущество*(1163). На основании закона 1865 г. иностранцы могут приобретать помещичьи недвижимые имения, расположенные в пределах России, как те, в которых крестьянский надел уже поступил в собственность крестьян, так и те, в которых обязательные отношения крестьян к владельцам не прекращены. Но в этом случае иностранцы подчиняются правилам, установленным в 1861 г. для русских подданных, не принадлежащих к потомственному дворянству, именно - одновременно с совершением акта на приобретение земли они обязаны предоставить водворенным на ней крестьянам в собственность усадебные и полевые земли и прочие угодья, составляющие по уставной грамоте их надел*(1164). Приведенное правило распространено и на русских подданных, владеющих в России населенными имениями и вышедших замуж за иностранца. Они также, по заключении брака, должны прекратить все обязательные отношения к себе крестьян*(1165). е) Иностранцы не устраняются от наследования имуществами, находящимися в России*(1166), ни от права делать в России завещания, которые свидетельствуются общим порядком*(1167). 2) Русское законодательство признает также действие иностранных законов, определяющих личное положение иностранца, находящегося в пределах России. Так, напр., иностранные дворяне, подданные других государств, не подвергаются телесному наказанию, если они докажут свое дворянство*(1168).
§ 350. Предоставляя иностранцам приобретение и пользование гражданскими правами, законодательство ограничивает их права относительно государственной и общественной службы, хотя и в этом отношении иностранцы пользуются значительными льготами. Так, иностранцы, без перемены подданства, могут быть принимаемы на военную службу*(1169). Поступление на гражданскую службу иностранцам воспрещено*(1170), хотя и здесь допущены некоторые изъятия, разрежающие принимать их на различные виды гражданской службы, напр. по ведомству министерства народного просвещения. То же начало, но полнее, проведено при издании земских положений и городового положения 1870 г.; именно - иностранцы, не присягнувшие на подданство России, исключаются из участия в выборах как по земским учреждениям*(1171), так и по городским*(1172). Означенное правило применяется и к составлению списков присяжных заседателей. Первым условием для внесения сюда закон выставляет состояние в русском подданстве*(1173).
Том II. Органы управления
Предисловие
Желая представить, по возможности, подробную разработку наших государственных учреждений, я решился разделить учение об органах управления на два тома. Предлагаемый том содержит в себе общее учение о должностях и обозрение высших государственных установлений. Третий том будет заключать в себе обзор установлений местных и учение о службе гражданской.
Конечно, и при этом объеме в курсе моем могут найтись пропуски и недостатки. Извинением их отчасти может служить отсутствие монографических работ и кодификационные несовершенства нашего законодательства. Я буду ожидать указаний на недостатки моего курса, чтобы иметь возможность исправить их при втором издании тома, если оно понадобится.
Считаю долгом принести искреннюю мою благодарность лицам, сообщавшим мне различные сведения относительно современного состояния наших государственных установлений. Значительную помощь оказали мне также предшествовавшие труды моих товарищей: И. Е. Андреевского и A. B. Романовича-Славотинского.
А. Градовский
15 октября 1876 г.
С.-Петербург.
Книга первая. Существо и классификация государственных должностей
§ 1. Учение о государственном управлении есть учение об осуществлении верховных прав, принадлежащих государственной власти, и тех целей государства, к достижению которых оно стремится*(1174).
В государствах конституционных учение об осуществлении верховных прав государственной власти не может быть подведено под общее понятие управления, вследствие разграничения законов и распоряжений, прав законодательной и прав административной власти, причем права законодательной власти предоставляются совместному осуществлению главы государства и народного представительства; вот почему там учение об осуществлении прав законодательной власти входит в учение о государственном устройстве, составляя как бы часть основных законов страны. Напротив, в монархиях неограниченных, где права законодательной и административной власти соединены в одном лице, где между законодательными и распорядительными установлениями гораздо труднее провести черту различия,- учение об осуществлении как прав законодательной, так и прав административной власти может быть соединено. Таково основание, по которому в этой части нашего курса мы будем говорить как о тех учреждениях, которым вверено осуществление разных административных задач, так и о тех, которые участвуют в составлении и обсуждении законов*(1175).
§ 2. Учение об управлении, как мы сказали, есть, кроме того, учение об осуществлении целей, преследуемых каждым государством. В этом отношении должно точнее определить задачу государственного права. Учение об осуществлении государственных целей может быть рассматриваемо, с одной стороны, с точки зрения практических мер и способов, необходимых для достижения разных целей государственного управления; учение об этих практических мерах и способах и составляет науку об управлении, или полицейское право. Государственное право, принимая также в расчет те цели, к осуществлению которых стремится государство, не говорит, однако, о практических мерах к их осуществлению. Оно имеет в виду: во-первых, распределение этих задач между разными государственными установлениями, и, во-вторых, организацию установлений, соответствующую предположенным целям.
Не подлежит сомнению, что организация установлений, на которых лежат чисто исполнительные задачи администрации, должна быть иная, чем устройство мест, в руках которых находится власть действительного управления тою или другою частью; что устройство административных органов должно быть иное, чем устройство органов законодательных. Но правильная организация государственных установлений, определение их юридического положения, их отношений к верховной власти и к обществу невозможны без уяснения идеи государственных учреждений вообще. Смысл и значение всех государственных установлений определяется идеею должности (officium, Amt), выражением которой являются отдельные учреждения. Уяснению этой идеи, как в теоретическом ее определении, так и в историческом развитии, будет посвящена эта книга.
Глава первая. О государственных должностях вообще
§ 3. Государственная должность, в современном смысле этого слова, есть постоянное установление, предназначенное к непрерывному осуществлению определенных целей государства*(1176). Рассматривая это определение, мы находим:
1) что государственная должность есть установление постоянное, по крайней мере созданное законом в смысле постоянного. Этим признаком права и обязанности, соединяемые с должностью, отличаются от случайных и временных поручений (комиссий), которые всякое частное лицо может получить от государственной власти. Таковы, например, поручения, даваемые известным медикам, - исследовать санитарные условия той или другой местности; ученым - исследовать состояние школьного дела за границей и т. д.
2) должность предназначена к осуществлению определенных задач государства. В понятие должности входит, в качестве существенного, признак круга ведомства (компетенции), т. е. определенной области задач, возложенных законом на данное установление до тех пор, пока они, в силу нового закона, не будут переданы иному установлению. Через подобный акт законодательной власти, заведование данным кругом дел становится исключительным правом установления, которое может требовать от других мест и лиц невмешательства в его область. Компетенция государственных учреждений определяется основаниями троякого рода, именно: а) родом дел, предоставляемых установлению. В силу этого основания мы различаем три большие отрасли государственной власти: законодательную, судебную и административную, с подразделениями последней. Это так называемая объективная или реальная компетенция. б) Компетенция определяется также пространством действия власти (общегосударственные, местные установления). в) Наконец, она определяется взаимным отношением высших и низших установлений одной и той же отрасли управления или суда (иерархическая компетенция).
3) Государственные должности предназначены к осуществлению известных целей государства, как определенного юридического лица, как политической общности данной массы людей. Этот признак ведет к важным последствиям. Предназначенные к осуществлению целей государства, в его отличие от других общественных союзов, государственные должности противополагаются:
а) должностям общественным. Каждая сложная и постоянная форма человеческого общения имеет свои определенные и также постоянные задачи; поэтому каждая из них нуждается и в своих должностях. Таковы: церковь, общины, сельская и городская, другие общественные единицы.
Церковь издавна выработала систему своих должностей; в иных церквах система эта так же сложна, как система должностей государственных. Признавая принцип разделения церкви и государства, необходимо стремиться и к отделению церковных должностей от правительственных. Разделение это, в принципе, должно бы руководствовать всеми законодательствами европейских государств, особенно тех из них, где признается свобода вероисповеданий. Но под влиянием весьма сложных исторических обстоятельств, рассматривать которые здесь не место, европейские законодательства, в большинстве случаев, далеки от осуществления этого начала. Там, где имеются государственные церкви, где государственной власти принадлежит некоторое главенство над церковью, существует и тесная связь между установлениями церковными и государственными. В Англии духовные должности входят в состав государственных. В России духовенство не считается состоящим на государственной службе. Но духовные установления (Синод) отнесены к разряду государственных, и лица прокурорского при них надзора, чины канцелярий пользуются правами службы государственной. Прусское общее Земское улож. причисляет духовных лиц признанных и покровительствуемых государством вероисповеданий к лицам, состоящим на государственной службе. Ронне, комментируя это постановление, замечает, что отсюда никак не следует, чтобы духовные принадлежали к непосредственным*(1177).
Общественные должности, поскольку они осуществляют цели данных общественных единиц, отличаются от установлений государственных. Но из этого, конечно, не следует, чтобы на них не могло быть возлагаемо осуществление целей государственных. Для достижения государственных целей, особенно по части внутреннего управления, при современном развитии общественных потребностей, недостаточны средства установлений правительственных. Задачи общественного призрения, народного образования, медицинской помощи, народного продовольствия и т. д. требуют совместного действия сил правительственных и общественных. Правительства современных государств Европы призывают последние к участию в главных отраслях внутреннего управления. В компетенции сельских и городских общин, окружных и провинциальных установлений, можно различить два рода прав и обязанностей: одни из них вытекают, так сказать, из внутренних потребностей этих корпораций и союзов; другие возлагаются на них государством, ради общих административных удобств. Так, различается естественная компетенция общественных установлений от компетенции возложенной или перенесенной*(1178). То, что мы называем самоуправлением, имеет в виду двоякую цель: 1) дать возможность различным общественным организмам осуществить свои, им присущие цели; 2) организовать участие общества в государственной администрации. Передавая органам самоуправления часть своих задач, государство должно дать и дает им определенное юридическое положение, создает из них действительную власть с особыми правами и обязанностями. Из этого следует, что учение об органах самоуправления входит в круг государственного права, в общее учение об управлении. Но это не уничтожает различия между должностями государственными, построенными на непосредственной делегации от верховной власти, и органами самоуправления, члены которого, по общему правилу, не пользуются правами государственной службы.
б) В силу того же принципа, не могут считаться государственными должностные лица, предназначенные исключительно для личных услуг монарху. Государственное право европейских государств признает, однако, публичный характер за известными должностными лицами, состоящими при особе монарха и совокупность которых образует Двор. Это отступление объясняется тремя основаниями: 1) желанием окружить монарха особым почетом и блеском; 2) тем, что в организации монархических государств сохранились еще предания старого времени, когда придворные должности имели общегосударственное значение; 3) тем, что с придворным управлением соединяется иногда заведование разными предметами, имеющими общегосударственное значение (театры, музеи, библиотеки и т. д.).
4) Должности, имея своим назначением осуществление государственных целей, не могут быть рассматриваемы как пассивное орудие личных целей того или другого представителя власти. Нравственное существо должности выражается в сознании должностного лица, что оно служит высшим интересам политического общества, интересам, независимым от частного произвола. Это сознание сообщает должности и занимающему лицу действительный авторитет и направляет последнее к исполнению лежащего на нем долга.
Свое юридическое выражение и обеспечение эта идея находит в том, что задача, права и обязанности должностных лиц определяются законом, являющимся нормою правительственной деятельности. Конечно, принцип подчинения должностных лиц только закону может быть проведен далеко не во всех частях правительственного организма. Полное свое применение он может и должен найти в области судебных установлений. Суд не может быть направляем инструкциями начальствующих. В области административной, где право распоряжений имеет свое разумное и законное основание, деятельность должностных лиц направляется инструкциями и циркулярами высших властей. Но из этого не следует, чтобы право распоряжений могло наносить ущерб верховным правам закона. Согласие распоряжений с законом поддерживается, как мы видели, началом закономерного повиновения и ответственностью служащих.
5) Последний вывод является результатом предыдущего. Должностное лицо, осуществляя государственный интерес и действуя на основании закона, является не пассивным исполнителем чьего-либо личного поручения. Определенная отрасль государственного управления вверяется ему для самостоятельного осуществления указанных задач. Государство требует от него самостоятельных служебных актов, совершаемых им в пределах закона и под своею ответственностью.
§ 4. Система государственных должностей, в том виде, как она существует в настоящее время, есть результат долгого исторического процесса. Развитие ее находится в тесной связи с развитием самого государства. Элементы этой истории представляют повсеместно некоторые общие черты, но в частностях история каждого государства представляет известные особенности. Наиболее резкое различие представляет история должностей в Западной Европе и в России. Основанием этого различия является капитальный исторический факт - существование феодализма на западе Европы и отсутствие его в России. Этим фактом определяется ход развития государственных установлений на западе и востоке Европы; поэтому история должностей здесь и там требует отдельного рассмотрения. Из этого, конечно, не следует, чтобы развитие русских установлений не находилось под влиянием учреждений западных, особенно с Петра Великого. Результаты этого влияния будут указаны в своем месте.
Глава вторая. Развитие должностей на западе Европы
§ 5. Система государственных должностей на западе Европы вообще является результатом победы королевской власти над элементами феодального общества. Французская революция только довершила дело королей и видоизменила характер государственной службы, но, в общих чертах, чиновничество осталось тем, чем оно сделалось во время борьбы королевской власти с феодализмом. Условиями этой борьбы, - следовательно, силою феодализма - с одной, напряжением королевской власти и дружественных ей сил, с другой стороны - определялась и организация должностей.
Не везде этот процесс имел совершенно одинаковые исходные точки и привел к одинаковым результатам. В Англии нормандское завоевание не принесло с собою феодальной системы в том виде, как она господствовала на континенте. Вильгельм-Завоеватель объявил себя полным господином всей земли*(1179). Затем, рознь победителей и побежденных заставляла тех и других искать спасения в силе королевской власти. Поэтому личное управление короля через его непосредственные органы отличает эпоху первых нормандских королей. Нормандское государство видело сильное развитие бюрократии в то время, как феодальная Европа с презрением смотрела на центральную власть. Смутное время короля Стефана*(1180) расшатало прежнюю систему. Вассалы почуяли свое значение, и Англия увидела даже господство кулачного права. Но первые Плантагенеты*(1181) снова подняли значение короны, и централизация, особенно при Генрихе II, сделала быстрые успехи*(1182). Борьба вассалов и народа с Иоанном Безземельным*(1183) повела к изданию Великой хартии вольностей в 1215 году. Но Великая хартия не ослабила монархического принципа; она ввела его только в законные границы*(1184). Несмотря на смуты несчастного времени Генриха III*(1185), королевская прерогатива вышла непоколебленною из борьбы и дала свои плоды в знаменитую эпоху трех Эдуардов*(1186). Эдуард I и его преемники опирались на новую силу - "среднего рыцарства" в графствах, в противоположность великим вассалам короны*(1187). При взаимодействии этих сил в английском праве утвердились следующие начала: 1) король есть первый магистрат нации и источник всех других властей*(1188); 2) поэтому всякая должность есть королевская комиссия, отправляемая для общих государственных целей*(1189); комиссии даются лицам, как бы заранее рекомендованным короне по их общественному положению и отправляющим свою службу безвозмездно; эта система почетных должностей есть основа английского самоуправления*(1190); 4) должностные лица действуют на основании закона*(1191), под контролем независимого суда и парламента. Этими началами определяется государственный характер английских должностей, основанных на обычном праве (common law). Конечно, в последнее время и бюрократическая система сделала успехи в этом отечестве самоуправления*(1192), но совокупность весьма многочисленных административных должностей не сведена еще в цельную систему и не подчинена общим началам, способным иметь влияние на прочие государства Европы. Ниже мы возвратимся еще к этому вопросу.
§ 6. История должностей на континенте Европы зависела главным образом от комбинации общественных ее условий. Политические учреждения отражали на себе склад общества, которому они служили. Общественные условия континентальной Европы сложились под влиянием феодальной системы.
Два начала, одинаково важные, лежат в основании этой системы: 1) соединение прав государственного верховенства с землевладением; 2) отсутствие верховных прав в иерархических отношениях феодальных владельцев. Каждый владелец был суверенен в пределах своей территории*(1193); права верховенства составляли как бы часть его поземельных прав*(1194). С другой стороны, над вассалом не было власти суверенной; король, глава феодальной иерархии, не имел прав государя. Его сюзеренитет был совокупностью довольно скромных и весьма условных прав*(1195). Если он и имел державные права, то они простирались исключительно на его домены, коронные владения.
Соединенные с частным правом, верховные права в феодальную эпоху осуществлялись на началах частного хозяйства, поэтому и администрация носила вотчинный характер. Вся система должностей была соединена с двором владельца, и придворные должности были органами управления. Таковы должности коннетабля, канцлера, сенешаля, кравчего, ловчего и т.д.*(1196). Не должно, впрочем, думать, чтобы эта придворная администрация делала местного "государя" действительным главою управления. Этому противоречило бы все существо феодализма. Если большие коронные вассалы стремились расширить свои верховные права на счет власти короля (Франция) или императора (Германия), то вассалы второй руки поступали так же со своими сюзеренами. Права и обязанности суда, полиции, воинской власти, финансового управления соединялись с местным землевладением. Придворные должности связывались с важнейшими аристократическими родами. Права администрации и суда соединялись в руках вассалов второй и третьей степени, которые и были настоящими господами массы, заслоняя ее от короля и даже больших вассалов. Этого мало. Верховные права, поскольку они оставались в непосредственном распоряжении государей и крупных вассалов, отдавались сами по себе в лень, ввиду доходов, соединенных с отправлением должности. Государственное начало, выработанное и оставленное в наследство Европе Древним Римом, рассеялось в массе феодальных участков, так сказать материализовалось, по удачному выражению Лафферьера*(1197). От этой материализации не ушла сама церковь.
§ 7. Этими данными определился процесс образования новой королевской власти, отразившийся и на развитии системы государственных должностей. Процесс этот слагался из следующих моментов:
1) постепенной конфискации верховных прав феодальных владельцев в пользу короля, следовательно в постепенной концентрации политической власти;
2) подчинения королям всей массы народонаселения, которая через это была эмансипирована от местной зависимости;
3) распространения действия королевских установлений и должностей на всю территорию, с устранением местных правительств от задач управления*(1198).
В связи с этим процессом и история должностей представляет несколько резко определенных моментов. Первый момент соответствует той эпохе, когда королевская власть не выделилась еще из массы феодальных установлений, как учреждение sui generis. Второй соответствует эпохе постепенного развития и торжества королевской власти. Третий - эпохе образования правомерного государства, торжеству конституционных начал.
§ 8. Во время полного и бесспорного господства феодальной системы, когда короли входили, так сказать, в состав феодального общества, должностные лица, окружавшие короля, находились в одинаковом положении со слугами всякого вотчинника. Они были слугами короля, Защита его личных прав, попечение об его личных интересах были их единственною задачею. Начала вотчинного государства проникали королевскую администрацию так же, как и администрацию каждого феодального владельца.
Положение ее видоизменяется с переменою отношений королей к феодальному обществу, с того времени, как они выступили против него во имя новых идей. Для преобразования этих отношений, королям нужно было найти для себя точку опоры сие феодального строя. Первоначально эта точка опоры указана была церковью. Она выдвинула вперед некоторые нравственные требования, извлеченные из священного писания. Так она провозгласила обязанность короля защищать слабых против сильных и т.п.*(1199). Как ни общи были эти требования, но они имели огромное значение для зарождавшейся государственной власти. Они возвысили королевскую власть над их прежним вотчинным миросозерцанием; они расширили их требования по отношению к вассалам, показав всю недостаточность номинального "сюзеренитета" для осуществления новых задач. Короли начинают сознавать иное свое призвание, становятся на служение новой идее*(1200).
Но решительное влияние на преобразование королевского управления имела внутренняя борьба элементов феодального общества, т. е. движение общие. Из-под феодальной иерархии вдруг высвободилась новая сила, непохожая на "вассальство", объявила последнему непримиримую войну и заключила союз с королевскою властью. Это движение имело важные последствия. Во-первых, оно подорвало могущество феодальной аристократии и тем облегчило задачу королей. Во-вторых, оно дало новое, реальное основание для королевской власти. До сих пор король стоял во главе феодального общества как его бессильный сюзерен. Движение общин выдвинуло вперед нацию*(1201), становясь во главе которой короли превращаются в действительных государей. Они могут уже противополагать задачи своего правительства частным интересам, во имя общего блага. В-третьих, развитие городского самоуправления имело неотразимое влияние на политическое развитие Европы. В их среде практически и даже теоретически выработались новые начала государственного управления. Здесь, в противоположность феодальному порядку, общий интерес в первый раз выступает на первый план. Власть впервые делается общественною и ответственною должностью. Оживление торговли и ремесел, образования, изучение римского права, сложные отношения и новые потребности, неизвестные первобытному "хозяйству", повели к уяснению новых отраслей администрации. Новая организация суда, сложные полицейские установления, мудрое финансовое управление - все это родилось в городах*(1202). Если города не могли остаться полунезависимыми государствами, если они должны были подчиниться требованиям более широкого национального единства, то выработанные ими начала и учреждения не умерли. Они были внесены в новое государство общественным классом, вышедшим из городов, буржуазиею, составлявшею долгое время опору королевской власти*(1203).
§ 9. Под влиянием нового движения зарождается и укрепляется идея государственных должностей. Должностные лица остаются слугами короля, в том смысле, что они видят в силе королевской власти точку опоры для разрешения всех общественных и политических вопросов своего времени. Они понимают, что только королевский суверенитет может подчинить себе и объединить все элементы общества; они проповедуют безусловное повиновение власти короля потому что в этом повиновении - опора их собственной власти. Все усилия их направлены к тому, чтобы утвердить в общем сознании суверенитет короля; королевская власть выводится из слов священного писания, из мнений римских юристов и из философских соображений*(1204). Полное и ясное отражение этих идей можно найти в знаменитом сочинении Бодена*(1205). Здесь впервые представляется полное и всеобъемлющее учение о суверенитете*(1206) и о государственных должностях, как органах этого суверенитета. К этим светским, так сказать, условиям возвышения королевской администрации, в значительной части Европы присоединились и религиозные. Реформация в своей борьбе с папским престолом опиралась на светскую власть, которую она старалась возвысить всеми силами*(1207). Поэтому абсолютизм сделал большие успехи в протестантских государствах континентальной Европы.
Но во всех этих аргументах проглядывает новое стремление. Королевская власть, в глазах новых ее слуг, является как бы средством для осуществления разнообразных задач государства. На место прежнего вотчинника становится носитель известной идеи. Он служит ей вместе с органами своими - должностными лицами. Правительственное всемогущество является средством обеспечения благосостояния и безопасности государства*(1208). Новое чиновничество воплощает в себе идею полицейского государства.
§ 10. Проявление и применение этой идеи были весьма различны. Она сослужила большую службу народным интересам. Но в дальнейшем развитии обнаружились ее несостоятельность и великий практический вред.
С одной стороны, в убеждениях должностных лиц и в науке утверждается начало, что должностное лицо есть нейтральный и бесстрастный орган государства. В XVII столетии Myler ab Ehrenbach в сочинении своем Hyparchaeologia писал: "magisratus sive officialis est praefectus societatis, cui a majestate, aut ab eo qui publica regendi potestate pollet, sub certo salario concessa est potestas de negotiis reipublicae cognoscendi, judicandi etc... ad utilitatem regendae reipublicae, ut ipsum imperantem in oneribus reipublicae sublevet"*(1209).
Согласно этим началам, совокупность государственных должностей явилась особым организмом, а совокупность служащих, особым общественным классом, с своими правами и обязанностями*(1210). Эта общественная сила в свое время много сделала для утверждения новых государственных начал. Но невыгодные стороны полицейского государства не замедлили обнаружиться.
§ 11. Разложение начал государственной администрации в эпоху, предшествовавшую Французской революции во Франции и революционному движению XIX ст. в остальных государствах западной Европы, зависело от многих причин.
1. Начало правительственного всемогущества, как средства государственного благосостояния, было оружием чрезвычайно опасным. Оно давало хорошие плоды только в руках таких людей, как Кольбер, Фридрих II и т. д. В руках же дюжинных представителей государственной силы оно сделалось средством обеспечения не всеобщего блага, a казенного интереса, которому приносились в жертву самые законные частные и общественные интересы. Сила бюрократии долгое время подавляла развитие общественных сил. Она не знала общественного контроля и не останавливалась пред чьими-нибудь правами. Особенно печальны были последствия этого порядка вещей во Франции. Один из лучших историков французского права замечает следующее: "Ничто так не способствовало к подавлению и порче нации, никакая сторона не действовала так могущественно на соседние государства, как пример, подаваемый им полным развитием господства чиновничества (Beamtenherrschaft) во Франции. Ни одно государство не наметило так скоро основные черты централизации и не допустило поглощения всей жизни государства чиновничеством, как Франция"*(1211).
2. Понятно, само собою, что при всемогуществе государственных должностей деятельность их не могла быть подчинена строгим, законным нормам. Господство закона - вещь неслыханная в дореволюционной Европе. То, что считается теперь отличительным признаком правомерного государства: отличие закона и административного распоряжения, не могло установиться при старом порядке. Инструкции, предписания, распоряжения занимали место закона, подчиняя себе волю служащего*(1212).
3. Магистратура и бюрократия, некогда союзники королевской власти, добровольно наложившие на себя долг безусловного повиновения, скоро сделались пассивными орудиями в руках высшего правительства. Положение служащего не было обеспечено. Произвольные смещения и другие меры, столь же произвольные, обратили служащего в "слугу" в худшем смысле этого слова. Недаром раздались в это время горькие жалобы такого человека, как Мозер*(1213).
4. Хотя начало новой системы должностей и образовалось в противоположность вотчинному началу, но в свою очередь оно приняло в себя некоторые элементы вотчинного права. Одним из таких явлений была продажность должностей, развившаяся как во Франции, так и в Германии*(1214). По некоторой иронии судьбы, некоторые писатели даже защищали продажность должностей*(1215); действительно, она была некоторым оплотом против произвола в распоряжении судьбою служащих.
§ 12. Политическое движение, начавшееся на континенте Европы с 1789 года, обновило начала государственной администрации в монархических государствах. Процесс перерождения должностей зависел от следующих условий: 1) от признания определенных прав личной свободы граждан, прав, занесенных в основные законы страны; 2) от разделения властей законодательной, судебной и административной; 3) от установления новых оснований ответственности администрации при неответственности главы государства.
§ 13. Признание прав личной и политической свободы граждан видоизменило положение администрации во многих отношениях. Провозглашением свободы промыслов, печати, совести и передвижения, установлением мер против произвольных арестов, самовольного отчуждения частных имуществ и т. д.- были определены более точные границы государственной власти вообще. Изменились формы деятельности государственной администрации и, отчасти, предмет ее. Администрация не могла уже позволять себе тех произвольных мер над личностью и собственностью гражданина, как прежде; явились такие общественные сферы, где правительственное вмешательство значительно уменьшилось, а права личной предприимчивости усилились. До 1789 года отношение государства к управляемой массе фактически определялось как отношение казенного, правительственного интереса, защищаемого всемогущею администрациею, к интересу частному, терпимому в весьма узких пределах. С 1789 г. понятия об "общем интересе" изменились и расширились. Вместе с тем установилась и утвердилась, под влиянием политической свободы, большая связь между администрациею и обществом. Постепенно развивавшееся право граждан на участие в государственном управлении, влияние народного представительства, вносило в государственную администрацию новые и важные интересы. XIX ст. видело и видит быстрое развитие задач внутреннего управления, тогда как старое государство жило фискальными, узкополицейскими и внешними политическими интересами. Развитие промышленности, раздоры между трудом и капиталом, рабочий вопрос, банковое дело, задачи общественной гигиены, народного продовольствия и образования, железные дороги, телеграфы - все это потребовало сильного развития средств внутреннего управления. Вместе с тем и администрация получила, в значительной степени, общественный характер. Должность сделалась не только политическою, но и общественною функциею, и служба получила значение общественного призвания. Вместе с идеею государства и понятие должности обогатилось новым содержанием; оно сделалось и самостоятельнее, т. е. менее зависимым от исключительно политического интереса. Деятельность служащего не только de jure, но de facto может направляться не только правительственными соображениями, но и интересами общественной жизни*(1216).
§ 14. Торжество новых начал влияло на утверждение начал законности в управлении. Они нисколько не устранили административных распоряжений, направляющих деятельность разных органов управления. Напротив, новый порядок, проведя определенную черту различия между законодательною и исполнительною властью, указал последней ряд самостоятельных задач с правом самостоятельного их осуществления. Самостоятельное же административное действие немыслимо без права распоряжения, в котором выражается воля исполнительной власти. Но вместе с признанием свободы администрации явилась необходимость поставить ее в законные пределы, подчинить ее законам, определяющим компетенцию властей и права частных лиц.
Соглашение права распоряжений с силою закона есть одна из важнейших задач современного европейского государства. Для разрешения этой задачи установляется между прочим принцип юридической ответственности администрации за ее действия, противные закону*(1217). Начала этой ответственности ни в чем не напоминают ответственности должностных лиц старого порядка.
При старом порядке, допускавшем смешение законодательной и исполнительной властей, когда между волею главы государства, выразившейся в законодательном порядке, и тою же волею, проявившеюся в порядке исполнительном, нельзя было провести строгого различия, нельзя было и говорить об ответственности администрации пред законом. Речь могла идти только об ответственности за неисполнение воли главы государства или высшего правительства, в какой бы форме она ни выразилась. Только с выделением закона и законодательной власти явилась возможность установить особую ответственность должностных лиц пред законом. Она должна была получить и особый характер.
С установлением начал законного управления установляется и принцип самостоятельной ответственности администрации за ее действия. Монарх как глава государства, т. е. как вершина и законодательной и административной властей, выделяется из правительственного организма и покрывается фикциею непогрешимости и безответственности. Вся тяжесть ответственности падает на советников короны и на подчиненную администрацию.
Принцип самостоятельной ответственности администрации проводится в следующих отношениях: 1) высшие представители административной власти ответствуют за законность распоряжений, исходящих от короны и скрепленные (контрасигнированные) ими; 2) они ответствуют за собственные распоряжения, издаваемые в силу данных им прав; 3) подобно тому, как советники короны не могут быть покрыты безответственностью короля, подчиненные органы администрации не могут быть покрыты ответственностью своего начальства. Лицо, исполнившее незаконное предписание, отвечает наравне с лицом, давшим его; 4) наконец, каждое должностное лицо отвечает за собственные свои распоряжения.
Начало самостоятельной ответственности устранило принцип пассивного повиновения из области администрации, заменив его началом повиновения закономерного. Вместе с тем должность, в принципе по